-- Крути педали, Лола-девочка, крути: одну за папу, одну за маму, одну за папу, одну за маму. Крути педали, Лола-девочка, крути...

Когда же это всё кончится? Сколько ещё осталось -- пара-тройка-четвёрка кругов. Ничего, прорвёмся. Сцепим зубы -- и прорвёмся. Красиво тут как. Завтра, обязательно завтра, как только всё закончится -- сразу побегу, и куплю помаду. Вишнёвую. Чтобы была. И всё -- теперь только тренером. Невозможно так больше. Невозможно. Сколько в этот раз -- ещё четыре мои. Ну, осталось совсем ничего - давай, девочка, давай...

-- Раиса Валентиновна, вы даже не представляете, насколько талантлива ваша дочь! Она обязательно должна тренироваться, обязательно! Это же будущий олимпийский чемпион, ну как же вы не понимаете! Лола, ты хочешь стать олимпийским чемпионом?

Лола задумчиво надувала розовый пузырь из жвачки. Под цвет огромных розочек. Розочки мама делала сама -- покупали метры приятно шуршащей ленты, собирали иголочкой в бесконечную, казалось, спираль. Ещё виток, ещё один, ещё один, чем больше витков, тем больше розочка. Великолепная розовая розочка. Снизу мама пришивала резинку: колечко, так, чтобы хватало на два оборота.

-- Хочу! А что это такое?
-- Смешная ты, Лола, ничего, узнаешь! Раиса Валентиновна, но вы-то знаете, ну как же вы не понимаете?

Ещё пять мои. Ничего, старушка. Пусть это уже кончится. Приезжаешь туда же, откуда уезжал. Вроде и не уезжал вовсе. Не могу больше. Не могу. Остановите гонку, пожалуйста -- я больше не могу! Не ной, девочка -- можешь, сдюжим -- крути педали, Лола-девочка, одну педаль за папу, одну педаль за маму...

У Томы из соседнего подъезда была грудь. Не такая чтобы действительно грудь, но было -- ничего не поделаешь, под всеми платьями упрямо виднелась. Сразу становилось понятно, для чего на платьях вытачки. Тома устраивала день рождения дома. Невозможно было прийти к Томе на день рождения без груди. Можно было прийти без головы, отказаться от ног, от рук, но грудь надо было где-нибудь найти. Мамин лифчик был безнадёжно огромен. Он вызывал тоску, першило в носу и что-то предательски выкатывалось из глаз. Ну и пусть! Платье было с вытачками. Голубое -- расклешённая юбка, поясок, облегающий верх, предполагающий наличие груди. Нужна, значит найдём! В голубом платье, да ещё и с грудью -- ух!

Толик топтался по ногам, но это чепуха. Пусть топчется. Зато... А ничего зато, потому что Толик покраснел и пробухтел, глядя куда-то в пол, -- у тебя, кажется, вместо двух грудей, всего одна, посередине! В ванной выгребала вату из лифчика, и в очередной раз злилась, ни за что больше! Пусть у них грудь, пусть они все подавятся своей грудью -- а у меня велосипед. Пусть подавятся, не нужна мне никакая грудь!

Ещё четыре. Ничего, хорошо иду. Всё сумею, куда денусь. Что я ещё в жизни умею? Ни-че-го. Совсем с ума сошла, потом об этом подумаешь. Сейчас -- крути давай. И сразу на тренерку. С завтрашнего дня. Хорошо, спокойно. И вишнёвую помаду. Чтоб была. Потому что девочка.

Анатолий Георгиевич никогда не мог сдержаться.

-- Что ты делаешь? Я тебя спрашиваю, что ты делаешь? Ты едешь или на санках катаешься? Давай-давай, жми на педали! Ну что ты -- маленькая что ли? Тогда как с маленькой: крути педали, Лола-девочка, одну педаль за папу, одну педаль за маму, одну педаль за папу, одну педаль за маму. Куда пошла? Не реви! Хочешь реветь? Десять минут перерыв, реветь в туалете.

Троечка. Ничего, выправлюсь. Последний раз, точно последний. Вдох, выдох, вдох, выдох. Сколько можно статуэтки собирать. Это пшик -- только сегодня и помнят. Завтра никто и не вспомнит, кто такая Лола. Никто. Да ну, плевать! Я помню. Сколько там осталось? Смотри вперёд, не отвлекайся!

- Я же говорил вам, Раиса Валентиновна, эта медаль, это только первая! Снимите ковры со стен, вместо них медали будете вешать -- всю стену займут. Правда, Лола?

Пять мои. Хорошо. Молодец старушка. Мо-ло-дец! Почти доехала. Доехала -- никуда не ехала, а доехала. Ещё пара пятёрок и всё хорошо. Последний раз, последний. Потом -- вишнёвая помада. И грудь, чёрт её дери.

Пашке, кажется, было всё равно есть ли грудь, есть ли ноги, есть ли руки. Если не касалось Лолы. У Лолы было всё -- ровно столько, сколько надо, сколько должно быть, сколько хочется. Если бы не велосипед. Соревноваться с мужиками было легко. С велосипедом сложнее. И чего стоит только -- мы с ним дольше знакомы, не понимаешь что ли? Каждый раз хочется то ли придушить, то ли махнуть рукой -- да пошло оно всё. Перед гонками нельзя -- нервно и так; после гонок нельзя -- зачем портить радость. Между гонками некогда -- всё равно никогда не видимся. Но теперь всё будет. Так, как надо. Теперь последний раз, и на тренерку. Можно столик в ресторане заказывать, можно шампанское по утрам. И в отпуск -- когда хочется, а не когда сезон-не сезон. Ни черта не понять в этих самых сезонах, кроме того, что они всегда и везде. Но теперь всё. Теперь жизнь.

Последний. Двадцать моих будут. Или я не я. Даже если всё -- я их всех сделаю! Особенно, если всё. Давай, девочка, давай. Азарта не занимать, последний же. Крути педали, не ной, не девочка, при чём тут папа-мама-Паша-Анатолий Георгиевич -- нет здесь девочек, нет помад. Давай уже, давай!

-- Скажите, насколько верны слухи о вашем уходе из спорта? Неужели после такой победы, неужели это в последний раз?
-- Кто сказал в последний? Нет, слухи это. Просто слухи.

Без помады перебьюсь. Кому нужна эта помада?

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1307370.html