Моя прекрасная френдесса sloejin пишет:

"Живя свободно, коты наши с определенного момента начинали ночевать на воле, быстро соображая, как пробраться в открытую форточку, спрыгнув прямо на пуховую подушку на родительской кровати; хорошо, если все это заканчивалось вмятиной на подушке, но бывала и четкая цепочка черноземных следов на белоснежной наволочке. Чёрт окаянный. Иногда форточка оказывалась закрыта, и тут пригождалась птичья кормушка на окне. Часто за узорными заледеневшими окнами, закусывая синичьим салом, сидел в кормушке морозный распушившийся котище, заглядывал в окно спальни, помявкивал, когда совсем было невмоготу. Я выбегала на крыльцо, пускала его, холодного и радостного домой, к печке".

В связи с этим вспоминается мне вот что:

Парамон, наш деревенский кот, возвращался по ночам через окно, затянутое сеткой от насекомых. Он прижимался к ней всем телом и начинал давить. Изнутри сетка ощетинивалась чёрной шерстью. Крики "иди в дверь, скотина" не помогали: кот прижимался теснее и только огрызался, когда его тыкали пальцем.
Заканчивалось всё тем, что кто-нибудь, ругаясь, накидывал ватник, выходил на улицу, снимал кота с подоконника и тащил в дом. Парамон сидел на руках с лицом торжественным и глупым, как голубь на памятнике.
Один раз на моей памяти ему удалось порвать сетку. Кот провалился внутрь, заорал как безумный и выдрался наружу через проделанную им же дыру. Два дня его никто не видел; на третью ночь он возник из темноты рядом с новой сеткой, понюхал её и пошёл скрестись под дверью.

https://eilin-o-connor.livejournal.com/157129.html