«Я, гений Игорь Северянин,
Своей победой упоен:
Я повсеградно оэкранен,
Я повсесердно утвержден!
От Баязета к Порт-Артуру
Черту упорную провел.
Я покорил литературу!
Взорлил, гремящий, на престол!»
Игорь Северянин (настоящее имя и фамилия Лотарев Игорь Васильевич; 1887-1941) родился в Петербурге в семье офицера, и по материнской линии был потомком Карамзина и дальним родственником Фета. Окончил реальное училище в г. Череповце, стихи сочинял с детства, первое стихотворение о русско-японской войне появилось в печати в 1905 в журнале «для солдат и нижних чинов» «Досуг и дело».
Юношеские опыты не привлекали внимания читателей и критики, и поэту пришлось издать более тридцати разных книжечек-брошюр за свой счет, рассылая их на отзыв в редакции журналов и именитым людям («Зарницы мысли», 1908; «Интуитивные краски», 1908; «Колье принцессы»; 1910; «Электрические стихи», 1910, и др.).
Слава Северянина началась в сентябре 1909 года. Один журналист прочел Льву Толстому эротический триолет 22-летнего поэта:
«Вонзите штопор в упругость пробки,
И взоры женщин не будут робки!»
Ярость графа была безгранична, о чем не замедлили сообщить газеты.
С тех пор и до настоящего времени стало хорошим тоном для критики ругать Северянина. А читатели знали и знают: раз ругают, значит, надо читать. Не прошло и полугода после стиха, взволновавшего Льва Толстого и возбудившего всю страну, как появился новый шедевр:
Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж...
Королева играла - в башне замка - Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.
Было все очень просто, было все очень мило:
Королева просила перерезать гранат,
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.
А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До восхода рабыней проспала госпожа...
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.
Февраль 1910
Игорь был большого роста, лицо длинное, особая примета – огромные, тяжелые, черные брови. Это первое, что останавливало внимание и оставалось в памяти. Игорь Северянин – брови. Голос у него был зычный, читал стихи нараспев.
«Позовите меня,
Я прочту вам себя,
Я прочту вам себя,
Как никто не прочтет!»
Северянин сопрягает галантную Францию с новой, как оказалось, эфемерной Россией. Такие миражи свободы и счастья, как правило, появлялись в начале столетий и заканчивались Смутным временем. Двадцатый век вплывал как "Титаник" и вскоре разбился об айсберг диктатуры пролетариата.
Бессонной ночью с шампанским чаши
Мы поднимали и пели тосты
За жизни счастье, за счастье наше.
Сияли звезды.
Вино шипело, вино играло.
Пылали взоры и были жарки.
"Идеи наши,- ты вдруг сказала,-
Как звезды - ярки!"
Полились слезы, восторга слезы...
Минуты счастья! Я вижу вас ли?
Запело утро. Сверкнули грезы.
А звезды... гасли.
1907
Скоро вся эта изысканность погибнет в огне войн и революций. Красота не спасает мир. Но как только мир спасается, он тотчас вспоминает о красоте. «Я трагедию жизни превращу в грезофарс», — пообещал Северянин своим читателям.
В ландо моторном, в ландо шикарном
Я проезжаю по Островам,
Пьянея встречным лицом вульгарным
Среди дам просто и - "этих" дам.
Ах, в каждой "фее" искал я фею
Когда-то раньше. Теперь не то.
Но отчего же я огневею,
Когда мелькает вблизи манто?
Как безответно! Как безвопросно!
Как гривуазно! Но всюду - боль!
В аллеях сорно, в куртинах росно,
И в каждом франте жив Рокамболь.
И что тут прелесть? И что тут мерзость?
Бесстыж и скорбен ночной пуант.
Кому бы бросить наглее дерзость?
Кому бы нежно поправить бант?
Май 1911
Это обещание он выполнил. Он придумал множество новых слов. Не привилось ни одно. Разве что это таинственное, манящее «грезофарс».
Медиумический гипноз Северянина продолжался лишь с 1909-го до начала 1918-го. Хотя поэт дожил в эмиграции до 1941 года, его поэтический Серебряный век умещается в эти 9 лет. Пик славы - 27 февраля 1918 года. На выборах короля поэтов в Москве, в Политехническом, первое место получил Северянин. Вторым был Маяковский.
Многие считают этот эпизод недоразумением и парадоксом. Как при живом Блоке выбрать королем Северянина? Но сердцу не прикажешь. Истерзанная большевиками поэтическая Москва присягнула не революционным глашатаям, а ему, «нежному» и «изысканному» паяцу.
И все же никто лучше него не почувствовал новый стремительный ритм.
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо и остро!
Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!
Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!
Ветропросвист экспрессов! Крылолёт буеров!
Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!
Ананасы в шампанском - это пульс вечеров!
В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грезофарс...
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы - в Нагасаки! Из Нью-Йорка - на Марс!
Январь 1915
Из Москвы - в Нагасаки! Из Нью-Йорка - на Марс!" Маяковский явно соревнуется с ним, когда пишет:- «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй». Почему-то ананасы в шампанском всех раздражали и вскоре исчезли вместе с буржуями. Но это в жизни.
В поэзии по-прежнему свежо и остро пахнут морем давно съеденные ахматовские устрицы, а рядом с ними - северянинские ананасы в шампанском. Из Москвы в Нагасаки давно уже летаем. Из Нью-Йорка на Марс вот-вот полетим.
Он первый сказал о себе:- «Я повсеградно оэкранен! Я повсесердно утвержден!» И это была чистейшая правда. Северянин - как ранний кинематограф с графами и графинями в будуарах. Он певец «Титаника», еще не наткнувшегося на айсберг.
Всем запомнилось его забавное патриотическое стихотворение, где он говорит, что в случае военных неудач:
«То я, ваш нежный, ваш единственный,
Сам поведу вас на Берлин».
Но, будучи призванным, оказался к военному делу неподходящим, и по самой странной причине – он никак не мог отличить правой ноги от левой. Кончилось тем, что его отправили в лазарет.
В начале 1918 года вместе с больной матерью Северянин выезжает из голодного Петрограда в эстонский поселок Тойла, а в феврале 1920 года Эстония объявляет себя самостоятельной республикой. Поэт оказался по ту сторону российской границы. Долгие годы его не оставляет тоска по родине. И трудно передать отчаяние, сквозившее во всем облике поэта, когда на концертах он читает стихи о России.
Много видел я стран и не хуже ее
Вся земля мною нежно любима.
Но с Россией сравнить?
С нею — сердце мое.
И она для меня несравнима.
В 1921 году в Тойла Северянин женится на дочери местного плотника Фелисе Круут - статной, сероглазой девушке. Хорошо начитанная, она сама писала, стихи и помогала поэту с переводами с эстонского языка.
Женитьба окончательно связывает Северянина с Тойла. Поэт полюбил залитые солнцем окрестные луга, высокие сосны, берег, с которого открывается прекрасный вид на море. Истинный рыболов, он часами удил на реке или на озерах.
С Фелиссой они прожили вместе 15 лет. Ей он посвятил свои лучшие любовные стихи.
Ты совсем не похожа на женщин других:
У тебя в меру длинные платья,
У тебя выразительный, сдержанный стих
И выскальзывание из объятья
Ты не красишь лица, не сгущаешь бровей
И волос не стрижешь в жертву моде.
В 1935 году Северянин расстается с Фелиссой Круут и уезжает из Тойла. У него новая спутница жизни - Вера Борисовна Коренди, молодая учительница гимназии.
Но вскоре, понимая, какую ошибку он совершил, поэт пытается вернуться к жене, пишет ей:- «Смертельно тоскую по тебе… Не отвергай, Фелисса: все в твоих руках — и мое творчество, и мой покой, и моя безоблачная радость».
...То ненависть пытается любить
Или любовь хотела б ненавидеть?
Минувшее я жажду возвратить,
Но, возвратив, боюсь его обидеть,
Боюсь его возвратом оскорбить.
Святыни нет для сердца святотатца,
Как доброты у смерти... Заклеймен
Я совестью, и мне ли зла бояться,
Поправшему любви своей закон!
Но грешники - безгрешны покаяньем,
Вернуть любовь - прощение вернуть.
Но как боюсь я сердце обмануть
Своим туманно-призрачным желаньем:
Не месть ли то? Не зависть ли? Сгубить
Себя легко и свет небес не видеть...
Что ж это: зло старается любить,
Или любовь мечтает ненавидеть?..
23 сентября 1908
Однако, Фелисса не простила его.
В годы эмиграции Северянин выпустил 17 книг, но читателей становилось все меньше, тиражи книг были мизерными, и даже они не расходились. Последние годы поэт провел в нужде и безвестности.
Он как-то приезжал в Париж. Ему устроили вечер.
«У меня голубая лодка, у меня поэтесса жена».
Он голодал. Целые дни ловил рыбу со своей голубой лодки и от сверкающей водной ряби стал терять зрение. На вечере своем читал стихи простые и грустные. Последнее кончалось словами:
«Так каково быть поэтом
На вашей жестокой земле…»
Для поэта наступили трудные годы. Он много выстрадал за пределами Родины. В письмах той поры Северянин постоянно жалуется на отсутствие денег, на долги, на полное одиночество.
Здоровье поэта ухудшается. Он умер 20 декабря 1941 года в оккупированном немцами Таллине, в нищете и безвестности, вдали от родины. Ему шел только 55-й год.
Кокетливый и нежный эгофутурист, певец куртизанок , он остался, как здания в стиле ар-нуво, чудом до сих пор сохранившиеся в Москве. Готические башни, рыцарь с мечом, изысканные витражи, зеркальные лифты...
Его поэзия очень похожа на галантную эротическую живопись Сомова и Бенуа, но с явными атрибутами нового века. Пажи и маркизы, королевы и короли вскоре исчезнут в вихрях и водоворотах. Останутся стихи Северянина, как обломки Атлантиды.
Меня положат в гроб фарфоровый
На ткань снежинок яблоновых,
И похоронят (..как Суворова..)
Меня, новейшего из новых.
Не повезут поэта лошади
Век даст мотор для катафалка.
На гроб букеты вы положите:
Мимоза, лилия, фиалка.
Под искры музыки оркестровой,
Под вздох изнеженной малины,
Она, кого я так приветствовал,
Протрелит полонез Филины.
Всем будет весело и солнечно,
Осветит лица милосердье,
И светозарно, ореолочно
Согреет всех мое бессмертье!
Россия не ошиблась, выбрав его королем поэтов. Маяковский - трибун, Блок - пророк, а Северянин - просто король. Читая его стихи, люди, пусть ненадолго, всего-то лет на девять, почувствовали себя не подданными, а королями.
