- Если ты не радуешься мысли одним махом уничтожить всех восставших и всех кваzи, то ты, мой друг, тоже, - сказал Михаил.
- Порадовался бы, - сказал я. – Ещё как. Если бы это хоть что-нибудь изменило.

К Москве мы подходили с севера. Точнее – мы подходили к Долгопрудному. Хотелось надеяться, что и в столице, и в прилепившемся к ней городке смогли справиться с катастрофой.
Дмитровское шоссе было пустынно. Кое-где попадались брошенные машины, как правило – разбитые, видимо в панике, или с кончившимся бензином. Я втайне надеялся, что на дороге будут какие-то посты, может быть – армейские патрули. Но, видимо, все силы стянулись к городу.
- Всё будет нормально, - сказала Ольга. После того, как стало ясно, что её рана заживает, а сама она и не думает обращаться в монстра, у неё прибавилось оптимизма. – Дойдём до Долгопрудного – и на метро в Москву…
- На метро? – удивился я.
Ольга рассмеялась.
- А ты не слышал эту историю? Когда-то студенты Физтеха решили пошутить на первое апреля. Выпустили стикеры со станцией метро "Долгопрудный". Раздали всем студентам. И те, когда ездили в метро, во всех вагонах наклеивали стикер, продолжая зелёную ветку. Заклеили все вагоны! Причём так аккуратно, что пассажиры решили, будто и впрямь построили или строят новую станцию. Даже на схемы метро этот розыгрыш попал!
- Жалко, что только шутка, - сказал я, оглядываясь на Ольгу. – Давай я?
Ольга несла сына в слинге. Он не спал, серьёзно и молча взирал на мир.
- Своя ноша… - отозвалась Ольга. – Посёлок… зайдём?
Я посмотрел на указатель с надписью "ШОЛОХОВО". Дорога шла прямо через посёлок, мы так или иначе в него заходили… если, конечно, не делать крюк.
- Вроде тихо, - согласился я.
- Есть хочется, - сказала Ольга. – И посидеть. Просто посидеть в кресле вытянув ноги…
- С бутылкой пива, - поддержал я. – Или бокалом коньяка.
Ольга рассмеялась.
- Ну разошёлся! Первый и последний раз, когда я тебя видела с бокалом – это на свадьбе. И то, ты даже шампанского не выпил…
- Я выпил, - обиделся я. – Весь бокал выпил. Ну не люблю я спиртное, мне своей дури хватает…
Наверное, нас так расслабила близость Москвы. А может быть то, что мы уже сутки не встречали восставших. Появилось ощущение, что всех их перебили, а может они сами перемёрли…
На самом деле они просто стягивались к крупным городам. К Москве в первую очередь, конечно. Инстинкты, или что там у них осталось вместо разума, тащили восставших к местам скопления людей.
У нас, очевидно, тоже разума не осталось.
И мы вошли в Шолохово. Обычную подмосковную деревню с населением в сотню-две человек, место обитания небогатых дачников. Небогатые, хоть и аккуратные домишки в один-два этажа, зелень... И тишина.
По улице Музейной мы стали углубляться в посёлок.

Где в Москве может укрыться кваzи? Церковь – проверена. Три гостиницы, где кваzи традиционно останавливались – проверены. Десяток вегетарианских ресторанов – проверены.
В последнем из ресторанов, модном заведении с названием "Зелёные друзья" на Пречистенке, мы и пообедали. Михаил жевал салат из огурцов с помидорами, заедая его хлебом. Я съел гороховый суп и ковырялся в ризотто с белыми грибами.
- Ей надо где-то спать, - сказал я. – Беда в том, что в Москве полно мест, где можно поселиться без документов. Частные квартиры, дешёвые гостиницы "на час".
- В Москве ещё есть парки, скверы и подвалы, - добавил Михаил. – Ориентировки на Викторию разосланы и она это понимает. Я бы на её месте ни в какие гостиницы не совался. А она не глупее меня.
Я кивнул. Большой город Москва. И кваzи, пусть и небольшая часть населения, но не настолько редкая, чтобы на каждого обращали внимание.
- Вот если бы по телевидению показать её портрет, - вздохнул я.
- Лишняя паника, - ответил Михаил. – Ориентировка есть в гостиницах, у всех полицейских, у вахтёров и частных охранников. Её портрет в системе опознания камер наружного наблюдения.
- Тогда я не понимаю, как она скрывается, - сказал я. – Обычно, когда объявлен "Перехват", преступника ловят за сутки.
- Она кваzи, - сказал Михаил. – Гляди.
Он отложил вилку, на мгновение замер. Потом слегка опустил и выдвинул вперёд нижнюю челюсть. Нет, ничего карикатурного, никакого франкенштейновского монстра. Но лицо сразу изменилось. Шире открыл глаза, чуть наморщил лоб, изменив наклон бровей. Потом руками помял уши и приплюснул их. Убрал руки – уши распрямляться не спешили.
- И долго ты проходишь с такой рожей? – спросил я.
- Да сколько угодно, - ответил Михаил.
Я отвёл взгляд. Снова посмотрел на Михаила.
В первую секунду мне показалось, что рядом сидит совсем незнакомый кваzи.
- У нас же другая структура тканей, - сказал Михаил, будто извиняясь. – Мы не оборотни, конечно. Но если обычный человек может скорчить гримасу и удержать её несколько минут, то мы способны так ходить днями и неделями. А ещё причёска, лёгкий грим, походка, одежда… Ты, конечно, Викторию узнаешь, если приглядишься. Но на первый взгляд она будет совсем другой женщиной. Если хорошо затонировать кожу, ты даже не поймёшь, что это кваzи, а не живая женщина.
- Температура, - сказал я.
- Да, её не изменить. Если бы все камеры наружного наблюдения были оборудованы ещё и тепловизорами, было бы легче. Но таких камер от силы два десятка.
- Вообще не знал, что такие есть на улицах… - пробормотал я и подцепил из ризотто ломтик гриба. Внимательно осмотрел, попробовал. – Тогда всё совсем безыдейно. Патрульные её не опознают, автоматика из толпы не выделит… Слушай, да убери ты эту физиономию!
- Извини, забыл, - сказал Михаил, расслабляя мышцы и обретая прежний облик. – Заметь, я ведь назвал самые простые способы. А есть ещё старые добрые методы – татуировки, контактные линзы, вата под щёки, подкладывание под одежду подушечек, корсеты, бинтование… Она может выглядеть мужчиной, понимаешь? Живым мужчиной.
- Ты меня успокоил, - сказал я. – И как будем её искать? Может быть, всё таки стоит сообщить соответствующим структурам?
- Денис, неужели ты полагаешь, что капитан Маркин просто так занялся убийством профессора? – спросил Михаил.
- Понятно, - сказал я. – Шпионские страсти.
- Я не шпион, - Михаил, казалось, даже чуть обиделся.
- Ну агент. Признай тот факт, что люди и кваzи, де-факто, существуют как разные государства на одной территории. В прошлом году в Штатах помнишь, какие тёрки были? Между президентом от живых и президентом от мёртвых? Чуть новую гражданскую войну не начали. Восток против Запада.
- Джордан президент от кваzи, а не от мёртвых, - поправил Михаил. – А искать мы Викторию всё-таки будем. У нас есть преимущество перед Маркиным и его ребятами.
- Какое?
- Я – кваzи, - сообщил Михаил.
- Да ты что! А я как-то даже не замечал! – саркастически произнёс я. – И что? Нюхом её учуешь?
- Мы не пахнем, наш след даже собаки плохо берут. Дело в том, Денис, что я знаю ещё ряд мест, где бывают наши. Не хотел бы там появляться, но… - Михаил промокнул губы салфеткой. – Ты доел?
Я посмотрел на ризотто. Ломтики грибов сиротливо проглядывали из риса. Наврали, что ризотто с белыми грибами, в основном тут были шампиньоны.
- Да, что-то аппетита нет.
- Ну извини, - сказал Михаил. – В следующий раз зайдём в обычный ресторан. А сейчас прогуляемся пешком, после обеда полезно.
Поскольку Михаил явно ожидал вопросов, я промолчал. Мы расплатились (увы, отсутствие в меню мяса никак не сказалось на цене) и вышли из ресторана. Повинуясь внезапному порыву я позвонил Насте, но она не брала трубку. Выждав вежливые три звонка я спрятал телефон. Михаил терпеливо ждал. Мы прошли полтора квартала по Пречистенке, завернули направо, на Померанцев переулок. Двинулись в сторону сквера Тургенева.
- Я понимаю, ты специально не хочешь ничего спрашивать, - сказал Михаил. – Это твой протест против моих недомолвок.
Я пробурчал что-то невразумительное.
- Но ты ведь тоже многое мне не договариваешь, - укоризненно заметил кваzи. – Тема очень болезненная и неловкая для нас обоих, но ты не допускаешь, что Найд…
- Нет, - сказал я. – Я не буду проводить никаких исследований. Он – не мой сын. И мы не касаемся больше этой темы.
- Очень странно, - сказал Михаил. – Но как хочешь. Тебе жить.
- Куда мы идём? – спросил я.
- Дом номер три, возле сквера. Центр постмортальной психологии.
Я покосился на Михаила, но он был вполне серьёзен.
Центр посмортальной психологии оказался небольшим помещением в полуподвальном этаже старого пятиэтажного здания. Я припомнил, что когда-то здесь была был магазин под названием "Лавка жизни". Теперь здесь висела строгая черно-белая вывеска "ЦПП", без расшифровки аббревиатуры.
Какая-то ирония в этом присутствовала.
- Ты предполагаешь, что не рискуя больше появиться в церкви, Виктория кинется в объятия психологов? – спросил я.
- Можно сказать и так, - туманно ответил Михаил.
Мы вошли в ЦПП.
Помещение было небольшим. Маленький холл, свежеотремонтированный, с тем же строгим дизайном – белые стены, чёрная мебель. Стойка приёмной, за которой сидела миленькая черноволосая девушка. Живая. За её спиной висели какие-то дипломы в рамочках, большие черно-белые постеры с фотографиями старинных церквей и соборов. Под потолком беззвучно работал телевизор, демонстрируя старые фильмы с Чарли Чаплином.
Несколько дверей вели в другие помещения.
- Добрый день, - сказала девушка с мягким малороссийским акцентом, встала, дружелюбно улыбнулась. Бедж на её блузке, расстёгнутой ровно настолько, чтобы поманить взгляд крепкой молодой грудью, содержал только имя: "Оксана". – Берите анкеты, заполняйте…
Взгляд её остановился на мне.
- Вы сопровождающий, верно?
- Да, - согласился я. – Это моя работа в последнее время.
Михаил, к моему удивлению, анкеты взял. Уселся за столик, снял шляпу, достал авторучку и принялся заполнять листы аккуратным разборчивым почерком. Я мельком глянул – обычные, одинаковые в любом заведении анкеты. Имя-фамилия, год рождения, место жительства, место работы… Учитывая специфику, здесь ещё была дата смерти и дата возвышения – последнее время дискутируется вопрос, не добавить ли эти пункты во все анкеты и документы, с целью борьбы с дискриминацией кваzи. Но вопрос как-то всё время замыливается в правительстве и остаётся там же, где и закон о разрешении гомосексуальных браков. Это Россия, детка. У нас тут подлинная демократия, в том смысле, что исполняется воля большинства.
- Может и мне заполнить анкету? – пошутил я.
У Оксаны округлились глаза.
- Да, но как вы… То есть можно, конечно… А на какой эффект вы рассчитываете?
Она совсем смутилась.
- Представьте себе, что я ничего не знаю о вас, - сказал я и улыбнулся. – Ну и расскажите о вашем центре.
Девушка покосилась на одну из дверей. Видимо размышляла, не вызвать ли начальство.
Но я улыбался, был одет в штатское и Оксана решила справиться с сама.
- Наш центр постмортальной психологии оказывает услуги для кваzи, связанные с изучением глубин их психики, изменений по сравнению с прижизненным состоянием, вырабатывает рекомендации по духовному развитию, оказывает консультационные услуги по отдельным вопросам, - оттарабанила она.
- Здорово! – похвалил я. – А каким образом?
- Мы используем одобренную минздравом методику психологической консультации с использованием разрешённых медицинских препаратов новейшего поколения, - так же заученно сказала Оксана.
Ментовская струнка во мне сразу же зазвенела при словах "медицинских препаратов".
- На меня не подействуют? – с просительной улыбкой произнёс я.
Оксана прыснула.
- Ну что вы! Не при жизни.
- Вот анкета, - Михаил протянул Оксане заполненные бумаги. Та быстро проглядела их, спросила:
- Вы хотите первый сеанс прямо сейчас?
- Да.
- Полторы тысячи за первичный приём, семьсот пятьдесят рублей за сеанс, - сказала Оксана. – Товарищ будет вас сопровождать?
- Да, - твёрдо сказал Михаил.
- Двести пятьдесят за сопровождающее лицо. Фото и видеосъёмка разрешена за дополнительную плату.
- Не надо, - Михаил покачал головой. – Я готов.
Оксана вышла из-за стойки. Всё, что скрывалось за стойкой, у неё оказалось столь же привлекательным, как и доступное взгляду ранее.
- Марина Абрамовна! – девушка постучала и приоткрыла ту дверь, на которую косилась. – Пациент, Михаил Иванович Бедренец. Первичный приём.
- Пусть проходит, - грубоватым голосом отозвалась Марина Абрамовна.
По контрасту с красавицей Оксаной глава центра постмортальной психологии оказалась женщиной крепкой, кряжистой, немолодой и непривлекательной. Над верхней губой угадывались плохо депилированные усики. В кабинете Марины Абрамовны, несмотря на работающий воздухоочиститель, крепко пахло табаком, а на столе вызывающе стояла небрежно прикрытая пепельница.
- О работе нашего центра осведомлены? – бросив на меня беглый взгляд и не сочтя достойным внимания, спросила Марина Абрамовна. Беджа она не носила, но табличка на её столе утверждала, что Марина Абрамовна – доктор медицинских и психологических наук, а также нейропсихолог.
- Вполне, - ответил Михаил.
- Первый раз?
Михаил кивнул.
- Ну пойдёмте тогда, не будем попусту болтать… - Марина Абрамовна поднялась и двинулась сквозь кабинет плавно и неотвратимо, будто морской буксир через акваторию.
Пройдя через приёмную мы вошли ещё в одну дверь. Оксана уже вернулась на своё место, одарив нас на прощание дежурной улыбкой.
Новое помещение центра оказалось длинной комнатой без окон, с узкими кушетками, разделёнными свисающими с потолка занавесками. Мне вспомнился кабинет "электросна" в ведомственном пансионате, куда я как-то честно отходил десять дней. Лежишь себе с электродами на веках, чуть-чуть пощипывает кожу…
Но здесь никаких аппаратов, придуманных ещё в таинственные и эпические времена СССР, не было. Только кушетки с белыми простынками на них и один-единственный стеклянный медицинский шкафчик.
- Встаньте на весы, назовите мне вес, снимайте ботинки и пиджак, закатайте один рукав до локтя, ложитесь на любую кушетку, - велела Марина Абрамовна.
Михаил послушно выполнил все указания. Весил он восемьдесят два килограмма, мне казалось, что для его телосложения это многовато. Но кваzи чуть тяжелее людей при одинаковых габаритах.
Директор центра тем временем достала из шкафчика одноразовый шприц, большой стеклянный флакон с желтоватой прозрачной жидкостью, набрала кубиков пять.
- Что это? – спросил я.
- Инновационный медицинский препарат, - сухо ответила директор. Подошла к Михаилу, склонилась над ним и ловким движением вколола шприц.
Кровь у кваzи не такая, как у людей. Она густая, очень плохо идёт через иглу. Но Марина Абрамовна всё-таки убедилась, что попала в вену, и только дождавшись появления в шприце тёмного облачка принялась вводить раствор.
- Эта жидкость называется хлористый калий, - внезапно сказал Михаил. – Применяется в медицине уже сотню лет. Для людей такое быстрое введение смертельно. У кваzи… у кваzи… вызывает иные эффекты…
Марина Абрамовна застыла со шприцем в руке. С возмущением спросила:
- Так вы все знаете? А зачем же платили?
- Для наглядности… - непонятно сказал Михаил. Поморщился. – Жжётся… немного.
- Оно и должно жечься, - сказала Марина Абрамовна. Покосилась на меня. – Теперь полежите немного, Михаил, препарат начнёт действовать минут через десять.
- Как влияет хлористый калий на кваzи? – спросил я.
Мария Абрамовна посмотрела на меня с изрядным сомнением, будто решала, стоит ли что-то объяснять.
Я молча достал и продемонстрировал полицейское удостоверение. Доктор разных наук сразу преисполнилась готовности к сотрудничеству и чтению лекций:
- Вызывает временную активацию некронейронов вентромедиальной префронтальной коры.
- А доступнее?
Марина Абрамовна казалась очень смущённой.
- Это зона эмоциональной оценки некоторых эмоций. Сочувствие, сострадание, сопереживание… совесть.
- Эмпатийность, в общем, - блеснул и я умным словом.
Наверное, я употребил его не совсем верно, потому что врач поморщилась.
- Ну… можно сказать и так.
- Но кваzи же нельзя назвать бесчувственными или лишёнными сострадания, - сказал я.
- Нет-нет, конечно! – быстро сказала Марина Абрамовна. – Но они… как бы вам сказать… они рассудочно моральны. Вот представьте себе, к примеру, что тонет корабль. И вы можете спасти либо пять человек, либо одного. Ваше решение?
- Глупый вопрос, - сказал я. – Пятерых, конечно.
- Хорошо. А вот та же самая ситуация, но шестой человек тоже лезет в шлюпку. У вас пистолет. Если вы не застрелите шестого – то шлюпка потонет. Ваши действия?
- Останусь сам, - выкрутился я.
Марина Абрамовна улыбнулась:
- Допустим, это невозможно. Тогда погибнут все, только вы можете управлять шлюпкой. Что вы сделаете?
- Не знаю, - сказал я.
- Но ведь ничего не изменилось. Вы и так убивали человека, оставляя его на корабле и спасали пятерых.
- Это другое, - сказал я.
- Для нас – нет, - произнёс с кушетки Михаил. – Для любого кваzи ситуация однозначна.
- Все дело в вентромедиальной префронтальной коре, - Марина Абрамовна оживилась, перейдя на любимую тему. – Это словно эмоциональный контроль над логикой. Обычная логика тоже требует от человека помогать другим людям, но логика не видит разницы между "бросил умирать" и "убил". Тут работает то, что Фрейд называл "супер-эго".
- То есть кваzи могут стать… людьми? – поразился я. – Ну, то есть мёртвые-то они останутся мёртвые, но будут человечными?
- Это временно, - сказал Михаил со вздохом. – Это на четверть часа. И эффект слабеет от раза к разу, скоро сходя на нет.
Он перевёл взгляд на меня – и я вздрогнул. Взгляд был живым. Будто в нём включилось что-то, заработало, проснулось.
- Ты, наверное, задаёшься вопросом, зачем мы ходим в такие вот центры… Да для того же, что и в церковь. Чтобы почувствовать себя живыми. Чтобы ощутить что-то, стоящее выше нашего разума. Это как голод. Тот голод, что мы ощущаем, когда восстали. Только тот голод проходит, а этот – нет…
Кваzи замолчал.
- Вы же ничего не помните после возвышения… - пробормотал я.
- Голод помнят все. Только о нём не говорят, - Михаил перевёл взгляд на Марина Абрамовну. Та отступила на шаг. – Женщина-кваzи. Молодая. Могла называть себя Викторией. Могла притворяться мужчиной, но это вряд ли, вблизи вы бы поняли.
Он достал из кармана старенький мобильник и показал врачу фотографию Виктории.
- Вчера. Короткая стрижка, ярко-рыжие волосы. Назвалась Марией Незваной, - чётко, почти по-военному отрапортовала доктор. – У нас была первый раз.
- Вы были на её сеансе?
- Нет, это не обязательно.
- Запись вели? Аудио, видео?
- Ну что вы! – Марина Абрамовна явно обиделась. – У нас с этикой очень строго…
- Хоть что-то она говорила? – с надеждой спросил Михаил.
Мария Абрамовна всплеснула руками.
- Да как все! Как все, ничего особенного! Что перед ней серьёзные проблемы, что ситуация заставляет её предавать своих, что она хотела бы попробовать взглянуть на проблему с нашей… с человеческой точки зрения… Я понимаю, это немного наивный взгляд, но очень часто ваши приходят именно за этим…
- Она сказала "предавать своих"? – уточнил Михаил. – Вы уверены?
Мария Абрамовна кивнула.
- Тогда подождите снаружи, - сказал Михаил. – Подготовьте копию её анкеты. А я хочу остаться с товарищем.
Директор центра с неожиданным проворством выпорхнула из кабинета.
- Ты что-то понял о Виктории? – с сомнением спросил я.
- Возможно, - сказал Михаил, глядя на меня. – Надо ещё разобраться. Но для этого мне не нужно было колоться самому. Я хотел посмотреть на проблему с другой, с человеческой стороны.
- Какую проблему?
- Проблему Найда.
- Ты опять за своё, - вздохнул я. – Нет никакой проблемы.
- Она есть. Вероятность того, что он твой сын – очень велика. Ты уклоняешься от однозначного ответа, значит не знаешь точно, погиб он или нет. У тебя нет другой семьи. Ты до сих пор страдаешь от потери жены и сына. Я не могу логически понять, почему ты отказываешься от генетического анализа. Поэтому я сделал то, что зарёкся когда-либо делать – инъекцию хлористого калия.
- Решил посмотреть на проблему с человеческой точки зрения, - кивнул я. – Понятно. Хорошо, я тебе всё объясню.
- Я слушаю, Денис, - Михаил с надеждой посмотрел на меня.
- Во-первых, я боюсь надеяться на чудо, - сказал я. – Выяснится, что ты ошибся – и будет ещё хуже.
- Не в твоём характере, - сказал Михаил. – Если бы ты сказал это раньше, я бы поверил. Но сейчас… сейчас я немного лучше понимаю тебя. Человек всегда надеется на чудо. Человек чудом живёт, потому что ни для чего другого жить не имеет смысла.
- Да, ты прав, - подтвердил я. – Меня бы это не удержало. Поэтому – во-вторых. Как ни странно, но я с тобой подружился, старый мертвяк. Ты славный напарник и хороший друг. Ты воспитывал этого мальчика как родного сына. И если вдруг окажется, что я – его отец, то это никому не нужный шок. Понимаешь? Я, тьфу-тьфу, импотенцией не страдаю. Будут у меня дети. А это – твой ребёнок.
- Спасибо, - сказал Михаил. – Если бы мои слёзные железы функционировали как человеческие, я бы сейчас прослезился от умиления. Только знаешь что?
- Что?
- Хорош трендеть, - сказал кваzи. – Никакой я тебе не друг, и даже будь лучшим другом – ты бы проверил, кто тебе Найд. Пусть даже не для того, чтобы забрать себе. Просто чтобы знать. Не ври мне больше, тупой живой полицай.
- Ладно, - сказал я. – Сейчас.
Я подошёл к шкафчику, открыл его.
Мне повезло – среди стоящей там ерунды нашлась стойка с герметически закрывающимися пробирками и рулончик стерильной ваты. Уж не знаю для чего они там стояли. Скорее всего, просто для антуража.
Я открыл одну пробирку. Клочком ваты потёр себе нёбо и бросил его в пробирку. Потом смачно харкнул туда же. Закрыл пробирку и протянул Михаилу со словами:
- Тьфу на тебя.
Михаил помолчал. Потом, не вставая с кушетки, взял пробирку из моих рук и кивнул.
- Спасибо, Денис. Я очень рад, что ты всё-таки согласился.
- Анализ покажет, что Найд не является моим сыном, - сказал я. – Так что лучше купи мне бутылку вискаря в качестве компенсации за назойливость.
- Почему ты так уверен? – спросил Михаил. – Ты всё-таки видел, как погиб твой сын?
- Нет! – выкрикнул я. – Я не видел! Но ребёнок был не от меня, понятно?
Я вышел в коридор и закрыл дверь. Покосился на Оксану – слышала она мой возглас. Судя по любопытному взгляду – слышала.
Интересно, что она подумала.
В кармане затренькал телефон. Я достал его – звонила Настя.
Должно же быть в жизни что-то хорошее, кроме нависшей над всеми людьми угрозы, безрезультатных поисков и копания в старом грязном белье?
- Да, Настя, - отворачиваясь от Оксаны, будто это придавало разговору большую интимность, сказал я в трубку. – Я звонил, хотел предложить встретиться.
- Денис, сегодня не получится! – голос Насти звенел от волнения. – Денис, Денис, ты не представляешь, что случилось!
- Что? – спросил я с подозрением.
- Мама и братик! Они возвысились! Их сегодня выписывают из приюта, они вернутся домой!
- Я ужасно рад, - растерянно сказал я. – Да, я правда рад…
- Денис, я сейчас бегу в приют, - сказала Настя. – Потом созвонимся, хорошо? Завтра? Я уже убегаю. Завтра, хорошо!
- Хорошо, - сказал я. – Завтра.
Настя прервала связь.
Я спрятал телефон, посмотрел на Оксану.
- Не ладится? – спросила она.
- Не то слово, - сказал я. – Скажите, а что вы делаете вечером?
- Варю мужу борщ, - улыбнулась Оксана.
- Везёт же некоторым, - вздохнул я. – Скажите моему спутнику, что я подожду на улице.
Выйдя из центра постмортальной психологии я огляделся. Погода стояла замечательная, редкий случай для московского лета.
Должно же быть в жизни что-то хорошее.

http://dr-piliulkin.livejournal.com/750145.html