СказкаОна вдруг подошла и сказала:
— Развяжи.
Сказала так запросто, будто они знакомы мильён лет. Пока изумлённый Тихон попытался вспомнить, кто эта Афродита и как ему правильно поступить в столь щекотливой пляжной ситуации, она сказала:
— Я Лика.
Тихон вообще-то тихоней не был, но перед точёными формами этой бойкой шатенки в бикини у него конкретно онемел язык. Сам Тихон после студёного Новосибирска лишь неделю провёл на релокации в Туйхоа. Впрочем, его кожа не приобрела бы такого божественно-бронзового великолепия даже за полгода.
Лика повернулась спиной и приподняла волосы над тесёмками лифа — вот он, коварный узел.
Пальцы предательски дрожали, тем не менее, с мокрым узлом Тихон справился, а вот развязать собственный язык так и не удалось. Глупо. Деликатно придерживая шнурочки купальника, Тихон замер, как гранитный истукан.
— Готово? — спросила Лика, на что Тихон смог выдавить из себя лишь совиное «угу».
Лика спокойно сняла лиф и исчезла так же внезапно, как перед тем появилась.
«Эх, не обернулась…»,— с досадой подумал Тихон; в мыслях-то он был куда как смелее.
На другой день он облюбовал себе место на прибрежной террасе с Wi-Fi зоной, в стороне от пляжа, намереваясь закончить кое-какую работу. Но Лика и там его нашла. И снова по-свойски сказала: «Развяжи». Тихон развязал. Лика сняла лиф, повернулась и без всякого кокетства сказала: «Спасибо». Язык Тихона тут же опять примёрз. Глупо до невозможности. «Одно слово, кретин», — обругал себя Тихон.
На третий день Лика подошла, повернулась спиной и, не говоря ни слова, просто приподняла обеими руками волосы.
— Развязать? — отряхивая с ладоней налипшие песчинки, услужливо уточнил он, боясь ошибиться.
— Угу, — сказала она, привставая на цыпочки.
— А что будет, если не развяжу? — осмелел Тихон, всю ночь набиравшийся гусарской отваги. Получилось развязно и пошловато, он и сам это сразу же понял. Лика повернулась, их взгляды встретились, она удивилась:
— Почему не развяжешь?
— Ну… то есть… я хотел сказать… — мысленно костеря себя за унылое тупоречие, Тихон попытался исправить неудачную шутку, — я подумал… вдруг не получится развязать?
— Почему не получится? — по-детски наивно спросила она без тени наигранности.
— У тебя узел… затянут туже и туже…
— Чем у тебя?
— Чем в предыдущий раз…
— Правда? И что это значит?
— …это как бы ещё не точная закономерность, но я заметил… и это значит, что… когда-нибудь…
— Не развяжется? — длинные ресницы Лики затрепетали бабочками.
— Ну… да… похоже на то…— Тихон отчаянно тупил под взглядом Ликиных карих глаз, таких искристых, таких бездонных, таких близких.
— И когда это случится?
— Трудно сказать, — Тихон расплылся в глупой беспомощной улыбке.
— Почему трудно?
— Ну… как бы… недостаточно экспериментальных данных. — Тихон напропалую импровизировал, лишь бы не дать ей уйти.
— Ясно. — Лика порывисто повернулась, её восхитительные каштановые волосы прошлись шёлковой волной по его лицу. — Давай, развязывай.
Узел не сразу, но поддался; он и впрямь был туже прежнего.
— Теперь достаточно?
— Чего? — смутился Тихон, погружённый в собственные нескромные мысли.
— Данных.
— Каких?
— Для прогноза.
— Какого прогноза? — Тихон совсем утратил нить разговора.
— Сам сказал, что узел когда-нибудь не развяжется, — без тени иронии напомнила она, стоя перед ним стройной бронзовой статуэткой с мокрым лифом в руке.
— Ты только не волнуйся, — ласково успокоил её Тихон, пронзённый страшной догадкой: «Душевнобольная!» Как ни странно, это сорвало, наконец, оковы с его академического красноречия. — Учитывая минеральный состав и водородный показатель здешней морской воды, а также коэффициент износоустойчивости баолокского шёлка, из которого сделан купальник…
— Больше миллиона или меньше? — нетерпеливо перебила поток его зауми Лика.
Сбитый с панталыку Тихон нервно вздрогнул:
— Какого миллиона?
— Лет.
— Ах, лет… Врать не стану, — Тихон напустил на себя ледяную важность, лихорадочно ища, как бы теперь изловчиться и улизнуть от этой малахольной, — ну… если плюс-минус тысячелетие… короче, за миллион лет ручаюсь… — не моргнув глазом, соврал Тихон, осторожно подтягивая к себе край пляжного полотенца.
— Земных? — уточнила «пляжная сумасшедшая».
— А каких же ещё?
— Понятно. — Лика плюхнулась на его большое полосатое полотенце, сунув ему в руку свой стремительно сохнущий во вьетнамском пекле лиф. — А теперь завяжи.
— Зачем? — бестактно ляпнул Тихон; глупейший вопрос, конечно же.
— Я передумала возвращаться. Завяжи.
Следующие две минуты, приняв позу лотоса, она загадочно загибала и разгибала свои изящные длинные пальцы. И ноги принимали в этом далеко не последнее участие. Периодически Лика забавно склонялась набок, чтобы сделать мудрёные пометки на песке, после чего вновь превращалась в сидячую бронзовую богиню с пляшущими пальцами. В конце странного ритуала Лика издала звук, принятый Тихоном за вздох облегчения:
— Ф-фух!
— Я здесь, моя повелительница, — раздалось откуда-то сверху. Тихон машинально выглянул из-под пляжного зонтика и смертельно похолодел под свирепым взглядом джинна.
— Ффух, передай отцу, матери и сёстрам, что я задержусь тут. Мне здесь очень нравится.
— Уже передал, моя повелительница. Владыка Пурсиплюма огорчён решением своей дочери Ли-Икки. Он очень скучает и хочет знать, успеет ли она к началу новой эры.
— Я всё рассчитала, я успею. Я тут ненадолго, обещаю! Сезон цветения улёмок я ни за что не пропущу, это уж точно.
В баре отеля «Тунг», с природной невозмутимостью игнорируя страстные мужские взгляды со всех сторон, Лика заказала себе безалкогольный коктейль с лаймом, залпом осушила бокал, по-детски облизнула губы и с новым энтузиазмом принялась в сто тысяч пятисотый раз объяснять Тихону суть его и её квантовой связанности в Мультивселенной.
— Чему тебя только учили в твоём Академгородке? — то и дело подтрунивала она. — Это же так просто. Ты — мой якорь здесь, я — твой якорь там. Так кому же ещё я могла доверить струны телепортации, глупый?
Где-то на границе разума Тихон осознавал, что человечеству в его лице открываются бесценные знания, и в другое время в другом месте он жадно ухватился бы за них. Но сейчас… Шелковистое тепло её руки напрочь опустошило в нём все мысли, кроме одной. Оторваться от неё, как и оторвать взгляд от её головокружительной талии, было выше его земных аспирантских сил.
— Ладно, — сдалась Лика, по-свойски взъерошив ему шевелюру, — похоже, ты перегрелся на солнце, мой якорь. Ещё успею объяснить.
— А что потом?
— Когда «потом»?
— Когда узелок не развяжется?
— Очень просто: я заберу тебя на Пурсиплюм. Там как раз зацветут улёмки. — Она мечтательно зажмурилась. — Целая планета цветущих улёмок, представляешь? А пока поживём здесь. Недолго.
— Почему недолго?
— Ну, ты ведь сам сказал: всего миллион лет, и узелок телепортации перестанет работать.
--------------------
© VVL, 01.12.2022 https://mirnaiznanku.livejournal.com/1317151.html