Ночь. Ближайший намек на цивилизацию в пятиста километрах. Кругом джунгли и никакой тишины -- в природе она отсутствует: беспрестанно что-то хрустит, шевелится, жужжит, кричит, издает неподдающиеся буквальному описанию звуки.

Небо так близко, что, кажется, вот-вот оно на тебя упадет, и ты будешь тонуть в темно-синей пучине в надежде зацепиться за яркую звезду.

Моя взбалмошность с годами не только не намеревается исчезнуть, а в разы усиливается -- я хожу по лезвию ножа, но еще не поранилась так сильно, чтобы с этим завязать. В два часа ночи пойти гулять по джунглям, чтобы подумать ­-- почему, нет? Здравый смысл никогда меня не посещает, когда дело касается ''подумать''.

Чернокожий Габи с reсeption не то, что бы удивился сумасшедшей русской, он повел себя как настоящий джентельмен -- снисходительно улыбнулся, выдал мне огромный фонарик и пошел со мной.

Мы молчали, я чувствовала, как он вздрагивает от каждого звука. Он заговорил первый:
-- Ты чего боишься? Раз природа тебя не пугает.
-- То, что у меня отнимут телефон… или интернет сломается навсегда. – то ли шучу, то ли честно сознаюсь я.
-- А я боюсь, что меня сожрет лев.

Тут же в двух метрах от нас пробигает жираф и сбивает фонарный стобл. Мне больше не хочется смеяться над тем, что Габи боится, что его сожрет лев. Тем более ночью в джунглях, когда они выходят на охоту.
Мы сидим на траве, метрах в десяти река, где шуруют аллигаторы – после того, как Габи ненароком это сообщил, мне стало казаться, что я слышу, как они шамкают шелюстями. В голове тут же появились картинки отвратительной пошлой кожгалантереи, которую почему-то считают роскошью. Один аллигатор – это сколько сумок?

Габи все болтал, все так же переодически вздрагивал и оборачивался. Он говорил про сотворение мира, про то, что все началось на этом кусочке суши, про то, что только здесь можно увидеть три планеты сразу -- Марс, Венеру и Сатурн, про то, как он бежал из своего племени, про то, как выучил восемь языков, про то, как белые до сих пор варвары. А потом он вдруг спросил, что со мной.
-- Понимаешь, - говорю я, - это все очень сложно.
-- У тебя болеют родители? – взволнованно перебивает он.
-- Да нет, с ними все окей…
-- Вы в России голодаете? Ты худая.
-- Нет, с чего бы? – удивляюсь я, вспоминая, сколько дюжин устриц я уничтожила за этот день.
И тут мне становиться стыдно.
-- Дело в другом, у меня проблемы внутри, понимаешь? Нет, я не болею. То есть болею, это называется сплин. Вот смотри, я люблю одного человека. Он любит меня. Но нам катастрофически сложно быть вместе – гордость, эгоизм и прочее внутреннее, от чего не избавит хирургический нож. Он постоянно виноват, и я тоже.

Мне трудно описать выражение лица Габи. Кажется, он утратил ко мне всякий интерес – неподдельное разочарование в собеседнике.
-- Извинитесь и будьте вместе, раз это любовь. Ноу проблем. Главное быть честным. Ты слышишь потрескивание? Это, возможно, кобра.

Я бежала так быстро, как никогда в своей жизни.

У Габи нет высшего образования, он не читал Ремарка, Довлатова и Набокова, он не имеет представления, кто такой Сальвадор Дали, но я почувствовала рядом с ним себя необразованным ничтожеством. О жизни он знает в разы больше, чем я.

Африка меня изменила – чтобы найти себя, всего-то нужно слетать на край земли и посмотреть на другую жизнь. Я избавилась от дурацких привычек -- уволила своего внутреннего управдома за некомпетентность в расстановке приоритетов и пропаганду эгоизма. И тут же стало все иначе – просто любить (даже если безответно), просто творить (даже если никому неинтересно), просто прощать (даже если не вслух), просто помогать (даже если не просят), просто слушать (даже если не говорят), просто чувствовать вкус каждой радости (даже если это дежурный комплимент), просто быть честной с самой собой (всегда, даже если это больно). Я так хочу жить всегда.

То есть это все сложно на самом деле, но у меня в дипломе «тройка» по философии.

***
Фото не из Африки. Иллюстрация к тому, как я себя ощущаю: дую губы и не перестаю удивляться.

Posted via LiveJournal app for iPhone.

http://j-u-n-i.livejournal.com/93629.html