«Знаки»
Каждый год после Радоницы, сразу же следующим днем, я еду в Покров на старое городское кладбище. Первым делом служу литию на могилках Сергея Иосифовича Фуделя и его супруги Веры Максимовны. Потом навещаю дорогих сердцу людей, кого знал при их жизни и о ком продолжаю молиться.
Большие светлые праздники Радоница и Красная горка превращают старое покровское кладбище в одну сплошную помойку, заваленную остатками еды, пустыми бутылками и грязной одноразовой посудой. Тут и там рядом с цыганскими могильниками сереют горки сгоревшего угля, а то и целиком брошенные одноразовые мангалы.
На фоне привычных глазу захоронений цыганские надгробия нависают громоздкими чёрными параллелипипидами с выглядывающими из них фотографиями усопших. Хотя кладбище официально считается закрытым, число цыганских захоронений из года в год продолжает расти.
Тёплым майским днём, как и прежде, я шёл по тенистым дорожкам и не узнавал старое кладбище. Нарушая всякую логику и многолетнюю укоренившуюся традицию, оно было подозрительно чистым. Коммунальщики сработать так быстро и убрать весь мусор не могли. Неужели в Покрове перестали поминать усопших?
Живых вокруг никого, тишина. Потому, когда откуда-то из кустов меня окликнул негромкий женский голос, то поначалу даже показалось, будто мне это померещилось. Но нет, снова слышу:
- Батюшка, постойте!
Я останавливаюсь и вижу как из-под нагромождения чёрных цыганских могил ко мне пробирается русская женщина, на вид лет тридцати пяти. Она спешит, протискиваясь сквозь ограды. В сложенных пригоршней руках у неё крашеные яйца и конфеты. Обычный пасхальный помин, не хватает только кусочка кулича. Протягивает мне и несколько раз повторяет:
- Всё, что могу, всё, что могу.
Язык у неё слегка заплетается. Она подходит совсем близко, и я ощущаю запах только что выпитой водки.
- Бабушка у меня здесь похоронена. Сама я в Москве живу, с самого рождения, а бабушка, вот. Ели отыскала. Хорошая была старушка, а может, вовсе и не старушка. Всего шестьдесят лет прожила. А в детстве она мне казалась старенькой.
Вот, приехала и поминаю. Почему водкой? А чем же ещё? Вроде так положено, и в кино показывают.
Как живу? Нормально живу. Детей воспитываю, они у меня хорошие, и муж хороший. Только в храм войти не может. Подойти подойдёт, а за порог никак. Раньше пытался себя преодолеть, а сейчас уже всё, махнул рукой.
Молюсь, и дети за него молятся, свечки обязательно ставим. Причащаться? Нет, не пробовала. Так что, за мужа молюсь, а он всё никак. Наверно Бог меня не слышит.
- Одной вам не справиться, надо просить, чтобы помогли. Кого просить? Лучше всего святых. В храме заказывайте им молебны, и сами подходите к их иконам и просите, чтобы они молились о вашем супруге.
- Я знаю, Бога надо просить. Говорят, будто Он отвечает, да только не напрямую, а всё больше знаками. Такими знаками, что становится понятно, мол, правильным путём идёшь дорогой товарищ. Я просила послать весточку, только Он мне не отвечает.
- Да? А то, что священника сегодня на кладбище встретили, разве это не знак?
Знаете что, пойдёмте, покажу вам могилку одного праведного человека. Официально он ещё не прославлен, но за свою долгую жизнь по вере и за страдания, перенесённые за Христа, почитается многими.
Последние пятнадцать лет своей жизни он провёл в этом городе. Был прихожанином здешнего храма. Много писал. После него остался целый чемодан исписанных им тетрадей. Удивительные, скажу вам, эти рукописи. По себе знаю, начнёшь унывать, первое лекарство - бери книжку с его письмами, садись и читай.
Сейчас эпоха интернета, в сети найдёшь всё, что захочешь, есть и книги его, и письма. Запомните это имя, Сергей Фудель.
В следующий раз приедете бабушку помянуть, и к нему на могилку сходите, благо что рядом. Заодно и помощи попросите. Когда трудно, я всегда так делаю.
- Батюшка, - продолжает упорствовать моя новая знакомая, - нельзя ли в этом случае у Бога какой-нибудь знак попросить. Для большей уверенности.
- Ну, вот! Опять вы за своё! Я ваш знак. Идите за мной.

И мы отправились к Сергею Иосифовичу. Я шёл и думал, сколько у священника таких встреч. Вот ещё одна незапланированная. Случайна она или нет? Получит ли наша встреча в жизни этой женщины продолжение, или закончится едва начавшись?
Этим постом проездом в столицу заезжал ко мне один знакомый батюшка. Возрастом почти мой ровесник, а священник он пока ещё совсем молодой. Сегодня мы дружим, а лет десять тому назад это тоже была просто очередная случайная встреча.
Я тогда ещё преподавал в семинарии. Как-то после одной из лекционных пар во время перерыва прогуливался по внутреннему дворику, куда кроме семинарии одновременно выходят мужской монастырь и епархиальное управление. Пока гулял, моё внимание привлекла женщина примерно одних со мной лет, маленького роста и на вид очень несчастная.
Её осанка, руки, её взгляд, всё говорило, что сейчас ей ужасно плохо. То и дело она кидалась то к одному, то к другому проходящему мимо неё человеку в подряснике, что-то спрашивала, ей всё так же, не останавливаясь, отвечали. Она отходила в сторону, но только для того, чтобы дождаться очередного, похожего на священника, и броситься к нему со своими проблемами.
Все, кто подвязается в этом монастыре или работает в епархиальном управлении, уже привыкли к бесчисленным попрошайкам, якобы потерявших билет на поезд, или путешествующих от одного монастыря до другого. Кто-то собирает деньги на «лечение» любимой бабушки, внука, сына, дяди или тёти. И совсем немногие, кто честно признаются, что не на что выпить. Потому в этом маленьком дворике никто никого особо не слушает. Она попала сюда в первый раз, и потому ни о чём таком не догадывалась.
Я был тот, кто, никуда не спешил, и, убивая время до начала следующей лекционной пары, бесцельно бродил по дорожкам дворика. Она меня увидела, а я никуда не побежал. Так случилась наша первая встреча и знакомство, растянувшееся на многие годы.
- Батюшка, беда! Мужа посадить хотят, а он не виновен! Не виновен! Взятку вымогают в пятнадцать тысяч евро, а где их взять?! Подскажите, что делать? Кому молиться? Как мне защитить моего мужа?
Недавно она мне напомнила:
- А ты сказал, и так твёрдо: «Если невиновен, значит, Бог ему обязательно поможет. Не может такого быть, чтобы Он да не помог! Хочешь, вместе будем молимся»? И мы тут же стали просить: «Господи, не оставь Твоей милостью раба Твоего Николая»!
И мужу передай, пусть не унывает и тоже молится вместе с нами».
Только сейчас во время нашей последней встречи отец Николай рассказал мне, что с ними случилось, десять лет тому назад. Тот факт, что его неожиданно отпустили, тогда я воспринял как само собой разумеющийся итог нашей общей молитвы, и даже не поинтересовался, а за что, собственно говоря, его арестовали.
- Меня пригласили на должность управляющего сетью аптек в областном центре. Дело для меня это было новое. Я ещё только начинал входить в курс, как вдруг в одной из вверенных мне аптек при проверке соответствующими органами в продаже был обнаружен один из лекарственных препаратов, недавно внесённых в реестр наркосодержащих, и выведенных из свободной торговли.
Меня вызвали в соответствующий кабинет и предъявили обвинение. Тот факт, что я ещё только вступаю в должность, и ещё не успел разобраться с существующим положением дел, никого не интересовал. Мне говорили, вот, есть состав преступления и должностное лицо, то есть я, ответственное за невыполнение законного требования.
Поначалу это расследование воспринималось мной как недоразумение. Казалось, здравый смысл возобладает, и от меня отстанут, но отставать никто не собирался. Дело всё больше и больше закручивалось, и, наконец, пришло понимание, что со дня на день меня реально арестуют и отправят в следственный изолятор.
К нам в город приехали представители моей головной организации и после переговоров со следователями сообщили об их условии: пятнадцать тысяч евро и дело будет закрыто. Но у меня не было таких денег. Москвичи не верили и убеждали не капризничать.
- Плати и дело с концом.
На одном из последних допросов я сорвался, и, обращаясь к следователям, чуть ли не закричал:
- Не верю, мужики! Не верю в то, что вы на самом деле считаете меня преступником. Мы с вами люди одного поколения, ещё пионерами давали клятву быть порядочными людьми. В комсомол вступали тоже из лучших побуждений. Как же это произошло, что мы вдруг поголовно превратились в подлецов, а? Чтобы целое поколение негодяев. Не может такого быть, не верю!
Один из них выслушал меня и заявляет, будто оправдываясь:
- Я не подлец, я медаль за Афган получил. Если не веришь, шрамы могу показать. Ты-то сам где служил?
- В морфлоте. Три года в атомной подводной лодке. Два раза в автономку ходили.
Всё это время я помнил о твоих словах, не унывать и молиться. Знал, что и ты молишься обо мне. И, несмотря, на отчаянное положение, внутренне оставался спокойным. Верил, Господь не оставит. Даже когда арестовали и отправили в камеру.
Так всё и вышло. Однажды караульный открывает дверь и выкликает мою фамилию.
- Такой-то, с вещами на выход!
Меня снова привели в знакомый уже кабинет. Следователь молча подает мне какую-то бумагу.
- Вот, распишитесь, что не имеете к нам никаких претензий. Получите паспорт, и
вы свободны.
- Свободен?! – Я оторопел. - Как это, свободен? А как же наркосодержащий препарат, который бесконтрольно продавался у нас в аптеке? Что, кто-то всё-таки заплатил?
- Нет. Просто этот препарат вдруг почему-то исключили из списка запрещённых к свободному обороту. Так что, состава преступления, в котором вас обвиняли, больше не существует. Вы свободны.
Ещё не веря собственному счастью, я выхожу из кабинета, уже сам без сопровождающего меня конвоира и направляюсь к лестнице. В этот момент дверь кабинета открывается, выходит мой следователь и кричит мне вдогонку:
- И не думай, я не подлец! Я боевой офицер, за родину воевал! Меня медалью за Афган наградили!
Ускоряя шаг, чуть ли не бегом спускаюсь по ступенькам, а сверху всё тот же отчаянный крик:
- Я не подлец!

Мы с отцом Николаем сидим в детском кафе. Заказали кофе с пирожными, но кофейный аппарат вдруг неожиданно перегорел. Видимо, сразу два попа на одно заведение это уже слишком.
- После освобождения сразу уволился с работы и вернулся к себе домой.
- Не понимаю, сюда к нам, как ты попал?
- Когда мне здесь у вас предложили место управляющего аптеками, я подумал: «Как хорошо! Ведь там совсем недалеко жил Сергей Иосифович. Можно будет к нему на могилку ездить». Очень уж мне пришлись по душе его книги. Почитаю я его как религиозного философа, и как христианина.
Вернувшись домой, немного спустя поступил заочно в Москву в Свято-Тихоновский университет, окончил его и не так давно принял сан.
Я спросил: не пожалел ли он, что решился переехать сюда к нам ближе к Сергею Иосифовичу? Ведь именно здесь на него обрушились все его несчастья, даже чуть было не угодил за решётку. Отец Николай ответил, что много об этом думал, и уже сейчас, после всех событий понимает, не будь бы этого опыта отчаянного одиночества, когда ему приходилось буквально балансировать по лезвию ножа между тюрьмой и свободой, он бы так и не научился молиться. Потому что молитва это крик о помощи, а не борьба между долгом и сном.
- По-настоящему молишься, когда становится страшно. Сейчас я с полной ответственностью заявляю любому, молись, проси, кричи, и тебя услышат. И ещё, без опыта пережитого не думаю, чтобы я стал священником.
Кстати, о молитве. Недавно у нас на приходе случилась такая история. В роддом положили на сохранение женщину уже с третьей беременностью. Папа с двумя старшими малышами остались дома. В это время отец погибает. Дети вообще остались одни.
В таких ситуациях на помощь приходят самые близкие и забирают детей к себе. Но в этом конкретном случае никто из родных не отозвался. Тогда детей взяла их соседка. Она же и организовывала похороны погибшего, стараясь максимально оградить от волнений беременную мамочку. Благодаря этой женщине в своё время на свет появился крепкий здоровый малыш.
Эта соседка наша прихожанка, - продолжает отец Николай, - потому вся история происходила у нас на глазах. Спустя какое-то время случается беда уже в семье у нашей прихожанки. Неожиданно начинает глохнуть ёё собственный ребёнок. Пошли по врачам. Те говорят, помочь можно, но только если они с сыном обратятся в медицинский специализированный коммерческий центр. В область среднего уха нужно вживить специальное приспособление, которое и позволит исправить возникший дефект. Всё упиралось только в стоимость этого приспособления – шестьдесят тысяч рублей.
В наших местах не так много людей, которые могли бы взять и выложить из кармана подобную сумму. Не могла этого сделать и мама заболевшего мальчика. Кредит ей тоже был недоступен.
Однажды перед воскресной службой она подошла ко мне и сказала:
- Я в отчаянии. На моих глазах мой ребёнок становится инвалидом, а я ничем не могу ему помочь.
Тогда я ей рассказал, как сидел в камере следственного изолятора и когда всё вокруг поворачивалось против меня, молился о невозможном, о свободе. И о том, как чья-то рука взяла и вычеркнула из списка запрещённых к реализации именно тот препарат, из-за которого мне грозило восемь лет колонии.
- У таких, как мы, надежда одна, на Бога. Во время литургии встань напротив иконы святителя Николая и умоляй о помощи.
После службы она подходит к кресту, прикладывается и на моих глазах достаёт из куртки пачку зелёных тысячных купюр, перетянутых тонкой резинкой.
- Я уже пересчитала. Здесь шестьдесят тысяч.
- Откуда!?
- Не знаю. Сунулась в карман за носовым платком, а нащупала деньги.
- Наверно кто-то знал про твою беду и незаметно подложил тебе эти деньги. Не могли же они просто взять и материализоваться из воздуха.
- Думаю, что не могли. Только я ничего не почувствовала. Тот, кто подложил эту пачку, действовал как самый ловкий карманник.
Я не знаю, что это за феномен, и как его объяснить, - продолжал отец Николай, - и не пытаюсь ничего объяснить. Знаю одно, ещё перед началом службы денег в кармане не было, а после службы они появились.

Теперь вот новая встреча с незнакомой мне женщиной на кладбище. Я веду её к Сергею Иосифовичу. Веду и сомневаюсь, правильно ли я поступаю? Ведь она выпивши. Только другого такого случая уже не будет. Когда мы ещё с ней встретимся?
Пробираемся по узенькой тропочке, петляющей среди старых ржавых оград. Замечаю, многие захоронения восьмидесятых годов уже заброшены. Человеческий век недолог. Двадцать лет и вечная память превращается в вечное беспамятство. Память только у Бога. Нет молитвы, нет и памяти.
Подходим к сени, что накрывает сразу обе могилки – Сергея Иосифовича и Веры Максимовны.
- Я буду служить заупокойную литию, а вы стойте рядом. Эти люди настоящие христиане и умеют любить. Не сомневаюсь они сейчас где-то рядом с Христом. Попросите их похлопотать о ваше муже, они не откажут.
Служил я долго, потому как на всяком прошении поминал ещё и всех, кого помнил, с кем дружил и кого отпевал, упокоившихся здесь же на этом кладбище. Я и забыл о моей спутнице. Обернувшись, обнаружил её за своей спиной. Вернувшись к реальности, удивился, что она до сих пор не ушла. Мне показалось, что она протрезвела, и я сказал.
- Простите, совсем о вас забыл.
Она, не обращая внимания на мои извинения, указывает пальцем на крест над могилой Фуделя.
- Смотрите, я родилась в день его смерти! Знаете, что это такое? Это же знак!
Когда я уходил, она оставалась стоять на месте. Подумал, а что, это тоже добрый знак, может, именно сейчас в эту самую минуту начинается очередная, уже новая история длиною в жизнь.

http://alex-the-priest.livejournal.com/268329.html