Мой коллега — член союза журналистов — Владимир Ильич Ульянов (1870.04.22–1921.01.21) отметил: политика — концентрированное выражение экономики. Он же указал: государственный капитализм — превращение всей страны в единую производственную корпорацию — хорошая заготовка для социализма, где остаётся лишь заменить цель деятельности с максимизации прибыли на максимизацию достаточно широко понимаемого благополучия всех граждан как совладельцев этой корпорации.

Сейчас капитализм ещё не повсеместно стал государственным (так, в Российской Федерации экономический блок правительства исповедует либеральную религию, объявляющую всё государственное — в том числе и государственный капитализм — грешным). Зато многие корпорации уже достигли размера, сопоставимого с некоторыми уважаемыми государствами и по прибыли, и зачастую по числу сотрудников.

Отсюда проистекает естественный вопрос: не могут ли столь размашистые корпорации взять на себя государственные обязанности? И как это повлияет на существование нынешних государств? Ведь немалая часть крупных корпораций транснациональна, то есть хозяйствует во многих государствах одновременно.

Прежде всего отмечу: даже транснациональные корпорации чаще всего поддерживают лишь одно из государств, затронутых их деятельностью — обычно то, где находится штаб-квартира и/или где ведётся наибольшая доля хозяйственной активности корпорации. Поэтому вряд ли можно рассчитывать на приведение в порядок, скажем, сельского хозяйства Украины корпорацией Монсанто или автостроения РФ альянсом Рено–Ниссан.

Но может ли та же Монсанто взять под свою полную опеку хотя бы сельское хозяйство Соединённых Государств Америки? Или Рено — автодороги Франции? Полагаю, большие — даже транснациональные — корпорации по многим важным на мой взгляд причинам не имеют ни цели, ни возможности полностью заменить государство.

Прежде всего корпорация, естественно, заботится только о тех, кто занят в её работе, тогда как государство так или иначе вынуждено заботиться обо всех своих гражданах. Правда, корпорация зачастую также вынуждена заботиться не только о своих работниках, но и об их родных и близких, дабы сами работники меньше отвлекались на эту заботу, и во многих корпорациях социальные пакеты включают в себя, скажем, страхование здоровья семьи работника. Но такие пакеты доступны далеко не каждому, а только достаточно важным для корпорации работникам. Ведь корпорация воспринимает заботу о посторонних как очень серьёзную обузу, тогда как забота обо всех гражданах государства предполагается одной из основных его задач. Все попытки разнообразных теоретиков либерализма объявить эту заботу ненужной, мягко говоря, не встречают народного понимания. Разве что в Соединённых Государствах Америки, изначально возникших как страна непуганых борцов за исключительно личное преуспеяние, до сих пор встречают в штыки попытки создать общегосударственную систему здравоохранения. И странам, зависящим от СГА, они навязывают разрушение такой системы. Но это — редкое исключение.

Далее, корпорацию можно в любой момент закрыть, если её владельцы сочтут это выгодным для себя. Закрыть государство — существенно сложнее. Есть множество традиций, предполагающих: государства могут возникать и исчезать только по очень веским причинам. Даже организаторы и соучастники киевских государственных переворотов 2004-го и 2014-го годов, несомненно осознавая неизбежность разрушения Украины в результате их действий, старательно делают вид, что борются за целостность государства. Поэтому для строительства долгосрочных планов существование государства куда полезнее наличия сколь угодно разросшихся корпораций.

Государство наделено силовыми функциями, но в то же время сковано ограничениями на их применение. Причём ограничения эти обставлены многими соглашениями с другими государствами — отказаться от них в одиночку довольно трудно даже беззастенчивым Соединённым Государствам Америки. Силовые же возможности корпораций пока не охвачены внятными ограничениями. Официально у корпораций вовсе не должно быть силовых возможностей, сопоставимых с государственными — поэтому если они фактически возникают, то употребляются стихийно, безо всяких внятных ограничений (так, в наши лихие девяностые многие корпоративные службы безопасности отличались от бандитских бригад разве что наличием служебных удостоверений и униформ — то и другое использовалось только по мере надобности, а перед явными нарушениями закона пряталось). Таким образом корпорация превращается в источник повышенной опасности. Боюсь, ограничения на применение силы корпорациями могут вырабатываться разве что в рамках столь же жёстких столкновений (и между корпорациями, и с государственными структурами), как и те, что дали опыт для выработки ограничений на применение силы государством.

Важно ещё и то, что корпорации в принципе не горят желанием превращаться в государство. Они хотят иметь многие права государств, но, насколько я могу судить, ни одна корпорация сейчас не желает брать на себя обязанности, соответствующие таким правам. Более того, если даже предложить какой-то корпорации взять на себя функции государства, она скорее всего будет всеми копытами отбрыкиваться от такого счастья. Просто потому, что исполнение обязанностей государства влечёт очень серьёзные затраты сил и средств, а задача любой корпорации — в первую очередь извлечение прибыли, и отвлекать немалую часть потенциальной прибыли (и сил, способных её извлечь) на исполнение обязанностей государства корпорация скорее всего не пожелает.

Полагаю, мир, где корпорации всё же оказались бы по каким-то обстоятельствам вынуждены принять на себя обязанности государств, был бы более всего схож с ранним феодализмом: пахан никому ничем не обязан, ни перед кем ни за что не отвечает, заботится о своей банде, умеренно стрижёт тех, с кого может брать дань постоянно, и постоянно рыщет по окрестностям: где что плохо лежит и кого ещё подмять под себя. В таком мире вряд ли захотели бы жить даже самые рьяные сторонники либеральной религии, проповедующей благотворность неограниченной свободы личности безо всякой оглядки на общество и проистекающую отсюда необходимость замены государства политической анархией, неизбежно перерастающей во власть экономических корпораций.