"Здесь точно всё?" -- он хмурится едва,
рассматривает слиток
и рукавом трясёт, из рукава
бесшумно лезет свита.
Бухгалтер наша сдерживает крик,
и мы ей благодарны.
А крысы на фургоне и внутри.
Он ржет: "Проверка данных".

Когда последний хвост ныряет под
зеленый твид жилета,
он говорит: "Все чисто, мчите в порт",
поглаживая флейту.

Все двигаются медленно, кто в чём
застигнут, кто-то в тёплом,
а кто босой, с мочалкой за плечом.
Но наши волонтёры
подвозят пледы, кеды, кипяток,
шатры к ночевке ставят,
готовят,
и следят, чтобы никто
не выбился из стаи.

А он идет,
не спит, не ест, не пьет.
Смеется, сука.
И вроде дует -- только звука нет,
не слышно звука.

Бойцы смеются тоже, их ведут
как будто и не ноты,
а искры детских снов: мальки в пруду, и мамины компоты, и пыльная полынь в полдневный зной, и запах канифоли, и папа послезавтра выходной, "ну, за грибами, что ли?". Лампадка бабушки, больной живот, ломтей арбузных блюдо.
Мелодий нет,
но армия идёт.
Марш по домам отсюда.

А та, что, как у шведского стола,
тут жрёт, не прекращая,
услышит завтра:
”Бабка, ты бы шла.
Питайся овощами".

https://lllytnik.livejournal.com/106669.html