Сретение. Встреча. Странников, вечно мятущихся по лицу земли. Вокзал с прибывающими и убывающими транзитными пассажирами. Встречи, кого-то они наполняют, а если не повезёт – опустошают. И всегда неизменно: каждая встреча есть дополнительный опыт жизни.
Во всех обстоятельствах мы подспудно озабочены поиском смысла жизни, или оправданием нашего бытия здесь. Во всяком случае, мы должны думать об этом. Многим сотням своих собеседников, если не тысячам, я задавал один и тот же вопрос: зачем мы с вами живём здесь на земле? В чём смысл нашего бытия и какова цель нашего путешествия во времени? И никто ни разу из тех, кто далёк от церкви, но пришёл и хочет крестить своего ребёнка, не ответил на мой вопрос. Люди не знают зачем они живут. А когда я их об этом спрашиваю, делают круглые глаза – мол, ну ты спросил!
Чем старше я становлюсь, тем всё труднее мне общаться с неверующими. Я избегаю их общества, а когда обстоятельства всё-таки сводят нас вместе, мучительно подбираю тему для общения. Обычно это погода и меняющийся на глазах климат. Или просто молчу.
А на этой неделе Господь подарил мне встречу, о которой я теперь долго не забуду. В понедельник мы с матушкой навестили одну нашу давнюю знакомую верующую женщину. Мы были у неё дома, и в это время пришла её дочь с тремя своими сыновьями. Старшие – ровесники моих девчонок, первый класс и старшая группа детского сада, а самому маленькому всего девять месяцев. Когда-то я их всех по очерёдности крестил у нас в храме.
Маленького посадили мне ка колени, и он принялся меня внимательно рассматривать. Он смотрел как я говорю, прислушиваясь к моему голосу, рассматривал картину за моей спиной, смотрел на «головах стоящих» своих старших братьев, на маму, мою матушку и свою бабушку.
Два часа он нас слушал, не издав ни единого писка. И в глазах его было что-то такое, что свидетельствовало о его причастности к Тайне, к Знанию. Вдуматься, всего только девять месяцев назад он пришёл к нам от Того, для Которого не существует ни времени, ни тайны.
Закрываю свои глаза и вижу его. Вчера на всенощном бдении и сегодня на литургии думал о старце Симеоне. Какого было ему встретиться глазами с Тем, о встрече с Которым он мечтал так долго. В отличие от меня блаженный Симеон знал, Кто лежит у него на руках, и радовался освобождению.
Много лет назад я прочитал на эту тему стихотворение Бродского. Прочитал и понял, что это самые чУдные строки из тех, что мне доводилось читать о встрече человека с Богом. Захотелось встретиться и поблагодарить их автора. Прошло ещё много лет, а желание не пропало. И я отправился в Венецию, чтобы побывать на кладбище, где похоронен гениальный поэт. Нашёл его скромную, почти заброшенную, могилку, поклонился ему и сказал - спасибо.


Когда Она в церковь впервые внесла
Дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно,
Святой Симеон и пророчица Анна.

И старец воспринял Младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
Младенца стояли, как зыбкая рама,
в то утро, затеряны в сумраке храма.

Тот храм обступал их, как замерший лес.
От взглядов людей и от взора небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
в то утро Марию, пророчицу, старца.

И только на темя случайным лучом
свет падал Младенцу; но Он ни о чем
не ведал еще и посапывал сонно,
покоясь на крепких руках Симеона.

А было поведано старцу сему
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем Сына увидит Господня.
Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня,

реченное некогда слово храня,
Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
затем что глаза мои видели это
Дитя: он – твое продолженье и света

источник для идолов чтящих племен,
и слава Израиля в нем».- Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,

кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.

И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена,
Мария молчала. «Слова-то какие…»
И старец сказал, повернувшись к Марии:

«В Лежащем сейчас на раменах твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым

терзаема плоть Его будет, Твоя
душа будет ранена. Рана сия
даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко
в сердцах человеков, как некое око».

Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
Мария, сутулясь, и тяжестью лет
согбенная Анна безмолвно глядели.
Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле

для двух этих женщин под сенью колонн.
Почти подгоняем их взглядами, он
шагал по застывшему храму пустому
к белевшему смутно дверному проему.

И поступь была стариковски тверда.
Лишь голос пророчицы сзади когда
раздался, он шаг придержал свой немного:
но там не его окликали, а Бога

пророчица славить уже начала.
И дверь приближалась. Одежд и чела
уж ветер коснулся, и в уши упрямо
врывался шум жизни за стенами храма.

Он шел умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству, лишенному тверди,

он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою,

как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.

https://alex-the-priest.livejournal.com/313194.html