Борис Полевой, "Правда", СССР (№201 [9337]).



Статья опубликована 13 августа 1943 года.



Старая женщина с суровым морщинистым и неподвижным, точно окаменевшим лицом оказала:

— Пойдемте, я их вам покажу. Из комнаты мы их вынесли, они оба лежат сейчас во дворе — и тот большой рыжий капитан, что сорвал и бросил свои кресты, и маленький в очках, которого у нас во дворе ребятишки называли «крысой».



Я пошел вслед за женщиной через двор взорванного дома. Мария Кузьминична Павлова позвала нас к сарайчику. На земле лежали два трупа — один длинный, худой, с костлявым весноватым лицом в форме немецкого капитана и рядом — маленький обер-лейтенант, который так и лежал в очках, оскалив торчащие вперед зубы, действительно придававшие ему поразительное сходство с крысой.

Это было ранним утром, в день занятия Орла. Невдалеке гремели выстрелы. Окраинные улицы еще дымились и хранили следы только что отшумевших боев. Зрелище вражеских трупов в только что освобожденном городе было слишком обычным, чтобы ему удивляться. Однако эти два трупа, безусловно, заслуживают внимания. Оба немца были убиты выстрелом в правый висок, причем выстрел этот сделан вплотную, так как кожа лица и волосы были опалены пороховыми газами. Все это говорило, что перед нами самоубийцы. Так оно и было на самом деле, и Мария Кузьминична Павлова, жена машиниста с завода №5, рассказала нам, как все это произошло.

Капитан и лейтенант, похожий на крысу, поселились в доме №13 по Кромской улице. По мере того, как фронт приближался к городу, настроение жильцов Марии Кузьминичны ухудшалось. По вечерам они напивались. Маленький плакал, большой ругался и грозил ему кулаком. В ночь на 4 августа, незадолго до того, как наши войска ворвались на улицы Орла, офицеры особенно расшумелись. Большой что-то кричал, потом сорвал со стены портрет Гитлера, который он принес с собой при переезде, и растоптал его, потом содрал с мундира два креста и выбросил их в угол. Потом они топили печку и жгли какие-то бумаги. А уже под утро один за другим грянули два выстрела. Мария Кузьминична нашла своих жильцов мертвыми.

Случай самоубийства двух вражеских офицеров не заслуживал бы особого внимания, если бы он не отражал нового явления в немецкой армии — явления, о котором единодушно рассказывают жители Орла, наблюдавшие поведение немцев в последнее время и особенно в дни нашего летнего наступления.

Николай Кузьмич Орехов — преподаватель математики в средней школе, Василий Ксенофонтович Воронин — пенсионер, бывший работник Госбанка, Нина Сергеевна Линева — лаборантка аптеки и другие рассказывали мне, что после нашего зимнего наступления в Орле появилось много немецких дезертиров, которые пробирались в тыл, скрывались у гражданского населения. Они по ночам врывались в квартиры орловцев, умоляли их укрывать, выпрашивали или отнимали гражданскую одежду. Их были десятки, потом сотни. Весной факты дезертирства участились настолько, что начальник гарнизона города Орла генерал-майор Гаман был вынужден издать специальный приказ, по которому житель, укрывший немецкого военнослужащего, бежавшего из своей части, или знавший о том, где бежавший укрывается, и не сообщивший о том в районную комендатуру, будет расстрелян, как пособник дезертира.

Приказ не помог. Дезертиры продолжали скрываться в городе. Николай Кузьмич Орехов и десятки других жителей Орла видели, как однажды с Московского вокзала на Брянский через город провели команду раненых человек в 300, у которых были забинтованы левые руки. Их вели ночью под большим конвоем. Это были линксхенден — леворучки и членовредители, совершившие то, что немцы называют специальным названием «выстрел на родину». В другой раз уже в конце июля, когда, несмотря на жестокие меры, принимаемые немецкой комендатурой, поток дезертиров, бежавших через город, усилился, Василий Ксенофонтович Воронин видел, как на Брянском вокзале выгрузили из оцепленного войсками поезда большую группу обросших, грязных, оборванных солдат-дезертиров и под конвоем повели через город в сторону фронта.

А перед самой эвакуацией Орла начались самоубийства немецких солдат и офицеров. Их удалось установить четырнадцать. Это только те, о которых узнали жители. На самом деле самоубийств было больше, так как немцы самым тщательным образом скрывали эти случаи, и все жители, которые в той или иной мере были свидетелями самоубийств гитлеровцев или хотя бы могли об этом знать, немедленно арестовывались, и никто больше уже ничего не знал об их судьбе. // Борис Полевой.
____________________________________________
Орел и Белгород* ("Красная звезда", СССР)**
На освобожденной орловской земле* ("Красная звезда", СССР)


**************************************************************************************************************************************************
«Качай или тони»


Еще, казалось, так недавно владельцы больших отелей на Унтер ден Линден, одной из центральных берлинских магистралей, договаривались со своими постоянными клиентами — «штаммгесте» — об особой таксе на комнаты с окнами на улицу, откуда «можно будет наблюдать триумфальное шествие возвращающихся в Берлин войск».

Совсем еще недавно эти берлинские трактирщики, прицепив к лацканам пиджаков фашистскую свастику, кричали «Хайль Гитлер!» и слушали, развесив уши, пьяное бормотание Лея: «Мы должны доказать, что высшая раса победит низшую расу». Эсэсовские банды грабежом и разбоем доказывали «превосходство» «немецкой расы», а берлинские лавочники подсчитывали будущие барыши будущих компаний по эксллоатации украинских богатств.

Это было совсем недавно. Но это уже отошло в область преданий. Сейчас берлинские трактирщики не ждут больше победоносного возвращения фашистского сброда, отправившегося завоевывать под руководством бесноватого фюрера мировое господство. Сейчас трактирщики чувствуют, что приближается момент расплаты за бандитские дела.

Немецкие войска, разгромленные под Орлом и Белгородом, отступают. Гитлеровским бандам нанесены новые сокрушительные поражения. Берлинские трактирщики растеряны. Они начинают сомневаться во всем. Вчера еще они читали в биржевой газете сказки о неприступности Орла. А сегодня?..

Немецкая печать в тревоге. Бороться с «сомневающимися» становится все труднее. Как и немецкая стратегия на фронте, газеты в тылу также переходят «от наступления к обороне». Они машут кулаками, обороняясь от накатывающегося штурмом вала «слухов, сомнений, пораженческих настроений, растерянности, уныния». Куда девалось прежнее самохвальство? Одна из самых наглых гитлеровских газетёнок «Брюсселер цейтунг», орган немецких вешателей в Бельгии, ещё недавно метавшая гром и молнии против всех несогласных с «новым порядком», теперь мрачно скулит:

«Мы вступили в период, когда события и факторы, развивавшиеся до сих пор благоприятно для нас, повидимому, прекратили свое существование. Никогда еще враг не угрожал нам так сильно, как сейчас, и очевидно, у него есть преимущества для осуществления этой угрозы. Все это физически и психологически угнетает германский народ... Впервые он видит, что инициатива, которая была в наших руках почти на всем протяжении войны, теперь от нас, повидимому, ускользнула, и что наши противники надевают те самые сапоги-скороходы, в которые мы, казалось, так прочно обулись...».

Берлинский трактирщик не верит уже больше сводкам германского командования, которые нагромождают одну ложь на другую. Он питается слухами. Притом такими слухами, которые отнюдь не поддерживают бодрости духа, Геббельсовское министерство пропаганды боится этих слухов. Они подтачивают германский тыл. «Мюльгаузер тагблат» — гитлеровская газетка, выходящая в Эльзасе, жалуется:

«Чего только не услышишь, походив по улицам и послушав, что говорят прохожие. Если бы верить слухам, пришлось бы отчаяться в нашей будущей судьбе, ибо немецкий народ, как твердят болтуны, во всяком случае уже проиграл войну».

Немецкую армию бьют на советско-германском фронте. Немецкие газеты врут и обманывают немцев, а слухи ползут и ползут, горькая истина проникает сквозь завесу геббельсовской лжи. Гитлеровские газеты в растерянности. «Данцигер форпостен» испуганно бормочет:

«Войны со всеми сопутствующими им явлениями всегда служили благодатной почвой для всякого рода слухов... Однако надо сказать, что в настоящее время слухи играют значительно более серьезную роль, чем когда-либо в прошлом...».

«Шварцес кор» с пеной у рта поносит тех, кто «прислушивается»:

«Если где-либо всплывают глупые слухи, если распространяются пораженческие настроения... это значит, что война нервов нашла свои жертвы. Это значит, что несколько дураков, несколько преступников, несколько предателей слушали по коротковолновому приемнику сенсационное сообщение, которое распространяется потом дальше... Людей, помогающих врагу, надо изолировать, а еще лучше рубить им головы».

Слухи проникают сквозь все преграды, раз’едая тыл, подрывая веру в «фюрера», внушая неверие и сомнения. Передовые в газетах обрушиваются на тех, кто перестал здороваться словами «хайль Гитлер», возмущаются членами гитлеровской партии, «проявляющими индиферентность» и «бессознательно прислушивающимися к пропаганде врага». «Мюнхенер нейесте нахрихтен» перепугана обилием «сомневающихся».

«Сомневающиеся, — пишет газета, — ослабляют нашу силу и вносят заразу в народный организм. Мы должны энергично защищаться от бациллоносителей. Каждая война — это задача с несколькими неизвестными. Она требует духовной стойкости, чтобы уметь переносить и удары».

Но напрасно храбрится мюнхенский листок. Духовной стойкости ему самому нехватает. В другой статье та же газета жалуется:

«Вопреки многим предсказаниям идет четвертый год войны, и мы не знаем, сколько лет она еще будет длиться... Не разум, а сердце — вот что сдаёт... Мы в тылу дрожим перед призраком войны больше, чем люди на фронте перед действительной войной...».

Защищаться от носителей бациллы сомнения! Но как? Геббельс ищет выхода. Настроения пессимизма опасны. Еще недавно он сам в пространной статье доказывал, что вильгельмовская Германия проиграла войну только потому, что у нее «не выдержали нервы». А теперь его собственные газеты признают, что нервы берлинских трактирщиков начинают пошаливать.

Для укрепления немецкой нервной системы, расшатанной ударами на Брянском и Харьковском направлениях, Геббельс решил применить оригинальное средство. Стойкость немецкого трактирщика подрывают слухи? Так надо бороться против слухов с помощью... тоже слухов. И Геббельс пускает слух, будто скоро германская авиация «расправится» с Англией.

Слушают берлинцы и качают головами: Берлин-то эвакуируется. Ползет и другой слух, но не от Геббельса, не из лживого источника, слух о забастовке итальянских рабочих на заводе Симменс Шуккерт. Передают также, что среди немецких рабочих распространяется листовка с текстом: «Что сумели сделать итальянцы, то можем сделать и мы».

Гитлеровский официоз «Фелькишер беобахтер» как-то недавно, вливая в своих читателей очередную дозу «готовности к жертвам» и «стойкости», сравнил мимоходом положение немцев с путешествием на корабле, который дал течь. Пассажирам тогда предлагается на выбор — «качай или тони».

Немецкие газеты «качают». Но сколько они ни накачивают казённого оптимизма — настроение немца падает, значительная часть немцев уже чувствует, что гитлеровская Германия идет ко дну. // Н.Сергеева.

________________________________________________
Рядовой Фриц ("The New York Times", США)
3.Островский. Июльский фриц* ("Известия", СССР)
И.Эренбург: Фрицы о фрицах ("Красная звезда", СССР)**
Солдат блицкрига - был да весь вышел? ("The New York Times", США)

Газета "Правда", №201 (9337), 13 августа 1943 года

http://0gnev.livejournal.com/382802.html