Дорогие модераторы, я всё продолжаю выкладывать старые тексты.

Гулять по Иерусалиму можно очень долго. Никогда не надоедает. Те же самые места предстают каждый раз в новом свете, и заново поражаешься и сентиментально хлопаешь в ладоши, некультурно тыкаешь пальцем и кричишь: смотри-смотри! Почему-то больше всего скучаю по рынку. Странно даже немного, ведь я не особенно люблю рынки вообще. И даже иерусалимский, самый прекрасный во всей Галактике, самый нежный, самый шумный, самый ароматный -- даже его не очень. Но невозможно не признать, что это одно из самых лучших мест на земле. Нельзя идти на рынок сразу. Аромат сводит с ума, хочется съесть всё на свете, хочется попробовать всё, что там лежит, всё, о чём можно писать романы. И напишу, конечно, но подождите, сначала надо обязательно поесть.

Прямо рядом с рынком притаилась небольшая забегаловка. В ней готовят самую лучшую "иерусалимскую смесь". Что может быть лучше иерусалимской смеси? Говорят, её придумал хозяин какой-то небольшой забегаловки рядом с рынком. Под конец дня у него не осталось практически ничего, а люди прибывали и прибывали и хотели есть. И тогда он смешал немного куриных потрохов: сердечки, печёнку; добавил мелко порезанные куриные грудки, нарезал лук толстыми кольцами, щедро всё посыпал зирой, куркумой, солью, перцем и кинул на гриль. Несколько минут всего -- ни в коем случае не передержать. Чтобы печёнка таяла во рту, а лук ещё немного хрустел, но чтобы всё пропахло зирой, куркумой и луком.

Прямо рядом с рынком небольшая забегаловка -- там лучшая иерусалимская смесь. Молодой парень с огромной кудрявой чёрной шевелюрой ловко переворачивает потроха, добавляет лук, добавляет какие-то специи. Запах сводит с ума. Он смотрит и подмигивает. Он понимает, насколько мучительно ждать и всё повторяет: "ещё две минуты, всего две". Через пару минут он начинает готовить твою порцию. Он выбирает самую красивую питу -- она горячая, обжигает руки. Ловко надрезает питу: "хумус, острое?". Ты киваешь: "много хумуса, много острого!" Он зачерпывает ложкой хумус, размазывает его по стенке питы. Другой ложкой щедро зачерпывает красной жгучей перцовой смеси и распределяет её по хумусу. "Ещё, или хватит?" -- он смотрит на тебя немного насмешливо, посмотрим, мол, что ты из себя представляешь. И страшно представить как будет жечь, знаешь, что во рту будет целый пожар и всё равно ведёшься -- с вызовом, азартно: "ещё!". Он набирает ещё немного и хитро смотрит: "точно?" А ты уже почти передумал, тебе страшно, ты думаешь о том, сколько же надо будет выпить воды, но не можешь пойти на попятную -- это было бы просто смешно. Гордо киваешь: "точно!". Он захватывает с гриля иерусалимской смеси и наполняет питу почти доверху. Но оставляет немного места.

Вдруг тебе захочется ещё картошки-фри -- этой невероятной картошки-фри. У неё хрустящая корочка и тающая сердцевина. И, конечно, тебе хочется. "Да! Да! Мне ещё картошки!". Он протягивает тебе заполненную питу -- кажется, в ней уже совсем не осталось места, кажется, ещё немного и она лопнет, но это только кажется. Ты подходишь к лоткам с салатами, которые стоят на стойке и обязательно зачерпываешь ещё немного салатов. Совсем немного: вот этого бордового лука, к примеру, нельзя не положить. Он посыпан какой-то приправой -- он бордовый, как свекла, его нельзя не положить. Ещё пару острых маринованных перчиков -- как же без них. А ещё, ещё -- обязательно хотя бы один кругляшек баклажана. Вот этот -- идеально красивый, только что обжаренный, лоснящийся, с ярко-фиолетовой полоской шкурки. И обязательно немного цветной капусты -- хрустящей, сладковатой. Пита заполнена так, что кажется, что это есть невозможно. Но это, конечно, можно есть. Ты наклоняешься над столом, держишь в руке сто салфеток и откусываешь. И во рту сумасшедшая смесь -- обжигающий перец, терпкий хумус, сладковатая капуста, баклажан, лук, потроха.

И сидишь, медленно ешь, и смотришь на улицу. На улице жизнь. Все куда-то идут, о чём-то говорят. Прямо напротив, прямо через дорогу, сидит пожилой мужчина и играет на аккордеоне "Катюшу" и "Подмосковные вечера". Он замечает твой взгляд, или тебе кажется, что он его замечает, он даже, кажется, тебе подмигивает. Замолкает на секунду и вдруг растягивает аккордеон и до тебя доносится задорное "Яблочко". А совсем рядом с ним какие-то молодые религиозные мальчики в чёрных лапсердаках, в чёрных шляпах, с длинными пейсами рассказывают о том, что совсем скоро придёт Мессия. Они не рассказывают это никому конкретному, они говорят в воздух. И до тебя доносится рассказ о Мессии сквозь задорное аккордеоновое "Яблочко". Эх, да куда котишься? А где-то позади ещё один расчехлил гитару, положил чехол на землю, настроил струны и заиграл "Тумбалалайка". Ты же всё ещё сидишь и наслаждаешься иерусалимской смесью. Ты не выходишь из забегаловки, нет. Ведь вдруг тебе захочется ещё острых маринованных перчиков. Или добавки фиолетового лука. К иерусалимской смеси обязательно нужен лук. Много лука. Много специй. Много маленьких, толщиной с палец, жгучих зелёных маринованных перцев. Аккордеонист всё играет и играет. Мальчики уже куда-то ушли -- им надо рассказать остальным. Аккордеонист внезапно сделал паузу и решил сменить задор на лирику -- и вот ты слышишь неторопливый "Yesterday". Категорически не хочется уходить. На улице солнце, запахи, звуки -- тебе их так хорошо видно. Ты доедаешь свою куриную симфонию и встаёшь.

Теперь обязательно выпить кофе. Ведь как же можно без кофе. Надо свернуть на одну из маленьких улочек -- там, немного в глубине, подальше от шума. Там подают настоящий кофе. Такой, как надо. В чашечках, размером с большой, но всё же напёрсток. Кофе с кардамоном. Уже от запаха хочется жить. Хочется петь и плясать "Яблочко". Вокруг развешаны сотни, тысячи бус. Они переливаются на солнце. Разноцветные. Длинные, короткие. Вперемешку с шарфами и юбками. Мужчина сидит у входа в небольшую лавку -- весь вход увешан шарфами, шароварами, бусами, поясами, колокольчиками. Колокольчики -- на тонких ниточках висят колокольчики. Они звенят от каждого дуновения ветра. Ветер шевелит нити, колокольчики бьются и вся улица до самого верха заполнена трелями колокольчиков. Мужчина прикрыл глаза. Он не спит, нет. Как только подойдёт кто-нибудь, кто захочет хоть что-то из его богатств, он немедленно вскочит. Он расскажет историю о каждой бусине, интимным шёпотом выдохнет в ухо секрет волшебства колокольчиков, пообещает вечную молодость, красоту и счастье. И за всё это попросит смешную цену -- цену колокольчиков. Или бус. Кофе заканчивается. Последний глоток-вдох кардамона. И можно идти дальше. Можно гулять, можно идти на рынок. Можно бесконечно бродить. А ещё кофе и еда обязательно найдутся где-нибудь по дороге.

И да -- надо обязательно не забыть пойти на рынок. Впрочем, наверное, уже в следующий раз.

https://mirnaiznanku.livejournal.com/1303577.html