Небольшое предисловие. Текст длинный, не смешной (но и не грустный)) и довольно личный. Но, с другой стороны, вообще никакого шок контента, разоблачений и признаний в нем тоже нет. Я написала его для себя под замок, но потом почему-то решила - пусть будет в публичном доступе. Наверное, мне так надо. Ну а вы смотрите - запросто можно его и не читать))

********
Километрах в двадцати от Москвы, зажатый между железной дорогой и узким, разбитым, вечно изнывающим в пробках шоссе, стоит этот маленький – меньше спального района Москвы - снулый городок.

Не имеющий ни четких границ, ни мало-мальски сносного плана, этот городок незаметно начинается из череды придорожных магазинчиков «шаурма-автозапчасти» и разношестных, несуразных частных домов за глухими заборами.

И не было бы мне никакой нужды ехать сюда этим вечером, если бы не одна печаль – человек, близкий и важный, по нелепой череде случайностей застрявший в ЦРБ этот крохотного городка – человек, которого мы не можем ни забрать, ни перевести, ни даже навестить. И потому теплым сиреневым вечером я сквозь пробки (и откуда ж их тут столько, карантин же!) с пакетом нехитрых больничных удовольствий – пеленки, салфетки, вода – продираюсь по колдобистому, в любое время года неопрятному, нелюбимому мной шоссе. По обеим сторонам дороги тянутся ржавые гаражи, какие-то серые склады – ну почему же эти места всегда выглядят так сиротливо, ну? - даже сейчас, в самое жизнеутверждающее время года.

И вот дорога делает зигзаг и выруливает на небольшую площадь – посередине этой площади стоит круглая клумба, а на ней – зеленый маленький истребитель с красными звездами на крыльях. Самолетик этот, видимо, столько раз был перекрашен, что края его уже слегка поплыли, как у наполовину обсосанного леденца. Он стоит на крошечной площади, задрав к небу задиристый нос, а я смотрю на него – и вдруг, неожиданно, непредсказуемо, невыносимо меня захлестывает волна воспоминаний. Я смотрю на этот самолетик и вижу его – зимой, с шапкой снега на остром носу; осенью – мокрого, с налипшими на него жёлтыми березовыми листьями; летом, в дрожащем мареве раскаленного воздуха. Я же забыла – я же столько раз проезжала мимо него в детстве, огибая его именно по этой дуге!

Я сбавляю скорость и медленно еду по сонному весеннему городку, а мой мозг разрывается от ослепительных флеш-бэков. Вот среди новодельных магазинов мелькает старая стеклянная витрина – ну конечно, тут же была сберкасса! И мы с моей подружкой Анькой тащим сюда огромную банку до-деноминационных рублей – чтобы поменять их на новые красивые деньги. Какой это год? Раз деноминация – значит 98, получается? Мне, значит, 12?

А вот и центральная площадь, здание администрации с колоннами – мы с Анькой чертим тут огромные классики и самозабвенно скачем в них целый день напролет. Я была здесь много раз! Я столько каникул, столько выходных провела в этом городке. Моя счастливая память просто взяла целиком этот городок, обернула целлофаном и убрала его весь - с самолетиком, со сберкассой и классиками – куда-то на самый верх, туда, куда обычно я со своим ревизиями не добираюсь.

А раз этот городок существует – значит где-то тут, совсем рядом существует и тот двор. Память услужливо подкидывает мне цвет, запах и звук – скрипящие качели, покрытые многослойной разноцветной краской – ковырни ногтем и узнай, какого цвета они были в прошлом и в позапрошлом году. На этих качелях Анька учила меня крутить солнышко – а я отчаянно завидовала ее бесстрашию, но сама так и не смогла перебороть себя и докрутить это сладкое и жуткое движение. Упругий бок покрышки, наполовину вкопанной в землю – мы перебирались по этим покрышкам через потоки лавы и непокорные, опасные горные реки. За качелями и покрышками – забор, а за ним – таинственный тенистый заброшенный детский сад. Мы никогда там не лазали. Говорят, там человека мёртвого нашли. Или собаку. Жутко. Там дальше, за садом – вообще неизвестно что. Может, джунгли с крокодилами. А может, вообще край земли – опустишь голову, а там – слон, черепахи и бесконечный космос.

И тут – я даже притормаживаю слегка, вызывая недоумение у едущих позади машин – я вспоминаю еще кое-что очень важное. Ведь именно этот двор много лет, уже после того, как перестала в нем бывать, был центром одной моей жгучей, мучительной не то мечты, не то фантазии, о которой я также впоследствии напрочь забыла. В этой фантазии я должна приехать в этот двор взрослой, обязательно – на большой машине. Заново вспомненная, эта картина разворачивается у меня в голове тысячей крохотных, тщательно прорисованных деталей - совершенно точно я должна быть в темных очках и в таком специальном белом платке, завязанном назад, как у Одри Хепберн. У меня гладко уложенные волосы, а еще ярко-красные, четко очерченные губы. Я взрослая и красивая.

Несколько лет – подумать только! – я представляла до мелочей, как въезжаю в этот двор, паркую машину, иду, стуча каблуками, к пропахшему картошкой подъезду, сажусь на лавку у него. Я достаю тонкую сигарету, прикуриваю и начинаю ждать. В моем воспоминании я сижу и жду, и жду, и курю – потому что рано или поздно из подъезда выйдет эта женщина - должна же она когда-нибудь выйти, правда же? И вот она выходит. Чешет запястье – у нее всегда была отвратительная привычка чесаться. Видит меня - останавливается и нервно облизывает заед в углу рта. А я молча курю. Курю, курю, потом метким щелчком выкидываю бычок в ржавое ведро, всегда стояще у лавки вместо мусорки, встаю и ухожу. И больше никогда не возвращаюсь в этот долбанный двор.

Милосердная память, сколько ещё странного и причудливого спрятано внутри меня от самой себя? Сколько людей носят зарытыми в себе собственные тайны?

И вот, я отвожу пакет в больницу и оставляю его на подоконнике приемного отделения – дальше никому дороги нет. Немного хожу вокруг малюсенького опрятного корпуса, заглядывая в окна, где люди в скафандрах заняты очень важными делами. Потом сажусь в машину – мою большую машину; открываю банку энергетика – я купила его, чтобы не заснуть в бесконечных пробках по дороге сюда. Делаю гулкий глоток, завожу машину, резко сдаю назад – иииии. будь что будет, не найду - так не найду, но хоть попытаюсь. И вот я мчу по сонным сиреневым дворам городка, сворачиваю направо и налево, я точно помню, как выглядит улица, я даже, кажется, помню ее название. И вот она - железнодорожная станция, мы частенько приезжали сюда на электричке, дальше дорогу я помню еще лучше. Ну надо же, как тут все застроили за 18 лет. Поворот, поворот, немного прямо, и – вот она, знакомая череда пятиэтажек. Я кое-как паркуюсь, хватаю банку энергетика и почти бегу во двор.

Двор, кажется, навсегда остался тем самым – моим и Анькиным миром, полным тайн и приключений. Только вот за забором, вместо заброшенного сада с джунглями и гориллами, теперь стоит огромная, нелепая новостройка, нависающая над дряхлыми пятиэтажками, пригибающая их к земле. Теперь уже абсолютно очевидно, что край обитаемого мира расположен не здесь. Я иду вдоль подъездов и устраиваюсь около одно из них – я совершенной не помню, какой из них мне нужен.

Эта женщина здесь больше не живет, я это знаю. И Анька тоже. Здесь вообще никого больше не осталось, кто мог бы знать меня. Чужой двор, чужой город, чужая жизнь. Я приехала сюда – взрослая и красивая, как и намеревалась. Только вот, сидя тут, потягивая омерзительный энергетик и думая о прошедших годах, я понимаю, насколько вот это всё – женщина, двор, моя нелепая фантазия – больше ни имеет никакого значения. Как это смешно и неважно – зачем-то ее найти, зачем-то на нее смотреть. Платок еще этот дурацкий с очками и помадой – да мне и не идут платки вообще, у меня вон – рыжее кудрявое гнездо на голове, презирающее любые средства укладки. Вот разве что машина большая, это да. Я сижу и думаю, что мечты сбываются почти всегда. Просто иногда получается вот так. И даже больше – какое счастье, что она не сбылась точь-в точь как мечталась, как это было бы странно, смешно и нелепо. И как моя сегодняшняя жизнь несоизмеримо больше и объемнее, и есть вещи куда более важные – да вот хоть взять того моего человека в закрытом отделении ЦРБ. Или другие мои, действительно важные для меня люди – за каждого из которых у меня рвётся сердце от волнений. А эта женщина – да дай ей Бог здоровья и долгих лет жизни! – вообще не имеет ни значения, ни смысла, ни имени. Значение имеют мои детские воспоминания, которые я, борясь сама с собой и с этой женщиной, закопала настолько глубоко в недрах памяти, что чуть не потеряла вовсе. И сейчас, по странному стечению обстоятельств, нашла все и сразу – как забытую коробку пыльных фотографий на антресолях.

Я пью отвратительную зеленую жижу, глядя на чей-то подъезд, а за моей спиной – две девочки, я и Анька, строят снежную крепость, прыгают по автомобильным покрышкам, дерутся с мальчишками из соседнего двора, закапывают секреты, собирают подорожник для ободранных коленок.

Я делаю последний глоток и закидываю банку в ржавое ведро, всегда стоящее у лавки вместо мусорки, встаю и ухожу, чтобы больше никогда не вернуться в этот долбанный двор. А девочек я забираю с собой и больше их не отпущу.

Иду к машине, а внутри меня с треском распускаются и рвутся толстые, замшелые канаты, про которые я забыла, к которым я привыкла, но которые, оказывается, столько лет не давали мне нормально дышать.

https://mrs-ulcus.livejournal.com/38055.html

Ох, неспокойное сердце, уймись, никакого нет с тобой сладу.
Еле оправившись от свалившейся на меня нежной любви к Бангкоку, умудрилась закрутить короткий роскошный роман со страстным, жарким южным красавцем. Целых пять дней провела я в объятиях красочного, яркого, умного, ироничного, жгучего, щедрого Стамбула.

Да и как было устоять? Если уж Стамбул взялся очаровать и обольстить – не поддаться его обаянию может разве что слепоглухонемая бетонная плита. Что уж говорить о трех девушках, приехавших на Босфор в конце мая – время, когда голова и так-то еле держится на плечах и норовит потеряться от каждого куста сирени и от каждого порыва теплого ветра?
Всего за пять дней роман прошел все стадии от кокетливого «Ах, ну что же Вы такой громкий и настойчивый!» до «Ты только подожди, я вернусь скоро!».

Стамбул потрясающий - со своим круглосуточно пульсирующим Босфором; с хаотичным наслоением эпох и народов; с горизонтом, из-за множества минаретов похожим на кардиограмму; с пятиразовым намазом; с собаками, чайками и кошками, с мусором и морем.

Стамбул за несколько дней сделал со мной невероятное – научил не спешить и смотреть. Меня! – человека, главным девизом всех путешествий которого является безадресное «бежим, пока не началось!». Провести час, наблюдая за маневрами кораблей на Босфоре? Три часа провожать солнце, сидя с кальяном в кафе на мосту? Теперь я знаю, что так можно (и нужно). Надеюсь, Толя оценит мой свежий навык, привнесенный из нового романа))) Впрочем, созерцательное умение не помешало трем восторженным барышням пролосячить Стамбул во всех направлениях, и даже слегка приоткрыть для себя чарующий мир турецкого – обожемой- шоппинга.

Замечательное, в общем, вышло путешествие. Анастасия Терещенко, спасибо тебе, дорогой друг! Наши отношения с честью прошли тест на прочность в условиях жизни в одной комнате, ура!))) Спасибо маленькой мужественной Таське, которая во всем нас поддерживала, а также работала универсальным ключиком во все двери и сердца.
Спасибо Борису Грачевскому, случайная встреча с которым во Внуково придала всей поездке отчетливый флёр Ералаша.
И да – Стамбул, я уже так скучаю. Подожди, я обязательно вернусь!
P.S. И дурацкая, совершенно дурацкая идея – ехать в Стамбул с двумя фиксами-полтинниками (одному из которых к тому же 35 лет). Так что с фотами небогато. И я хочу новый объектив.

https://mrs-ulcus.livejournal.com/37867.html

https://mrs-ulcus.livejournal.com/37377.html

Похоже, время всё же пришло – добрый молодец, удала головушка, свет наш Игушка подрос и зело закручинился. Не спит, не ест, думы думает, думы тяжкие о красных девицах.

А ведь было-то всё хорошо. Я, по своей полной кошачьей неграмотности, до последнего надеялась – а ну как обойдётся. Думала, избежим ножа холодного, практически самое сердце пронзающего. Думала, не таков наш котик – по девкам ходить, да по ночам орать. Думала так потому, что положенные природой признаки мужественности котик уже давным-давно себе отрастил, и отрастил он их весьма ого-го.


Эти ого-го, выгодно оттенённые общим субтильным сложением котика, а так же полным отсутствием на котике волос, являются доминирующей частью Игги. Когда он, плавно покачивая ого-го, неспешно курсирует по кухне, гостьи из тех, кто поскромнее, смущенно отводят глаза и начинают судорожно поправлять волосы, а гостьи из тех, что поразухабистее, радостно хмыкают и просят разрешения сфотографировать котика-вид-со-спины на память. И при том, имея такие роскошные стати, котик до полутора лет оставался мил и невинен, как фиалка. И так же благоуханен. Честно говоря, я была уверена, что все силы его молодого организма уходят на поддержание надлежащей температуры и на воспитание в Боне бойцовского духа. А на глупости и поорать уже ничего не остается.

Но нет. Natura nihil facit frustra, иначе говоря – если у котика есть, чему зазвенеть, оно рано или поздно зазвенит. В общем, ИггиПоп страдает, и мы вместе с ним. Со слезой в глазах и протяжным мявом шатается он по квартире, весь из себя сложный и противоречивый - то лезет обниматься, то пытается загрызть (прямо узнаю себя в шестнадцать!). Самый душераздирающий мяв получается у него после трех утра. Особенно в сочетании с этюдом «грустный клоун» - согбенный котик с втянутой в плечи головой, с бесконечно печальным выражением морды, методично бьет лапой подвешенную звенящую игрушку и плачет при этом обо всех недолюбленных мужчинах этого мира. Срывая аплодисменты и тапки, котик выдает следующий номер «успей запутаться в Толиной бороде, пока тебя не выкинули» - вертолетно мурча, котик бросается Толе на лицо и держится что есть сил, пока Толя с проклятиями выдирает его из себя. Далее с песней проходит он по всем прикроватным тумбам, попутно скидывая все лежащее на них – книжки, телефоны, очки. После этого, непонятый и нелюбимый, он скорбно плетется в сторону мирно спящей Бони, с размаху засандаливает ей по уху увесистый тумак, и далее довольный и стремительный уносится по коридору, а вслед ему несутся наши проклятья и разъяренная сонная Боня.

На днях (точнее в ночи), в попытке убрать из этого богатого репертуара хотя бы песни, я скормила ему целый брикет мороженого – бывалые люди говорят, что после такой гуманной процедуры котик становится мало того, что более счастливым (ещё бы!), но и минимум на неделю безголосым. Но не таков наш сфинкс, благо, что он канадский. Ранним утром следующего дня меня на кухне встретил толстый печальный котик, распевающий песни голосом Высоцкого.

Ах да. Соседи снизу перестали с нами здороваться. Подумать только.

В общем, «Кастрация-кастрация-кастраааааация» - голосом Д,Артаньяна пою я ему в унисон. А он и не знает, бедный, о чем я. Приходит на мои песни, ласкается.

Ну а пока я набила мороженым морозилку, а ну как в следующий раз сработает (только бы не выработать условный рефлекс!). А то рабочий график у нас плотный, похоже, что новый год Игги встретит все же комплектным и грустным. Боюсь представить, к чему мы вернемся после пары дней на даче – от одинокого кота в таком меланхолическом настроении чего угодно можно ожидать.

А вообще весь этот пост навеян картинкой, которую я встретила на просторах фейсбучека. Там, к моему несказанному удивлению, нарисованы Игги с Толей, – именно в таком виде я оставляю их по утрам. На картинке Игги победил в игре «запутайся в бороде», а Толя и не против))

Картинка классного Андрея Ярошевича, разрешения спросить не смогла, утащила так.

https://mrs-ulcus.livejournal.com/37355.html

Со вчерашнего дня стало окончательно ясно, что и лето закончилось, и осень закончилась, и впереди – долгое сонное безвременье, протяжные тёмные месяцы, в которые живешь как будто немного не в себя, не по-настоящему.

Удивительное дело – это первый год, в котором наступившая осень не размазала меня асфальтовым катком, а бережно перенесла из теплого августа прямиком в ноябрьскую сырость, и оставила там стоять и удивленно любоваться мокрыми облетевшими деревьями. Наверное, дело в самой осени – такой нежной в этом году, тихой и ласковой.
А может, дело во мне – просто я наконец-то доросла до понимания и принятия осени, перестала отчаянно против нее восставать.
А может, дело в прошедшем лете. Так много всего случилось – и радостного, и очень грустного, что, кажется, впервые нет обычного послелетнего похмелья, ощущения «оно же только началось». Это было очень длинное лето.
Не хочу писать о грустном, это только наше. А вот добрым и смешным поделиться хочу – долгое лето дает много поводов быть радостным. Разбираю свою записную книжицу в телефоне – и вот она, мозаика, которая останется у меня после лета 2018.

***
Жара, утро, и я после дежурства топаю в сторону уже вовсю плавящегося Проспекта Мира. Позади слышу телефонный разговор, и вся навостряюсь. Высокий мужской голос говорит слегка сокрушенно: «Да нет, хорошо всё… единственное, что ей не нравится, это когда я её обнимаю, ну и целую тоже. Да нет. Я нормально. Думаю, это у неё какой-то дефект восприятия. Холодная просто. А в остальном? В остальном нормально общаемся». 
Я, не выдержав более интриги, оборачиваюсь – и вот он, герой моего утра. Полный шерстистый мужчина, в игриво коротких шортах, бежевых носках, натянутых до середины икр, в жилетке стиля «Вассерман» и моржовых усах, продолжая горевать в телефон, проходит мимо и обдает меня жарким мужским духом. Потом весь день мучаюсь. Ну кто же, кто же она? Кто эта холодная незнакомка? Она недобрая или всё же добрая? Ведь, с другой стороны, в остальном-то нормально общаются. Некоторые ведь и этого не имеют))

***
Вообще, утро после дежурства – это удивительное время. Мир хрустален и звенит, и буквально за каждым поворотом поджидают чудеса. На автобусной остановке – реклама магазина спецодежды, и в обрамлении разнообразных берцев и оранжевых дворницких жилетов изображен юный, но, судя по лицу, уже весьма порочный красавчик в полицейской форме. Надпись гласит – «костюм охранника «Эстет». Мир преподносит подарки буквально на каждом шагу, только успевай поворачиваться и принимать. Некогда и поскучать нормально))

***
Глухая летняя ночь, мы с Боней, ведомые собачьей внезапной нуждой, гуляем по району. Заприметив группку людей, уютным кружком устроившихся на газоне, подгоняемые праздным любопытством, как бы невзначай устремляемся в их сторону.
Параллельным курсом к той же группе целенаправленно направляется молодой человек, подходит, деловито жмет по очереди руки всем сидящим, занимает свое место в круге и начинает без всякого предисловия, резко и энергично: «Здравствуйте! Меня зовут Василий (Здравствуй, Василий – разноголосо отзывается круг) Мне 29 лет, и я спал с женой начальника УВД. Есть ли у меня чувство опасности? Не уверен».
К величайшему сожалению, нелюбопытная до человеческих страстей Боня увлекает меня дальше в ночь. Жаль, жаль. Сдается мне, были еще в том круге еще истории, были.

***
Вот еще про Боню. История про социальное равенство.

Где-то в последних числах августа в Москве случилась чрезвычайно качественная ночная гроза. Небо смешалось с землей, раскаты грома безостановочно лупили прямо над крышей дома, квартира высвечивалась молниями насквозь, балкон нещадно заливало.
Надо ли говорить, что наш маленький храбрый норвич взвалил на своё рыжее тельце благородную миссию – избавить человечество от страшной напасти.
С яростным воплем бросалась она на балкон, с балкона на кухню и снова обратно. Не помогали ни уговоры, ни угрозы. Боня орала на молнии, потом на гром, потом на громы и молнии, а потом просто яростно орала уже без перерыва. Орала, прижатая к груди, с закрытыми в четыре руки глазами и ушами, с зажатой пастью. Орала, запертая в ванной, потом в туалете.
В общем, к утру она победила грозу и уснула в изнеможении. А мы с Толей отправились на работы. И так вышло, что в середине этого же дня у нас у обоих случился перерыв в пациентах.
Когда выпадает такая удивительная удача, Толя приезжает ко мне на Спиридоньевский, и мы, закупившись едой, фланируем по анти-гетто (район Спиридоньевки, Малой Бронной и Патриарших – зона какого-то избыточного даже для Москвы достатка и благополучия – личные водители, загорелые седовласые пенсионеры, дети с боннами, кабриолеты во дворах).
И вот в сквере гуляет очевидный обитатель анти-гетто – пожилой гладкий и загорелый мужчина, в шейном платке стоимостью в плановое ТО моей машины. А на поводке у него, представьте себе, норвич – чрезвычайно важный, прямо лендлорд. «Ой, - говорим мы – у Вас норвич! У нас тоже» Ну и завязывается такая стандартная собачная мини-беседа – «…Да, заводчик такой-то. Триммингуем регулярно, да-да-да… Ой, ну что Вы, лучший друг, такой умный пес! Совершенно всё понимает, даже удивительно, как будто человек! Но вот только… – тут наш собеседник понижет голос – … брешет. Просто постоянно брешет. Вот сегодня, знаете, ночью была гроза…» И он закатил страдающие глаза в летнее яркое небо. Ох, как мы его понимали. Прямо всей своей измученной, невыспавшейся душой.
Так что, как видите, налицо полное отсутствие социального разрыва, сплошное эгалите и фратерните. Потому что если ваш храбрый маленький норвич намерился спасать мир от грозы, то поспать вам не удастся ни в особняке, ни в квартире. И точка. И гав.

***
Впервые за много лет под завязку нагулялась по центру. И пешком, и на велосипеде. Вот если спросить, чем мне запомнилось лето 2018, не задумываясь, отвечу – Камчаткой и великами. Давно уже столько не каталась, даже забыла, какая эта радость и свобода – а всего-то и нужно было начать работать в центре и забросить по этому случаю машину. В общем, да здравствуют ночные прогулки по городу!
А тут еще ваш этот Мундиаль, мама дорогая! В общем, природное любопытство, умноженное на благородную цель – ту импрув, так сказать, май лиснинг, почти два месяца не давали мне возможности после работы сразу попасть домой, а заставляли снова и снова вкручиваться, распахнув глаза и развесив уши, в самый центр цветастой праздничной толпы. И возвращаться оттуда не без улова:)
Ну вот, например. Иду, а навстречу мне красивая пара – симпатичный, но мелкогабаритный мулат, во все глаза глядящий на свою спутницу. И я его прекрасно понимаю – она такая величественная, сливочная и округлая, у нее вскипающее изобильное декольте и ярко-красная помада. В общем, мулат смотрит на нее глазами телёнка и тихо млеет. А красавица тем временем, пышно поводя руками и плечами, хохоча алыми губами, громко объясняет спутнику, с таким звонким, четким, отчаянно родным акцентом: «Ноу! Но-у! Паша из зе хасбанд оф Галя! Андерстенд мии?». Он, конечно, был не андерстенд, и явно не только в семейных отношениях Паши с Галей, но и в том, как вообще жить дальше. Еще бы. Пусть бы всё сложилось у них, вот ей-богу.

***
… выхваченное из гомона - «ну и квартира на Тверской у него. Одна комната – как будто Сталин оттуда и не выезжал. Но толчки, знаешь, просто отличные. У меня в этой квартире постоянный когнитивный диссонанс». Что такое? Что там у Сталина с толчками? Ни одного ответа, одни вопросы))

***
А вообще – ужасно жаль, что ленюсь записывать. Моя записная книжка – захламленный склад шифрованных фраз, юстас алексу какой-то. «Грч встрч». Это про то, как укачавшийся в долгом переезде Игги с нечеловеческим мявом изрыгал на Кокоса весь свой завтрак (просто поразительно, сколько этот мелкий лысый парень способен сожрать гречки. Это я про Игги, конечно)). А Кокос, щедро присыпанный гречкой, растерянно протянул «греча – вот встреча».

***
Или вот – «Кр.муст.кабр.» - это о том, как я болтала с пациентом-американцем о путешествиях. Пришли к выводу, что красный мустанг кабриолет – самая подходящая машина для трансамериканского трипа. Кстати, моя школьная учительница английского говорила, что не так важно знать слова, как быстро уметь находить им замены, и потому кабриолет в моем исполнении – «the car without roof». Но вообще, мысль про кабриолет мне понравилась. Показалась разумной даже! Обещала пациенту обязательно принять во внимание советы. Теперь дело за малым))

***
Или, наоборот, длинное – «33 зарезервированных припаркованных роскошных роллс-ройса рокотали, рокотали, да не вырокотали» - это мы с Толькой соревновались, у кого получится более длинная скороговорка по мотивам летних прогулок. Победила дружба, а запись в книжке осталась))

***
Из летних прогулок с Таськой:
- Мама, мне нужна новая фамилия. Эйнштейн-Бабич.
- Почему, Тась?
- Просто я очень умная
По той же причине, кстати, Ленин был якутом))

***
Темной ночью Тася выполняет благородную миссию – следит за обстановкой, пока я по важным вопросам лазаю по кустам. Вылезаю из кустов, выношу благодарность за помощь. Тася театрально разводит руки, пожимает плечами и говорит: «Мам, ну для этого же и нужны ребёнки!».
Вот, прояснилось наконец-то.

***
В истории поиска в моем телефоне намертво застряла строчка «как поймать муравьиную матку» - это в начале июля Кокос озаботился наполнением своей муравьиной фермы. И, кстати, в этом преуспел - матка не только поймалась, но и снеслась, и продолжает до сих пор это делать с завидной регулярностью, заставляя меня с всё возрастающим беспокойством просматривать ферму на предмет щелей и дыр. 
Лето прошло, и осень уже в разгаре, а запрос почему-то так и висит в верхних строчках поисковика.
Так вот, каждый раз, собравшись найти что-нибудь в яндексе, я на долю секунды спотыкаюсь глазами об это «как поймать…». И эти четыре слова сшибают жарким травянистым ветром, и густым ленивым зноем, и стрекотом кузнечиков, и медовой июльской негой. И солнце на секунду целует меня в нос.

***
Осенью, когда сквозняки вовсю гуляют во внутреннем и внешнем мире, становишься нежным, как новая кожица на месте ссадины.
Порыв глиняного теплого воздуха из перехода метро, ароматный жар из дверей кулинарии, тепло с запахом картошки на сливочном масле из открытого подъезда пятиэтажки, даже еле уловимое тепло от припаркованной машины – всё идет в дело, всё вбирается, как губкой, постоянно замерзающим глупым телом в глупом, холодном демисезонном пальто с брошкой-лисичкой.
С воспоминаниями – ровно так же. Как только осенний ветер начинает слишком уж беспардонно разгуливать в голове, достаточно дотянуться озябшей памятью до припрятанных летних воспоминаний, бережно переложенных зеленью и золотом, и сразу становишься чуть-чуть лучше, немного сильнее и мудрее. Так, глядишь, и до следующей весны дотянуть можно))

https://mrs-ulcus.livejournal.com/36943.html

Вулканы, гейзеры и лава. Гейзеры, лава и вулканы. Лава-вулканы-гейзеры.
Волшебная музыка, ласкающая слух начинающему камчатковеду.

Заглянуть в сердце огненной горы, надорваться на сборе коллекции туфа, засунуть палец в струю бьющего из-под земли кипятка – такими были базовые планы на первую камчаткскую поездку.
Стоит ли говорить, что каждый из пунктов этой программы мы выполнили с честью, некоторые даже не по одному разу?))

Вулканы. Ну, тут даже объяснять не нужно. Подняться на вершину вулкана и заглянуть в его кратер – программа минимум. Без этого не имело смысла возвращаться)) Итак, мы поднимались на три вулкана, и каждый был прекрасен и не похож на остальные.

Горелый – последний из наших трех покоренцев. Красивый, снежный, растущий из центра гигантской кальдеры – воронки диаметром 13 километров, оставшейся после катастрофического извержения древнего вулкана (отличный повод для впечатлительного невротика мысленно упасть в обморок в попытке представить, как это было). На Горелом была замечательная солнечная погода, позволившая нам увидеть сногсшибательной красоты виды, а также сгореть в самых непредсказуемых местах (у меня, к примеру, сгорели верхние веки, и это, прямо скажем, не украшает)).

Мутновский – вулкан, благодаря которому я всей душой (и попой) ощутила, что такое «живая земля». Он действительно был теплый в день, когда мы поднимались на него. Видимо, из-за этого тепла, снег, лежащий на его склонах, не таял вовсе, а сразу превращался в густое облако, плотно укутавшее вершину. К сожалению, в этом облаке не было видно ничего и за 10 метров, мы потеряли тропу, и были вынуждены спуститься. Мутновка дала нам повод вернуться на Камчатку еще раз и все же забраться на хитрый вулкан.
А еще Мутновка – зона геотермальных источников, гейзеров, и они действительно шуруют там почти из каждого распадка, шумя как реактивный самолет. И да. Я сунула палец. Да, правда, кипяток. Не будем об этом.
Ну и еще один урок Мутновки – возможность лично оценить действие адреналина на мыслительный процесс. Когда, заплутав и потеряв дорогу, вдруг видишь метрах в трехстах от себя медведя, который увлеченно наблюдает за твоими перемещениями, топографическая ясность и прилив сил прилетают с поразительной скоростью)).

Ну, и Плоский Толбачик. Это был первый вулкан в этом путешествии. Да и вообще первый вулкан, на который мы наступили (Везувий мы смотрели только издалека, отговариваясь новорожденной Тасей и коляской). И первый в нашей жизни с Толей совместный достаточно серьезный подъем. И первый наш трехтысячник. Так получилось, что из всей группы мы отправились на него вдвоем, и этому обстоятельству я тоже очень рада – совершенно эгоистичным образом я бы не хотела ни с кем это впечатление делить. Если вкратце, то подъем занял у нас 6 часов, и это очень неплохой темп для салаг, говорят нам бывалые вулканоходцы (строгий, но справедливый Марк , привет тебе и огромная благодарность). Был момент, когда мы чуть было не повернули в лагерь из-за свежих медвежьих следов на тропе. Был момент, когда Толя уговаривал меня не бросать затею и всё же подняться на вершину; был момент – когда наоборот (оказалось, подъем на трехтысячник – это как бы семейная жизнь в миниатюре). Ну, а в самом конце нас, конечно, ожидала награда, только мы об этом еще не знали.

Когда на самом верху, на последних сотнях метров, цепляясь палками и уже не радуясь ничему вообще, в душе проклиная все эти идеи с вулканами, путешествиями и восхождениями, обещая себе, что вот спущусь отсюда и потом весь следующий день пролежу пластом, всё же переваливаешь через кромку, то забываешь обо всем. Совсем. И о данных себе обещаниях, и об усталости, и о голоде, и о том, что еще топать вниз. Потому что то, что открывается перед глазами, вообще ни под каким углом не помещается в мозг.

Немного фактов. Плоский Толбачик относится к активным вулканам гавайского типа, его высота составляет 3140 метров, объем кратера – около 2 кубических километров. Это нам рассказали Паша и википедия. Однако кто ж мог знать, что 2 кубических километра – это, блин, так много! В его кратере, к примеру, может поместиться Останкинская телебашня. Это я уже потом, когда разглядывала фотографии, себе говорила. А когда только его увидела – вообще ничего не говорила. Стояла себе на краю и всё пыталась откалибровать свою картину мира с учетом только что увиденного. И знаете, что еще? На краю этой невероятной дырищи создается совершенно отчетливое ощущение, что вулкан действительно живой. В центр кратера стекают многочисленные талые ручьи, постоянно тут и там осыпаются камни и шлак. И все эти звуки – журчание, грохот, шуршание - многократно усиленные и умноженные гигантской акустической воронкой, создают поразительный эффект – гора говорит. Шепчет, смеется, плачет сотнями голосов.
На обратном пути Толбачик преподнес нам еще пару подарков – умопомрачительный вид на грозу, бушующую далеко внизу под нами (оказалось, ребята в лагере в этот момент увлеченно ловили разлетающиеся вещи и собирались сворачивать лагерь, как только мы спустимся). Нам же досталась огромная радуга-коромысло и лава, которая оказалась еще не остывшей. Об этом расскажу подробнее.

Лава. В общем-то, от нее лично я не ожидала ничего такого уж особенного, кроме возможности заработать перевес и межпозвонковую грыжу, собирая коллекцию булыжников для Кокоса. Ну, и возможности вернуться в детство, потому что все мы прекрасно знаем, что пол – это лава. Не тут-то было, я просто плохо представляла себе лаву.
Когда по дороге на Толбачик я первый раз я увидела лавовый поток (это был поток большого трещинного извержения 1975 года), то даже не сразу поняла, что же это такое. Огромная черно-рыжая стена – метров 5, а то и больше, проглядывающая через деревья, могла бы показаться рукотворной, если бы не дичь и глушь местности, по которой мы пробирались на своем стареньком Мистрале. Черные языки, вгрызающиеся в лес, заставляли дорогу петлять, огибая их - нагромождения огромных острых глыб, пересыпанных черным пеплом, тянущиеся на десятки километров. Это был поток 40-летней давности, частично уже разрушенный, но выглядел он весьма инфернально и воображение теребил настойчиво.

Ну а потом мы добрались до свежего потока 2013 года, и вот тут наше и без того уже воспаленное воображение просто порвалось. Вообще, окрестности Толбачиков – это самый настоящий Мордор. Выжженная пустая земля, сопки неземных оттенков красного, бесконечные поля черного вулканического пепла.

И лава. Не знаю, как толком описать ее. Застывший ад - так сказал Толя, и, наверное, это подойдёт. Когда стоишь на берегу многокилометровой застывшей лавовой реки, перестаешь чувствовать себя чем-то хоть каплю значимым. Гигантские водовороты, складки огромных занавесов, колодцы, реки, поля, щупальца. Черные, красные, серебряные. Гладкие, как зеркало и пористые, как губка. Хрустящие под ногами осколки стекла и гулко отзывающиеся на шаги крыши над гигантскими пустотами.
Чтобы попасть на Толбачик, нам нужно было пешком пересечь эту реку поперек, и никогда в жизни я не чувствовала себя более незначительной и крошечной. Две маленькие карабкающиеся точки посреди молчащей остывшей преисподней. Когда на обратном пути, поздно вечером, мы попали под дождь, то увидели, как лава дышит. Несмотря на то, что извержение случилось уже пять лет назад, лава до их пор не остыла полностью, и там, где дождевая вода просачивалась в трещины, начинали подниматься клубы пара.

В общем, после всего увиденного начинаешь понимать, почему, однажды побывав на Камчатке, люди возвращаются туда снова и снова. Этот инопланетный мир зовет и дразнит, раскрывая свои сокровища по чуть-чуть, но ясно показывая, что за пазухой-от еще этих сокровищ – огого! На всю жизнь хватит смотреть – не пересмотреть.
Не знаю, когда, но уверена, что нам все же еще раз доведётся вернуться на Камчатку – зайти на Мутновку, обойти все окрестности Толбачика, пролазать на четвереньках вдоль и поперёк сумасшедшую эту лаву. А то – кто знает, пройти маршрут посерьезнее. Ну, а пока – бесконечные фотографии, которыми – кажется впервые - всеми недовольна. Потому что невозможно земной зеркалкой показать инопланетный мир))

https://mrs-ulcus.livejournal.com/36725.html

Вулканы, гейзеры и лава. Гейзеры, лава и вулканы. Лава-вулканы-гейзеры.
Волшебная музыка, ласкающая слух начинающему камчатковеду.

Заглянуть в сердце огненной горы, надорваться на сборе коллекции туфа, засунуть палец в струю бьющего из-под земли кипятка – такими были базовые планы на первую камчаткскую поездку.
Стоит ли говорить, что каждый из пунктов этой программы мы выполнили с честью, некоторые даже не по одному разу?))

Вулканы. Ну, тут даже объяснять не нужно. Подняться на вершину вулкана и заглянуть в его кратер – программа минимум. Без этого не имело смысла возвращаться)) Итак, мы поднимались на три вулкана, и каждый был прекрасен и не похож на остальные.

Горелый – последний из наших трех покоренцев. Красивый, снежный, растущий из центра гигантской кальдеры – воронки диаметром 13 километров, оставшейся после катастрофического извержения древнего вулкана (отличный повод для впечатлительного невротика мысленно упасть в обморок в попытке представить, как это было). На Горелом была замечательная солнечная погода, позволившая нам увидеть сногсшибательной красоты виды, а также сгореть в самых непредсказуемых местах (у меня, к примеру, сгорели верхние веки, и это, прямо скажем, не украшает)).

Мутновский – вулкан, благодаря которому я всей душой (и попой) ощутила, что такое «живая земля». Он действительно был теплый в день, когда мы поднимались на него. Видимо, из-за этого тепла, снег, лежащий на его склонах, не таял вовсе, а сразу превращался в густое облако, плотно укутавшее вершину. К сожалению, в этом облаке не было видно ничего и за 10 метров, мы потеряли тропу, и были вынуждены спуститься. Мутновка дала нам повод вернуться на Камчатку еще раз и все же забраться на хитрый вулкан.
А еще Мутновка – зона геотермальных источников, гейзеров, и они действительно шуруют там почти из каждого распадка, шумя как реактивный самолет. И да. Я сунула палец. Да, правда, кипяток. Не будем об этом.
Ну и еще один урок Мутновки – возможность лично оценить действие адреналина на мыслительный процесс. Когда, заплутав и потеряв дорогу, вдруг видишь метрах в трехстах от себя медведя, который увлеченно наблюдает за твоими перемещениями, топографическая ясность и прилив сил прилетают с поразительной скоростью)).

Ну, и Плоский Толбачик. Это был первый вулкан в этом путешествии. Да и вообще первый вулкан, на который мы наступили (Везувий мы смотрели только издалека, отговариваясь новорожденной Тасей и коляской). И первый в нашей жизни с Толей совместный достаточно серьезный подъем. И первый наш трехтысячник. Так получилось, что из всей группы мы отправились на него вдвоем, и этому обстоятельству я тоже очень рада – совершенно эгоистичным образом я бы не хотела ни с кем это впечатление делить. Если вкратце, то подъем занял у нас 6 часов, и это очень неплохой темп для салаг, говорят нам бывалые вулканоходцы (строгий, но справедливый Марк , привет тебе и огромная благодарность). Был момент, когда мы чуть было не повернули в лагерь из-за свежих медвежьих следов на тропе. Был момент, когда Толя уговаривал меня не бросать затею и всё же подняться на вершину; был момент – когда наоборот (оказалось, подъем на трехтысячник – это как бы семейная жизнь в миниатюре). Ну, а в самом конце нас, конечно, ожидала награда, только мы об этом еще не знали.

Когда на самом верху, на последних сотнях метров, цепляясь палками и уже не радуясь ничему вообще, в душе проклиная все эти идеи с вулканами, путешествиями и восхождениями, обещая себе, что вот спущусь отсюда и потом весь следующий день пролежу пластом, всё же переваливаешь через кромку, то забываешь обо всем. Совсем. И о данных себе обещаниях, и об усталости, и о голоде, и о том, что еще топать вниз. Потому что то, что открывается перед глазами, вообще ни под каким углом не помещается в мозг.

Немного фактов. Плоский Толбачик относится к активным вулканам гавайского типа, его высота составляет 3140 метров, объем кратера – около 2 кубических километров. Это нам рассказали Паша и википедия. Однако кто ж мог знать, что 2 кубических километра – это, блин, так много! В его кратере, к примеру, может поместиться Останкинская телебашня. Это я уже потом, когда разглядывала фотографии, себе говорила. А когда только его увидела – вообще ничего не говорила. Стояла себе на краю и всё пыталась откалибровать свою картину мира с учетом только что увиденного. И знаете, что еще? На краю этой невероятной дырищи создается совершенно отчетливое ощущение, что вулкан действительно живой. В центр кратера стекают многочисленные талые ручьи, постоянно тут и там осыпаются камни и шлак. И все эти звуки – журчание, грохот, шуршание - многократно усиленные и умноженные гигантской акустической воронкой, создают поразительный эффект – гора говорит. Шепчет, смеется, плачет сотнями голосов.
На обратном пути Толбачик преподнес нам еще пару подарков – умопомрачительный вид на грозу, бушующую далеко внизу под нами (оказалось, ребята в лагере в этот момент увлеченно ловили разлетающиеся вещи и собирались сворачивать лагерь, как только мы спустимся). Нам же досталась огромная радуга-коромысло и лава, которая оказалась еще не остывшей. Об этом расскажу подробнее.

Лава. В общем-то, от нее лично я не ожидала ничего такого уж особенного, кроме возможности заработать перевес и межпозвонковую грыжу, собирая коллекцию булыжников для Кокоса. Ну, и возможности вернуться в детство, потому что все мы прекрасно знаем, что пол – это лава. Не тут-то было, я просто плохо представляла себе лаву.
Когда по дороге на Толбачик я первый раз я увидела лавовый поток (это был поток большого трещинного извержения 1975 года), то даже не сразу поняла, что же это такое. Огромная черно-рыжая стена – метров 5, а то и больше, проглядывающая через деревья, могла бы показаться рукотворной, если бы не дичь и глушь местности, по которой мы пробирались на своем стареньком Мистрале. Черные языки, вгрызающиеся в лес, заставляли дорогу петлять, огибая их - нагромождения огромных острых глыб, пересыпанных черным пеплом, тянущиеся на десятки километров. Это был поток 40-летней давности, частично уже разрушенный, но выглядел он весьма инфернально и воображение теребил настойчиво.

Ну а потом мы добрались до свежего потока 2013 года, и вот тут наше и без того уже воспаленное воображение просто порвалось. Вообще, окрестности Толбачиков – это самый настоящий Мордор. Выжженная пустая земля, сопки неземных оттенков красного, бесконечные поля черного вулканического пепла.

И лава. Не знаю, как толком описать ее. Застывший ад - так сказал Толя, и, наверное, это подойдёт. Когда стоишь на берегу многокилометровой застывшей лавовой реки, перестаешь чувствовать себя чем-то хоть каплю значимым. Гигантские водовороты, складки огромных занавесов, колодцы, реки, поля, щупальца. Черные, красные, серебряные. Гладкие, как зеркало и пористые, как губка. Хрустящие под ногами осколки стекла и гулко отзывающиеся на шаги крыши над гигантскими пустотами.
Чтобы попасть на Толбачик, нам нужно было пешком пересечь эту реку поперек, и никогда в жизни я не чувствовала себя более незначительной и крошечной. Две маленькие карабкающиеся точки посреди молчащей остывшей преисподней. Когда на обратном пути, поздно вечером, мы попали под дождь, то увидели, как лава дышит. Несмотря на то, что извержение случилось уже пять лет назад, лава до их пор не остыла полностью, и там, где дождевая вода просачивалась в трещины, начинали подниматься клубы пара.

В общем, после всего увиденного начинаешь понимать, почему, однажды побывав на Камчатке, люди возвращаются туда снова и снова. Этот инопланетный мир зовет и дразнит, раскрывая свои сокровища по чуть-чуть, но ясно показывая, что за пазухой-от еще этих сокровищ – огого! На всю жизнь хватит смотреть – не пересмотреть.
Не знаю, когда, но уверена, что нам все же еще раз доведётся вернуться на Камчатку – зайти на Мутновку, обойти все окрестности Толбачика, пролазать на четвереньках вдоль и поперёк сумасшедшую эту лаву. А то – кто знает, пройти маршрут посерьезнее. Ну, а пока – бесконечные фотографии, которыми – кажется впервые - всеми недовольна. Потому что невозможно земной зеркалкой показать инопланетный мир))

https://mrs-ulcus.livejournal.com/36725.html

Камчатка – поразительная страна, где обитают живые вулканы и общительные медведи, где реки кипят от идущих на нерест лососей, где из-под земли бьют струи раскаленного пара, где Тихий океан вылизывает черные вулканические пляжи – Камчатка много лет была моей мечтой, причем мечтой без особой надежды на близкое осуществление.

Я очень люблю мечтать, делаю это самозабвенно и постоянно, но в голове моей мечты всегда условно разделяются на быстро-исполнимые и отсрочено-исполнимые. Сбывать я стараюсь их все, конечно же, однако внутреннее отношение к ним немного разное.

Тем удивительнее, когда однозначно очень-отсрочено-выполнимая мечта оказывается внезапно и непредсказуемо выполненной.

Итак, я отлично помню вечер, с которого всё началось. Было начало ноября, был плед, были мы с Толькой, и нам было уютно и лениво. Как говорится в таких случаях – ничто не предвещало….
-Пик-пик, - сказал телефон. Я лениво потянулась, посмотреть, кому я там понадобилась, и…

«Олька, сейчас билеты на Камчатку по 11 тыс! Надо брать».

Вечер немедленно перестал быть томным.
- Ну что там? – встревоженно спросил Толя, потому что я, видимо, резко поменялась в лице.
- Понимаешь, тут Паша. Пишет. Интересные вещи.
-Ну, какой еще Паша, Оль? - ну еще бы, мало того, что эта беспокойная баба стремительно выпросталась из пледового плена, так еще и ради какого-то Паши.
- Паша, ну, геолог. Помнишь, лет 6 назад я вас знакомила? Фотки из Монголии смотрели. Такой… Безумный путешественник, ну? Алтай, Якутия, Монголия, помнишь?
Конечно, еще бы не помнить. Несмотря на то, что многие годы мы с Пашкой не виделись, да и почти не переписывались, он как-то периодически всплывал в наших разговорах о путешествиях, и о том, как это можно делать со вкусом и размахом.

В общем, всего одно Пашкино сообщение не только в щепки разметало мирно текущий вечер, но лишило нас покоя и сна на ближайшие несколько месяцев.
Жить и работать, зная, что билеты на Камчатку находятся от тебя в трех кликах мышкой, оказалось невыносимо.
Вот мы и не вынесли. Билеты были куплены меньше, чем через неделю, несмотря на «блин, еще только ноябрь, кто знает, что будет в июле», «блин, у нас же вообще никакой снаряги», «блин, а как мы пойдем на вулканы, мы ж хилые».
Потом были семь бесконечных месяцев. За это время много чего случилось. Несколько раз мы практически уже были готовы сдать билеты. Менялись работы, перетасовывались планы. Менялись участники поездки (практически до самого вылета мы не были знакомы ни с кем из будущей команды, кроме Паши).

И все же, несмотря ни на что, а так же благодаря всему (а особенно – благодаря маме, которая, помимо оговорённого заранее, удобного в обращении Кокоса, взяла на себя на время нашей поездки еще и Таисью-чуму), ровно в середине лета, 16 июля, мы оказались в самолете Москва – Петропавловск-Камчатский. В нашем рюкзаке, кроме полной походной амуниции, притаился робот-пылесос, в руках у нас был пакет с погремушками (ой, не спрашивайте, смешная история про взаимопомощь), и в таком вот бравом виде мы бесстрашно отправились исполнять мечту.

Ну, что могу сказать? Это было потрясающее путешествие. Камчатка – мир удивительный и многогранный. Две недели – это, конечно, так мало. Хватило только на то, чтобы поверхностно, приблизительно познакомиться с ним.
За эти две недели мы побывали в зиме, весне и в лете. Купались в океане и спали в палатках на снегу. Побывали выше облаков и внутри них. Заглянули в кратер вулкана. С новой стороны узнали себя и друг и друга. Теперь дело за малым – разобраться, как жить дальше)))

https://mrs-ulcus.livejournal.com/36364.html

Камчатка – поразительная страна, где обитают живые вулканы и общительные медведи, где реки кипят от идущих на нерест лососей, где из-под земли бьют струи раскаленного пара, где Тихий океан вылизывает черные вулканические пляжи – Камчатка много лет была моей мечтой, причем мечтой без особой надежды на близкое осуществление.

Я очень люблю мечтать, делаю это самозабвенно и постоянно, но в голове моей мечты всегда условно разделяются на быстро-исполнимые и отсрочено-исполнимые. Сбывать я стараюсь их все, конечно же, однако внутреннее отношение к ним немного разное.

Тем удивительнее, когда однозначно очень-отсрочено-выполнимая мечта оказывается внезапно и непредсказуемо выполненной.

Итак, я отлично помню вечер, с которого всё началось. Было начало ноября, был плед, были мы с Толькой, и нам было уютно и лениво. Как говорится в таких случаях – ничто не предвещало….
-Пик-пик, - сказал телефон. Я лениво потянулась, посмотреть, кому я там понадобилась, и…

«Олька, сейчас билеты на Камчатку по 11 тыс! Надо брать».

Вечер немедленно перестал быть томным.
- Ну что там? – встревоженно спросил Толя, потому что я, видимо, резко поменялась в лице.
- Понимаешь, тут Паша. Пишет. Интересные вещи.
-Ну, какой еще Паша, Оль? - ну еще бы, мало того, что эта беспокойная баба стремительно выпросталась из пледового плена, так еще и ради какого-то Паши.
- Паша, ну, геолог. Помнишь, лет 6 назад я вас знакомила? Фотки из Монголии смотрели. Такой… Безумный путешественник, ну? Алтай, Якутия, Монголия, помнишь?
Конечно, еще бы не помнить. Несмотря на то, что многие годы мы с Пашкой не виделись, да и почти не переписывались, он как-то периодически всплывал в наших разговорах о путешествиях, и о том, как это можно делать со вкусом и размахом.

В общем, всего одно Пашкино сообщение не только в щепки разметало мирно текущий вечер, но лишило нас покоя и сна на ближайшие несколько месяцев.
Жить и работать, зная, что билеты на Камчатку находятся от тебя в трех кликах мышкой, оказалось невыносимо.
Вот мы и не вынесли. Билеты были куплены меньше, чем через неделю, несмотря на «блин, еще только ноябрь, кто знает, что будет в июле», «блин, у нас же вообще никакой снаряги», «блин, а как мы пойдем на вулканы, мы ж хилые».
Потом были семь бесконечных месяцев. За это время много чего случилось. Несколько раз мы практически уже были готовы сдать билеты. Менялись работы, перетасовывались планы. Менялись участники поездки (практически до самого вылета мы не были знакомы ни с кем из будущей команды, кроме Паши).

И все же, несмотря ни на что, а так же благодаря всему (а особенно – благодаря маме, которая, помимо оговорённого заранее, удобного в обращении Кокоса, взяла на себя на время нашей поездки еще и Таисью-чуму), ровно в середине лета, 16 июля, мы оказались в самолете Москва – Петропавловск-Камчатский. В нашем рюкзаке, кроме полной походной амуниции, притаился робот-пылесос, в руках у нас был пакет с погремушками (ой, не спрашивайте, смешная история про взаимопомощь), и в таком вот бравом виде мы бесстрашно отправились исполнять мечту.

Ну, что могу сказать? Это было потрясающее путешествие. Камчатка – мир удивительный и многогранный. Две недели – это, конечно, так мало. Хватило только на то, чтобы поверхностно, приблизительно познакомиться с ним.
За эти две недели мы побывали в зиме, весне и в лете. Купались в океане и спали в палатках на снегу. Побывали выше облаков и внутри них. Заглянули в кратер вулкана. С новой стороны узнали себя и друг и друга. Теперь дело за малым – разобраться, как жить дальше)))

https://mrs-ulcus.livejournal.com/36364.html

Кажется, пора уже перестать отрицать очевидное и наконец-то признаться себе и окружающим. Знакомьтесь. Я агроном, сын агронома.

После такого шокирующего начала самое время устроить небольшой исторически-генеалогический экскурс к корням моего недуга.

Итак, мой отец, кандидат физико-технических наук, специалист по физике заряженных частиц и ускорительным приборам; потомок с одной стороны поляков-авантюристов, эмигрировавших в царскую Россию в конце 19 века, а с другой стороны – сынов великого народа израилева; выходец из семьи потомственных врачей, бескомпромиссный турист и отчаянный экспедиционЭр, почувствовал непреодолимую тягу к земле-матушке у самой кромки переходного возраста, где-то после лихих сорока, но не доходя до сакральных пятидесяти. И как всякое позднее, зрелое чувство, эта любовь была глубока, широка и неизбывна.

Вся мощь физико-технического ума, помноженная на энергию неофита и возведенная в степень известной въедливости израилевых сынов, как цунами обрушилась на шесть беззащитных соток под Рузой. Не будучи знакомым с пятым изменением (хотя кто их, физтехов, знает), отец устроил на пресловутых шести сотках плантацию, на которой завёл фруктовый сад, корнеплодный огород, и - главная гордость нашей фазенды – два парника, в которых могуче колосились огурцы с помидорами.

При этом отец, будучи ослеплённым этим неподконтрольным чувством, как и положено всякому романтическому влюблённому, был чудовищно глух и слеп, и даже представить себе не мог, чтобы кто-либо в семье мог его любови не разделять.

В его собственной картине мира каждый член семьи, так же как и он сам, млел от февральской рассады на подоконнике, жаждал покупки навоза по весне, а слова "пасынкование и мульчирование" исполнял под музыку и с залихватским прихлопом.

Надо ли говорить, что мои детство, отрочество и юность с ранней весны до поздней осени представляли собой бесконечный «праздник урожая во Дворце Труда»? Хоть и, буду честной, праздник урожая чередовался с походами в такие умопомрачительные дали, что и не снились большинству моих знакомых. Что ни говори, а семья у нас всегда была со склонностью к контрастам.

Но, вернемся к приусадебному хозяйству. Ведомые агрономьей жаждой, мы даже арендовали две сотки колхозного поля, где несколько лет подряд выращивали достаточно скромный картофель и мощных, отборных глянцевых колорадских жуков.

А потом в семье случились масштабные пертурбации. Шесть соток под Рузой внезапно оказались ничьей территорией и на несколько лет остались брошенными. Несколько лет дом простоял пустым, свистя щелями так и не сделанного чердака (какое там! Урожаи! Урожаи!), а через чёрные остовы парников пробились жизнерадостные жирные борщевики. Удивительно, как быстро дичает земля, стоит хозяевам бросить её.

И вот однажды мы вернулись туда с мамой, едва народившимся маленьким Костиком и племянниками. Посмотрели на покосившийся жёлтенький дом, на скелеты грядок, еле угадывавшихся в высокой траве, на борщевики, и дружно протянули – мда….
В этом «мда» было очень много – что дом нужно срочно восстанавливать, а на какие шиши и какими силами – абсолютно непонятно. Что забор падает. Что вода идёт с перебоями. Что так много деревьев погибло. Что не очень понятно, за что хвататься в первую очередь.
И только одно в этом «мда» звучало чётко и определенно: Здесь. Больше. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Не будет. Ни одной. Мать её. Грядки.

Для пущей убедительности мы доломали останки парников и сожгли трупы. В дыму пожарища виделся нам недостижимый волшебный сад – с ровными аккуратным газоном, садовыми качелями и ажурными арками, увитыми благоухающими цветами.

И вот прошли годы. Со временем на даче появилось всё, что виделось нам в то лето. Дом приосанился, захорошел, встал на прочный фундамент и обзавёлся вторым этажом. Его окружил газон, на котором мама развела цветы (принципиально только те, что способны выжить без ухода, без полива, без земли и в условиях ядерной зимы). У нас появился полосатый диван-качели – главный символ избавления от дачного рабства. Мы даже пошли дальше – у нас появилась мебель из ротанга, фонарики на старых яблонях и горячий душ, похожий на космолёт.

И вот однажды, стоя уперев руки в боки посреди этого благолепия и умиротворенно оглядывая шесть идеальных соток, я услышала в голове голос.
Голос сказал - «Горошек». «Штооооо?!» - сказала я ему. «Горошек – настаивал голос – такуууусенькую грядочку, детям нравится». Хм, подумала я. Пошла к маме и повторила почти дословно - «Мам, горошек. Детям. Такуууусенькую грядочку». Мама совершенно ожидаемо ответила нам с голосом – «Штоооооо?!» - понимаете, у нее садоводческая прививка куда ядренее моей, она много лет, помимо огородной повинности, занималась еще и зимними заготовками наших неописуемых урожаев. Поэтому мама была кремень, и мы с голосом отправились в места далекие, но известные.
В следующий раз, спустя целый год, голос шепнул – «Зелень». И еще добавил хитро – «Скажи Кокосу» - за год голос, видимо, поумнел. Кокос, как самый хозяйственный из всех нас, идеей загорелся не на шутку и воспламенил ею же двоюродного братца Гришку. Десант из двух внуков сломает даже кремень, поэтому мама с проклятиями выделила мальчикам два ящика, в которых те завели себе укроп с петрушкой. Зелень несмело пробилась через наведённые волны презрения и однажды украсила собой один некрупный овощной салат.
Но главное – зелень своим тщедушным бледным телом проложила в наши сердца узенькую тропинку к нууу… если не огородничеству (Боже упаси! чур-чур-чур), то к этакому, знаете ли, эстетически-практическому подходу к ведению приусадебного хозяйства. Да. Назовем это так.

Продолжение этой истории вы знаете. Мы с Тасей посадили тыквы (Ооооооооотэтовот! – основательно сказала Тася перед огромной стойкой семян в магазине, показывая на самую большую и самую оранжевую картинку). Потом мы купили красивое ограждение – ну, не сажать же тыквы прямиком в газон. И розовую лейку. Это была безоговорочная капитуляция.
Но самое удивительное - мама! Пока наши тыквы робко проклевывались на балконе, мама периодически невзначай роняла по телефону - «ну что там… эти ваши… растут?» «На первые майские на дачу не поедем. Замерзнут. Эти ваши».
В итоге этим нашим была выделена лучшая, центральная часть участка, и эти наши теперь произрастают на самом видном месте. Мы аккуратно именуем место обитания тыкв «овощной клумбой» и сильно переживаем, не вдарят ли теперь морозы или засуха, или тыквенный мор, или что там еще может погубить нежных и ранимых тыквенных младенцев.
Кроме того, у нас появилась еще и «салатная клумба», на которой уже опытный в этом деле Костя вновь посадил всякую зелень.

Страшно представить, какие широкие просторы открываются, если начать мыслить в этом направлении. Ведь сколько еще видов клумб существует на свете – клумба корнеплодная, допустим. Или ягодная клумба – исключительно для детей. Или вот, к примеру, клумба крытая томатная.
Агроном моей души трепещет и волнуется))

https://mrs-ulcus.livejournal.com/36128.html

Как только наступает весна, превращаешься в какого-то перезрелого подростка, корявого, нелепого и ранимого. Как по мановению волшебной палочки мир вокруг переходит на двоичную систему – и никаких тебе полутонов, нюансов, всяких так "да, но" и "хотя и, но зато".

Да и сам ты можешь пребывать только в двух мучительно-сладких состояниях. Либо жизнь твоя бессмысленна и пуста, достижения мнимы, перспективы безнадёжно унылы, а сам - скучный и никчёмный человек, неспособный украсить жизнь даже самым-самым близким.

Либо уж летишь, рассекая воздух крыльями, и вот-вот разорвешься от безадресной, но огромной, просто невыносимой любви. И всё вокруг предназначено тебе лично – и вот это прозрачное небо, и россыпь солнечных бликов на подтаявших сосульках, и птичий крик, и ветер, несущий сырой прелый запах долгожданной весны.

Над следственным изолятором торжествующе гремит дурацкая песня, особенно неуместная именно тут - "ой, мама, ну не виноватая я, не виноватая я" - воспоминание о моих школьных дискотеках. Многократно отраженная от кирпичных стен, она несется всё выше и выше – прямо в самое подбрюшье весенних пухлых облаков и дальше – в глубину звенящего неба. И хотя я теперь знаю, что музыку включают здесь для того, чтобы во время прогулок заключенные не могли друг с другом разговаривать, но эта весна придает всему новый смысл, причину и следствие – и дядьки в черных робах, курящие за мотками колючей проволоки, широко улыбаются и желают хорошего дня.

Весна в этом году наступила тогда, когда мы с Тасей решили посадить тыквы и настурции – рыжий, как всем давно известно, целителен, особенно для рыжих людей и рыжих собак.
Мы занимались этим нехитрым древним колдовством – ковыряли руками сырую теплую землю, мокрыми пальцами делали семенам уютные кроватки, а молодое смешливое мартовское солнце заливало наш балкон, щекотало бородатую суетливую Боньку, во всем желавшую нам деятельно помогать; заставляло жмуриться и пригревало голый бок демонстративно-безучастного Игги; расцвечивало Таськину русую головенку в яркий тыквенный цвет и целовало ее упругие, персиковые щечки.

Счастье порой соткано из таких незначительностей, что и не сразу-то и поймешь, в чем дело. Вот балкон, вот семена. Вот котики-пёсики на солнечной ладошке. А потом вдруг - раз! и захлестнет без предупреждения, так что и не вздохнуть.
И вот сидишь такой – дурак дураком, хватаешь ртом воздух, а из глубин головы звучит какое-то архаичное, тысячами поколений заложенное, уже давно и не актуальное даже, но такое разухабистое – "ну, кажись, перезимовали!"

https://mrs-ulcus.livejournal.com/35721.html