Когда пытаются понять соотношение людей, сталкиваются с очень затрудняющей дело штукой: при усложнении системы число степеней свободы растет. На практике это проявляется в том, что, скажем, кому-то может совсем не нравиться Лев Толстой, а другому - чрезвычайно не нравиться Достоевский. И такие ненравления ничего не говорят о том, каков этот читатель - возможно, он очень умен, сложен, талантлив, у него прихотливый и развитый вкус, и один, а то и оба гения литературы ему совершенно не нравятся. Речь не о том, что все вкусы одинаково полезны, нет. Вверх у человека направлен широчайший веер возможностей, именно поэтому даже самые-самые гении могут оказаться данному человеку не по пути. Может оказаться, что самые авторитетные и признанные имена для него лично - неумелые болтушки, ему лично они не говорят ничего важного. И, если смотреть отзывы великих друг о друге, это можно легко наблюдать: как тот или иной великий говорит, что, скажем, Шекспир - неумелое ничтожество, а вот... И в качестве идеала называют имена теперь уже забытые, да и среди современников неизвестные. Это - от устройства сложности. Пути вверх у людей настолько разнообразны, что нельзя назвать "для всех пригодных" гениев: может быть, кому-то они и непригодны.

Это вот еще как можно сказать. Гений отстоит от нормальности, от обыденности. Он живет в мире, отличающемся от "обычного". Это понятно; но дело в том, что любые два гения между собой удалены сильнее, чем каждый от обыденности. Они всегда с разных сторон мирового шара - каждый от него удален, так что друг от друга еще дальше, чем от обычного человека. И это - любые гении, пусть дружные между собой, пусть близкие по направлению. Они всегда различны сильнее, чем это можно представить. Люди, развиваясь и усложняясь, становятся много различнее, чем были прежде. Когда-то давно правдой была история Иова - ну в самом деле, эти умерли - будут другие жены, другие дети, это же все равно твои дети и твои жены. А потом правдой стало совсем иное - что люди незаменимы для людей, и история Иова больше невозможна: теперь Бог не сможет так сказать. Люди разнствуют, гении и развивающиеся люди становятся все различнее. Чтобы объяснить какой-нибудь пустяк, небольшую шутку в мире гения, надо долго и занудно рассказывать длиннейшую историю рождения этого личностного мира, как постепенно он формировался и складывался, претерпевал и восстанавливался, и вот стал таким, бесчисленными деталями отличаясь от привычного - и только тогда станет отдаленно понятно, в чем дело.

Мне эту историю про различие рассказали вот с каким образом. Говорят: представь, стоят три врача, хирурги, евреи, здоровенные волосатые мужики, и вот они - ржут, смеются до соплей, до слюней, заливаются, не могут остановиться, до колик, до икоты. Они вспомнили историю. Историю эту пересказать совсем не трудно, только вот что значит ее понять... Допустим, к ним подходит русский, ему пересказывают: слушай, еврей поехал с женой в отпуск, идет вечером по городу, с женой, гуляют, это суббота, и тут мимо них - гей-парад, лесбиянки всякие, и вот проходя мимо них проходя, ему в руку суют - он смотрит: презерватив! В этом месте, где развязка истории и надо хохотать, русский разве что скривит рот и приподнимет бровь. А, да, неловкость... А эти - зрелые мужики, хирурги, повидавшие... - они трясутся, не могут остановиться. Чтобы понять, надо длинно рассказывать - где-то с Авраама. Историю евреев за нсколько тысяч лет. Это скучно и хлопотно, и даже если выслушать - боюсь, рассмеяться как они - не получится. Уже заряд психики истрачен на прослушивание скучной истории. А им - безумно смешно.

Ну вот, и чуждость мира гениев такого же порядка - мельчайшая, незначительная деталь, шуточка, характерный признак, отмеченная особенность - всё из нашего обычного мира непонятно, всё требует длиннейших разъяснений, с самого начала расхождения наших миров. И потому гении друг друга понимают едва не хуже, чем обычные люди - гениев. И потому всегда может случиться, что самое замечательное произведение - кому-то не зашло, совершенно не понятно. Это нормально. Досадно, но нормально. Действительно, нормально не понимать совершенно тебе чуждое.

Но речь не о том, что любой автор может быть "идеалом" и что вкусы "разные". Как мне кажется, есть абсолютные величины - только они не сверху находятся. Как бы это сформулировать... Есть авторы, которые, если избраны читателем, однозначно свидетельствуют о сравнительно низком его, читателя, развитии. Это маркеры пошлости, так сказать. Звучит это так: если некто говорит, что величайшим автором, говорящим важнейшие вещи о человеке и культуре, прекрасно показывающем устройство человеческой психики и т.п. - если таким автором для кого-то оказывается N или NN, - всё. Это однозначный маркер. Человек действительно находится на довольно низком уровне, раз он так считает. То, что он не любит Толстого или не восхищается Пушкиным, еще ни о чем не говорит. Может быть, вот такой оригинал, для его личного развития важно, чтобы он не понимал Толстого. Но если при этом ему Веллер (Быков) ориентир - значит, развития там нет. Маркеры метят не вершины, они отмечают низкие вкусы.

Такое устройство помогает ориентироваться в многообразии вкусов и пристрастий. Но, конечно, устройство это неудобно: пытаясь уловить дорогу вверх, люди расходятся, между ними нарастают разноречия. И, глядя сверху, видят под собой узкий колодец, из которого они поднимаются - вот там сходство растет.

(c) zh3l

https://ivanov-petrov.livejournal.com/2280744.html