Говорят, что в ноябре к часовщику пришла ведьма, протянула ему старенькие часы и сказала:
-Давай-ка, поторапливайся!
А часовщик оказался с норовом, поинтересовался, где волшебное слово, потом сказал, что от ведьмы плохо пахнет, и вообще попросил ее подождать на улице. Часы он кинул в ящик стола и вернулся к вытачиванию стрелок для настенных часов мэра. Очень быстро часовщик забыл про ведьму. Она прождала на улице час, два, и не заметила, как обморозила себе ноги. Ведьма была обидчивая, что твоя старая тетушка, и, хотя ноги она согрела дома за пару минут в тазике с водой, ей все же хотелось как-то часовщику отомстить. Она пришла к нему и сказала:
-И спустится на город страшная зима, и познаете вы страшный холод!
Часовщик не испугался, а в начале декабря собрал вещи, да уехал в теплые страны. Никто не удивился, потому что часовщик каждую зиму проводил в теплой стране. И никто не знал, что часовщик повинен в случившейся зиме.
Зима начиналась обычно, мокрые снежинки, снежинки посерьезней, снежная мука, которую сменял снежный пух. Ударили морозы - и тут никто не удивился, куда без морозов. В городе все одевались по привычке в пять раз теплее, чем нужно, и старый молочник, утром пробравшись по сугробам в коровник, очень удивился, что все его коровы мертвы. Он снял рукавицу, снял варежку, снял перчатку и дотронулся до холодного лба коровы. На веках коровы блестел заледеневший снег. Молочник надел перчатку, надел варежку, надел рукавицу, вернулся домой и сказал детям: "Оденьтесь-ка теплее". Дети пошли доставать из сундуков шестую пару штанов.
Молочник первым сообразил, что запаса дров на такую зиму не хватит. Лошадь околела в ту же ночь, что и коровы, так что он запряг старших сыновей в телегу и вечером, поснимав с телеги бубенцы, они отправились в лес. На третий вечер их заметила дочка сапожника, донесла отцу, и в следующий раз следом за молочником отправился сапожник. У него сыновей не было, и жена его, ругаясь на чем свет стоит, вместе с мужем тащила телегу по дороге. Но, подъезжая к лесу, женщина прикусывала язык, и детям наказывали не шуметь, потому что все боялись лесника.
Лесник не был злой. И не был добрый. Он жил с деревьями, а не с людьми, у него были свои законы и свое понимание добра. Лесник считал: добро - это когда деревья отзываются хорошим шумом, и не добро, когда те деревья, которым бы пожить, погибают бесславно. Прежне, чем обречь дерево на смерть, лесник говорил с ним, гладил его, даже спрашивал "Ты не обидишься?" и лишь потом ставил на тёмной коре метку.
К этой зиме лесник хорошо подготовился, поставил много меток. Людям должно хватит деревьев. В морозы он долго не выходил из дома, а когда отправился, наконец, проверить владения, подумал ненароком, что впервые заблудился. Там, где должны были стоять знакомые деревья, было пусто, исчез даже сухой кустарник. В сугробах он раскопал пеньки, нашел оброненный кем-то нож возле искалеченного кустарника. Обезумевшие от холода люди выносили из леса все, что горит.
Лесник подстерег молочника следующей ночью. Молочник, молодецки ухая, бил сосну топором, когда из оврага на него выполз лесник с ружьем.
-Брось топор, - сказал лесник.
Молочник бросил топор и посчитал за лучшее уйти из леса. В другую ночь он снова был там.
-Брось топор, - опять сказал лесник. Молочник упал на колени и заплакал. Он спросил: чем я хуже сапожника, вон его топор стучит. Он сказал: нам дров не хватает, говорят, чей-то младенец во сне отошел, и его ресницы слиплись от холода. Он умолял: жалко тебе деревья или жалко людей?
Лесник молчал. Ответ на этот вопрос для него был очевиден, но что-то подсказывало ему, что молочник ответа не поймет. Он поднял ружье и угрюмо повторил:
-Брось топор.
И добавил:
-Иди отседова.
Всю ночь лесник ходил по лесу и пугал ружьем горожан. Он отнимал у них топоры, бросался грудью на пилы, спасал тонкие деревца и деревья взрослые. К утру в лесу остались только помершие от холода звери-птицы и сам лесник. Тяжело переваливаясь, он возвратился домой и, не снимая шуб, повалился спать, измотанный. И тогда горожане вошли в его дом, связали его, забрали свои топоры и ушли. Весь день лесник слушал стук топоров, разносившийся по лесу, а вечером сапожник прислал свою маленькую дочку развязать лесника.
Лесник было поднял на нее тяжелый кулак, но только рукой махнул: беги отседа. Он вышел из дома. Лес был необыкновенно белым: сверкал под луной снег, свобоный от деревьев, тянущийся пустыней. Лесник, обессиленный, бродил по лесу, разыскивая оставшиеся в живых деревья. Горожане запирали двери забитых доверху сараев и шли домой, греться у печи.
Лесник схватил ружье и решил их всех перестрелять. Но не смог выстрелить даже в противного, тонконосого молочника. Он вернулся ни с чем и разжег в печи свой огонь.
Ведьма старалась зря, горожане больше не боялись зимы, они пили горячий чай, ели горячую кашу и, если чувствовали озноб, только ближе придвигали кресло к горячей печи. Кто-то даже воспринимал эту зиму как приключение; например, сапожник, подкручивая усы, каждый вечер рассказывал о схватке с лесником, как пытался отнять у него ружье, как они боролись в снегу, и как злодейский лесник ушел, посрамленный, разве что топор стырил, гад.
Злодейский лесник меж тем погибал от холода. Он скоро понял, что, если хочет выжить, должен будет так же губить оставшиеся деревья. Понимал он это, и не мог взять в руки топор. Дрова подходили к концу. Он забирался под одеяла и лежал так целый день и целую ночь, иногда вставал, приоткрывал дверь, набирал полную кастрюлю снега и обедал снегом. Про лесника стали думать, что он помер. Женщины говорили: надо проверить, похоронить, если уж так, а мужчины отмахивались: что ему, трупу-то, в мороз такой сделается, подождем до весны. И долго лесника считали мертвецом, пока однажды он не пришел в город, не вошел в первый попавшийся дом и не увел оттуда молодую девушку с волосами цвета почерневшей от дождя дубовой коры. Горожане смотрели за этим из окон. Выйти и заступиться никто не хотел. Во-первых, дураки они, что ли, на холод лишний раз выходить. Во-вторых, ружье-то при нем, при леснике до сих пор. А в-третьих, кому она, по сути, нужна, эта дурочка деревенская, живет одна, воронят выхаживает, подружек нет, чем пропитание добывает - не ясно, в общем, сказано - дурочка, сумашедша, не хватится никто.
Лесник привел девушку в дом и сказал:
-Раздевайся.
Девушка не испугалась. От своей покойной матери она знала все про мужские повадки, и понимала, что теперь последует. Она смотрела на лесника. Тот был не старый, просто бородой заросший, и не такой уж страшный, как про него говорили. У него было несчастное лицо и обмороженные щеки.
-Раздевайся, - сказал он еще раз и махнул ружьем. Девушка вздохнула и сняла одну шубу, вторую, один свитер, второй, третий... На полу вырос сугроб из одежды. Девушка стояла перед лесником, дрожа от холода, нагая, держа руки по швам. Она не хотела прикрывать срам, не хотела, чтобы лесник считал ее слабой и напуганной. Но лесник не смотрел на ее голое тело, напротив, он будто боялся опустить взгляд ниже ее глаз. Он снова махнул ружьем:
-Лезь под одеяло.
Она шмыгнула в постель. Лесник накрыл ее всеми, что были одеялами, набросал сверху медвежьих шкур, сказал:
-Встанешь - убью.
И ушел в лес, оставив девушку в большом удивлении.
Он, должно быть, ей не сильно верил, и потому выбросил ее одежду на улицу, чтобы девушка точно не могла выбраться из-под одеял. Недоумевая, она прождала его в постели до вечера. Поначалу, сердитая, хотела встать назло и делать что душе угодно, только быстро выяснилось, что голышом по дому не походишь - мороз, а завернувшись в одеяла ходить скучно, слоняешься, как медведь. И она то спала, то смотрела в потолок, то дышала себе на руки, то дышала под одеяла, чтобы там совсем жарко стало.
Лесник вернулся, когда стемнело. Он еле шел от усталости, он весь день патрулировал лес, оберегая последние деревья. Трех мальчишек с пилой прогнал, одного мужика, уже бревно тащившего, до самой опушки гнал. Под вечер у него ноги подгибались от усталости, а в голове злой голос говорил ему срубить хоть одно дерево, чтобы не померзнуть самому. Сдохнешь, говорил ему голос, от холода сдохнешь, и лес на тебе вырастет. Не сдохну, не сдохну, ответил лесник, вошел в дом, разделся догола, залез под одеяло к сонной девушке и прижался к ней, обхватил руками, ногами, уткнулся ледяным носом ей в шею и стал чувствовать, вбирать в себя этот жар, что собрался под одеялами за день, и стал забирать тепло ее горячего тела, и стал думать: нет, не сдохну, нет.
Он заснул, теперь тоже горячий, и вполне себе живой, а девушка смотрела на тени деревьев, пляшущие по потолку, слушала, как благодарят лесника оставшиеся в живых сосны, как поют кусты и ветви свою песню жизни, и думала, что люди, наверное, не все плохие, раз среди них есть лесник, и часовщик тот, наверное, был просто в дурном настроении, и, в конце концов, нельзя всю жизнь поддаваться одной злости, и...
Засыпая, ведьма обняла лесника покрепче и отменила зиму раз и навсегда.
http://users.livejournal.com/_gaspar/87511.html
