Я не люблю супы, за редкими исключениями. Люблю гаспачо и некоторые супы-пюре. На днях Ыкл сварил самый обычный суп, налил мне немного и всё уговаривал меня попробовать, обещая, что в нем есть особенный ингредиент, который мне понравится. В супе оказался чеснок. Откуда? -- несказанно удивилась я, а он рассмеялся, -- ты помнишь, ты еще в Израиле купила банку сушеного чеснока? Ты тогда его попробовала и сказала, что это невозможно есть. Оказывается, возможно, -- довольно сообщил мне он, -- если его сварить, то он вполне ничего. Я, конечно, помню эту банку, мы ее привезли с собой, вместе со всеми остальными специями, некоторые из которых куплены еще в Америке, но всё еще не потеряли ни аромата, ни вкуса. Никогда бы не подумала, что этот чеснок нам пригодится, я упаковала его просто так, потому что не люблю выбрасывать продукты, хотя и не представляла для чего он нам нужен.

Чадо который день просит приготовить тхину и я бы с радостью, но нет чеснока, а без чеснока -- это совсем не то. Обязательно нужен свежий чеснок, этот сушеный может и годится для супа, но никак не годится для прекрасной тхины, никак. У меня есть лимоны, есть киндза, есть дивная кунжутная паста, которую, зная нашу любовь к тхине, привезли нам в подарок друзья из Израиля, но у меня нет чеснока. Прямо по О.Генри, хоть иди и проси по соседям головку чеснока. Но по соседям я не пойду, терпеливо дождусь воскресной доставки. Обычного чеснока в магазине не было, зато был органический, в два раза дороже. Надеюсь, что он не хуже обычного, еще сильнее надеюсь, что он есть не только на картинке. Вот привезут в воскресенье чеснок, -- обнадеживающе сообщаю я чаду, обдумав всё это, -- и я обязательно сделаю тхину, честное слово!

Доставка не самых необходимых всем остальным, но крайне необходимых мне вещей, работает исправно. Вчера привезли духи, которые я заказала всего несколько дней назад. Мой флакон почти пуст, а я их невероятно люблю и без них мне грустно. Теперь у меня есть новый большой флакон -- духи не чеснок, этого флакона мне хватит, как минимум, на полгода, а может и на целый год. Всё продолжаю думать о джинсах, но пока жадничаю, хотя они совершенно прекрасные, да что там, они практически совершенны.

Вчера и позавчера на лекции было значительно меньше студентов, чем в первый раз, на прошлой неделе. То ли им действительно этот формат не по душе, то ли тот факт, что теперь все лекции записываются, так действует. Это одна из причин почему я категорически отказываюсь от записи обычных лекций -- количество студентов, посещающих лекции, резко падает, так как все считают, что вполне достаточно посмотреть запись. Я же считаю, что этого категорически не достаточно. Но на данный момент я ничего не могу поделать, невозможно не записывать лекции, есть студенты из Америки и из Гонконга, из Греции и Британии, слишком много разных часовых поясов, не хочется их заставлять ходить на лекции в любое время суток. На вчерашней утренней лекции было рекордно мало народа, и я пошутила, что у нас получается почти частный урок. Студенты невероятно обрадовались -- ура, -- писали мне один за другим в чате, -- давайте так всегда!

Зато те, которые приходят, действительно работают в полную силу: задают много вопросов, пытаются понять нюансы, отвечают на мои вопросы и внимательно следят строчка за строчкой. Это невероятно радует, словно немного компенсирует то, что их существенно меньше, и то, что я не вижу их лиц. Это, пожалуй, самое тяжелое. В аудитории я всегда чутко слежу за лицами, за шевелением губ, я всегда знаю кто что ответил на мой вопрос, даже если он ничего громко не сказал, а всего лишь шевелил губами. Я всегда вижу кто работает, а кто растерянно сидит и не понимает что здесь происходит. Я всегда ориентируюсь по лицам -- иногда замедляюсь, иногда останавливаюсь и начинаю новое, совсем другое объяснение, иногда, напротив, ускоряюсь, если вдруг замечаю скучающие лица. Впрочем, чести ради, именно это случается крайне редко. Теперь же я их не вижу, они не включают камеры, чтобы не прерывалась связь, впрочем, даже если бы они их включали, я бы не могла увидеть их всех одновременно. Не люблю дистанционное преподавание, теперь точно знаю -- не люблю.

На тротуарах рядом с домами внезапно появилось огромное количество старой мебели -- стоят диваны, тумбочки, лежат какие-то старые, наполовину поломанные, ящики, стулья и прочее. Словно все вдруг решили начать новую жизнь, избавиться от хлама, от которого давно мечтали избавиться, начать всё заново, с чистого листа. Я представляю себе как они перебирают кладовки, подвалы, чердаки, выносят это в ночи на улицу, тихо оставляют рядом с переполненными мусорными баками, и радостно спешат домой, собираясь продолжать всё то же самое на следующий день. Обычно запрещено выставлять мебель на улицу, везде висят большие предупреждения, но на данный момент, кажется, это не только не главная проблема, но об этом вообще забыли. На улицах появилось много мусора -- коробки из-под гамбургеров, одноразовые пластиковые стаканы, салфетки. То ли у уборщиков тоже карантин, то ли просто не успевают. Вообще интересно, насколько может измениться место под влиянием экстренных обстоятельств. На нашей улице люди стараются подбирать каждую бумажку, словно знают, что теперь это на нашей ответственности, на некоторых других -- совсем наоборот. Никакой корреляции между хорошими и не очень улицами и наличием или отсутствием мусора я, однако, не заметила.

Невероятно радуют доброжелательные лица. Все пробегающие мимо, все гуляющие с собаками, все одинокие путники -- все обязательно улыбаются встречным, кивают, и одними губами желают хорошего дня. Я улыбаюсь в ответ, киваю и иду дальше. Впрочем, я почти всегда улыбаюсь, когда куда-то иду, всегда находится повод, особенно весной.

Чадо и дитя висят на турнике целыми днями -- кольца сменяются трапецией, трапеция качелями; лестницу пока не вешали, но еще не вечер. Дитя повторяет вслед за чадом: ееей, и обе хохочут. Чадо прекрасно понимает ситуацию, но, тем не менее, неделю назад, когда мы сообщили ей, что она не может пойти в гости к знакомой девочке, чадо расстроилась. Тихо плакала, спрятавшись под стол, и всё сердито повторяла: надоел мне этот дурацкий вирус, надоел! Впрочем, пока это было единственное расстройство. Школьные уроки поступают исправно, чадо делает их с удовольствием, гимназические же занятия полностью перевели в формат онлайн, посему по субботам чадо сидит перед компьютером, заперев за собой дверь, чтобы никто и не подумал ей мешать, и оттуда доносятся возгласы, смех, визг и прочие атрибуты удачно проходящего урока.

Во всех супермаркетах объявления: мы знаем, пишут они, что многие из вас лишились работы, в связи с создавшейся ситуацией. У нас, -- кричат они, -- у нас очень много работы, приходите к нам! Работы всякой разной, смотрите объявления, приходите к нам работать, мы будем хорошо платить! Вы нужны нам, -- пишут жирным шрифтом, -- а мы вам, давайте поможем друг другу в это тяжелое время!

Написала дипломнику, что нам надо срочно возобновить наши обычные еженедельные беседы, а то не дело это -- вирус-шмирус, а работать надо! Дипломник радостно отвечает: я с удовольствием, тем более, что я тут доказал одну штуку и мне очень нужно послушать ваше мнение. Я ее доказывал, -- гордо продолжает он, -- почти две недели, у меня получилось доказательство на семь страниц, я вам всё расскажу. Но знайте, -- добавляет устрашающе, -- если вы скажете, что это тривиально, то, считайте, что от коронавируса вы защищены, вы от него не умрете, так как вас убью я! Что он конкретно доказал, он пока скрывает. Немедленно захотелось написать, что, что бы это ни было, оно тривиально. Но я сдержала свой порыв, хотя и посмеялась от души.

Ыкл волнуется и не разрешает мне заходить в магазины. Я только булочку куплю, -- уговариваю его я, но он непреклонен, -- не надо нам никаких булочек, нам ничего не надо. Нам надо, чтобы ты не заболела! Ты понимаешь, -- объясняет он мне как ребенку, -- по предсказаниям заболеют порядка восьмидесяти процентов населения. Ты уж меня прости, -- продолжает он, -- но моей единственной целью сейчас является попасть в те самые двадцать процентов, которые не заболеют. Хочешь, кричи, -- милостиво разрешает он, -- хочешь поругаемся, хочешь бурчи, но ни за какой булочкой ты не пойдешь. Переживем без булочек. Но я тоже хочу булочку! -- выдвигаю я самый последний, самый убедительный аргумент. Он задумывается. Ладно, -- решительно смотрит он на меня, -- будешь хорошо себя вести, я постараюсь испечь нам каких-нибудь булочек. Вкусных, -- добавляет он, не давая мне ничего ответить.

Папа делится радостными новостями: представляешь, -- воодушевленно сообщает он мне, -- вчера в Генуе выписали одну женщину, которая заболела коронавирусом и выздоровела, ей сто два года, представляешь?! Я радуюсь вместе с ним и аккуратно выясняю не выходит ли он из дома. Уже три дня никуда не ходил, -- гордо сообщает папа. Мама перебивает, -- он не ходил, да, но он всё время выгуливает машину, он говорит, что ей нельзя долго стоять и на ней обязательно надо ездить! Я его понимаю, он влюблен в свою машину, я тоже была влюблена в свою машину. Она осталась в Израиле и я до сих пор по ней скучаю. Машину нельзя не выгуливать, я с ним совершено согласна.

Скоро Песах. К счастью, в супермаркете была маца и, несмотря на то, что ее тоже выдавали не больше трех коробок в руки, я очень обрадовалась -- трех коробок нам вполне хватит. С прошлого года у нас осталось несколько упаковок мацовой муки, так что и булочки на Песах тоже будут. Надо бы не забыть подкорректировать заказ и обязательно положить в корзину всё необходимое для первого вечера, обязательно. Мы пережили фараона, что нам какой-то вирус, но вот стол -- обязательно должен быть правильным. Обязательно надо купить горькую зелень (к примеру, салатные листья), хрен, куриных крылышек, зелени (к примеру, петрушку), меда, яблок и орехов (а иначе не сотворишь харойсес, а без харойсеса никуда), какой-нибудь рыбы и какого-нибудь мяса. Сядем, отпразднуем, вкусим понемногу всякого разного -- ведь Песах же, вирус или нет, а он должен прийти по расписанию. Он и придет, а уж я постараюсь быть к нему готовой.

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1313621.html