Мексиканская сказка

Однажды дон Педро не досчитался на своей плантации початка маиса. Нрав у него был и без того вспыльчивый, а тут его просто взбесило. И он послал в пространство множество крепких мужских слов, смачный смысл коих блюстители нравов благочестиво передают фразой: «Тысячу чертей в глотку мерзавцам». После чего целомудренные сеньориты обязаны немедленно симулировать благородный обморок.

Крик дона Педро вызвал дикий переполох в округе. Попугаи в панике взметнулись над сельвой, умножая всеобщий страх и трепет. А кроме того, крик дона Педро потревожил медитацию дона Хуана за утренней сигарой.

— Буэнос диас! — приветствовал дон Хуан дона Педро, как того требует учтивость добрососедства, когда тот заявился к нему на фазенду.
— Издеваешься?! — проскрежетал зубами дон Педро. — Какой ещё, к чертям собачьим, буэнос!
— Почему не буэнос? — невозмутимо поинтересовался дон Хуан.

Дон Педро в гневе замахал руками. Суть его энергичных жестов сводилась к следующему: «Какие-то твари разорили мою плантацию. Клянусь девой Марией, им это даром не пройдёт».

— Сочувствую, — сказал дон Хуан, потрясённый горем дона Педро.
— И это всё, что способен сделать могущественный шаман?! — язвительно скривился дон Педро.

Тогда дон Хуан, которому были подвластны тайные промыслы живых и мёртвых, сложил в воздухе из табачного дыма внушительное число со многими нулями.

— Сколько-сколько? — прохрипел дон Педро, как если бы получил кулаком под дых.
— Сто тысяч песо.
— Имей совесть! — энергичным жестом устыдил его дон Педро.
— Магия, дорогой Педро, не может стоить дёшево. Десять тысяч песо серебром и ни сентаво меньше.

Дон Педро послал в пространство множество крепких мужских слов, суть которых состояла в перечислении грехов родственников дона Хуана. Особенно, по женской линии. Стервятники в панике взметнулись над сельвой. Когда дон Педро дошёл до седьмого колена, сердце дона Хуана дрогнуло, и они, поторговавшись ещё около часа, уговорились на сотне монет, после чего сельва облегчённо затихла.

Дон Хуан дал дону Педро покурить свою сигару, и они вдвоём совершили ритуал вызывания кающегося грешника. Час сиесты ещё не наступил, как пред ними явилась царица кочевых термитов в сопровождении гвардии белых муравьёв.

— Только не надо сказок про диких обезьян! — сходу пресёк отпирательства дон Хуан. — Ваша работа?
— Прости, шаман. Наша.
— Из «прости» пончо не сошьёшь, — важно дымя сигарой, сказал дон Педро.
— Не доглядели, молодёжь пошалила малость: им что сельва, что плантация — всё едино.
— Твои проблемы, донья Эцитона. Как будешь возмещать ущерб? Шкурками какомицли, зубами змеи кантиль, панцирями грифовой черепахи, золотом ацтеков?
— Золотом, конечно, — сказала царица кочевых термитов, дрожа антеннами от радости. «Надо же, как легко отделалась! — думала в этот миг она. — А могли бы и дустом травануть…»

Так за одно утро дон Хуан положил в карман чистоганом сотню полновесных песо, а у дона Педро появился золотой маисовый початок из сокровищницы древнего ацтекского жреца Уициля. Между прочим, тот ещё колдун был. Знал бы дон Педро, с чем связался, взял бы шкурками какомицли.

http://mirnaiznanku.livejournal.com/1300235.html