Стильная, экстравагантная, провокационная. Настоящая звезда, от блеска которой сверкало всё вокруг… Хотя стоп — почему в прошедшем времени? Звезда по имени Ирина Понаровская и сейчас нисколько не померкла. Просто светит теперь реже, лишь избранным. И тогда, когда сама того пожелает.

  Игорь Корнеев

— Ирина, давненько вас не видно по телевизору, поэтому давайте сразу опровергнем все возможные слухи...
— А я хочу сразу задать вам встречный вопрос. А где, в какой программе мне сниматься?

— Неожиданно. Ну, «Две звезды», к примеру, подойдут?
— Может быть. Хотя честно вам скажу: я не большая поклонница перепева старых песен.

— Многочисленные сборные концерты не устраивают?
— А вот тут признаюсь откровенно: у меня впечатление, что меня «перекрыли» просто...

— Кто же ваши враги?
— Понятия не имею. Я не думаю об этом, хочу прожить и умереть, полагая, что у меня нет врагов. Наверное, есть недоброжелатели, люди, которым я не нравлюсь, — дело не в этом. Тут другой момент — я никогда в жизни ни у кого ничего не просила. И просить не собираюсь. Я не считаю, что певице моего ранга, класса и уровня нужно делать себе какой-то промоушн. И до сих пор, честно говоря, не могу понять, чего так боятся люди, которым давно уже пора уступить место другим. Я ведь вижу, что на эстраде тесно. А я не привыкла жить в коммуналке.

— Может, просто времена и нравы изменились, а вы не хотите меняться?
— А почему я должна что-то менять? Есть определённый жанр, определённый репертуар. Допустим, мой репертуар сейчас немножко неактуален. Значит, из этой, моей, ниши надо выйти: постоять тут, потоптаться там, попробовать то, попробовать это. А мне уже поздно пробовать! И свадебным генералом я быть не хочу — мелькать в каких-то шоу, чтобы в конце эфира сказали: ну ладно, так и быть, пускай споёт. И потом должна сказать, что я не хочу выезжать в коляске на сцену. Я не тот человек, который умрет на сцене. И не собираюсь терзать, как некоторые, своей уже не очень совершенной внешностью экран. Немножко смешно, когда взрослые люди, которым под 60 или даже под 70 лет, начинают заигрывать с молодежью, в каких-то дуэтах петь. Я пою, пока это в кайф мне и моим поклонникам. Когда начинается какое-то напряжение — всё, надо уступать место молодым.

— Кто ж поверит артистке, которая говорит, что её время ушло? Известны лишь обратные примеры. Извините, но некоторых артистов можно выпроводить с эстрады только ногами вперёд.
— Я никогда ни за что не цеплялась... И вы знаете, я не тщеславный человек. За те 40 лет, что я на сцене, я периодически пропадала, но это было связано с какими-то спадами творческими, с какими-то болячками. Но я и сейчас могу появиться так громко, как не ожидает никто.

— Так чего вы ждёте?
— Я ничего не жду. Я живу той жизнью, которая мне красиво предложена. Знаете, как говорят: надо уметь красиво уйти, надо уметь красиво стареть. Хотя это не совсем про меня...

— Вот именно!
— Но всё равно я понимаю, что большая часть жизни уже прожита. И я не хочу, чтобы кто-то имел возможность сказать: да-а, сдала. Пусть это ещё не так, и то, что меня не показывают по телевизору, ещё не значит, что я сдала и что не имею работы. Я работаю столько, сколько хочу.

«Вы думаете, сегодня я свободна?»

— Для актрисы самое страшное — если не звонит телефон. А для вас?
— Да Господи боже мой! Меня столько всего ещё в жизни интересует. Столько вещей, которые я не смогла сделать, не успела, не было возможности именно потому, что была безумная занятость. Поверьте, я на протяжении очень многих лет не знала, что такое отдых. Я и сейчас могу сделать так, что не будет продыху. Думаете, сегодня я свободна? О чём вы говорите! У меня есть работа — мои несколько концертов в месяц. Да, это клубы, да, какие-то корпоративы...

— Это уровень Абрамовича или скромнее?
— Всякие бывают. И частные самолёты бывают, где я одна в белых кожаных креслах сижу, и нефтяные компании меня приглашают. А бывает, и просто день рождения у какого-то человека, который может себе это позволить.

— А вы дорогая певица?
— Достаточно. И я знаю, что моя цена до конца будет такой — вне зависимости от «количества меня на экране», от памяти людей. Либо я уйду совсем. Если мне перестанут давать такие деньги. И я безболезненно уйду, потому что абсолютно к этому готова. Поверьте, мне есть чем заняться. Раньше я приходила домой и молчала. Потому что только там могла побыть наедине с собой. А сейчас у меня появилось время не только думать, но и поделиться своими мыслями, действительно показать, какая я. У меня появилось время для книг, для фильмов, для бесед...

— И вы не променяете такую размеренную жизнь на телеэфиры и непрекращающиеся гастроли?
— Нет-нет! Когда открываю свои 10-летней давности еженедельники и вижу график занятости — ужасаюсь. Вы даже не представляете себе! Недавно нашла график одного зимнего месяца: по Дальнему Востоку за 28 дней — 110 концертов. В принципе, я могла бы тогда сказать: вы что, с ума сошли? Как это физически можно отработать? При том что я никогда не обладала суперздоровьем: и желудок прихватывал, и с почками проблемы были. Но я даже представить себе не могла, мне и в голову не приходило, что можно отказаться. А сейчас, когда на глаза такие записи мне попадаются, я не понимаю, как это вообще можно было выдержать. И зачем надо было это...

— То, что сейчас выпали из телевизора, сильно ударило по вашему карману?
— А мне очень немного и надо для того, чтобы жить. Ем я мало. Вилла в Монте-Карло мне не нужна, это очень накладно. А всё остальное у меня есть. Две квартиры в Москве, дом в Эстонии, дом под Москвой. У меня есть машина. Я не хочу «порш», иметь «порш» у нас — это понты, глупость. И я свободна от мыслей, что надо зарабатывать. Знаете, у меня в жизни были провалы такие, когда в кармане оставалось 30 рублей — только чтобы заправить машину и доехать на концерт. Потому что деньги я никогда не откладывала — я их тратила и трачу. Трачу на жизнь: на поездки, на шубы, наряды, на драгоценности...

«Я пережила две клинические смерти»

— А много времени и денег вы тратите сейчас на свою внешность?
— Вообще, я не очень дорого одевалась и одеваюсь. Чаще всего у меня либо густо, либо пусто. Либо за 35 тысяч долларов платье, либо за три тысячи рублей. И недорогое платье, поверьте, на мне смотрится не хуже. Я всегда отличалась тем, что из маленького чёрного платья, дополнив его бабушкиными дорогими бриллиантовыми серьгами, могла вылепить настоящий шик. То есть иногда «безденежье» было прикрыто бриллиантами. И простых аккуратных туфелек, даже без каблука, мне достаточно для того, чтобы выглядеть супер. Ну а уж времени на внешность я вообще никогда не тратила.

— А как же голодания и изнурительные упражнения в спортзале?
— Я ничем себя не изнуряю — это мой образ жизни. К которому я привыкла, и меня он не тяготит. Я вообще не понимаю, как можно иначе — это ведь как душ принимать по утрам. Просто в виде, который сочту для себя недостойным, я не покажусь перед зрителями. Лучше уж откажусь от съёмки, если увижу, что у меня опухшие глаза.

— К своему возрасту как относитесь?
— Да никак! Никаких комплексов, во всяком случае по поводу возраста, у меня нет.

— Значит, вас не обидит мой вопрос. Приходилось слышать, что в 59 так, как вы, выглядеть не-воз-мож-но?
— А что я могу сделать? У меня есть объяснение, и оно может показаться странным. Я участвовала в одной программе, там был разговор о клинической смерти, об остановке сердца. И говорили, что люди, которые перенесли клиническую смерть, как бы рождаются заново. А я могу вам сказать, что в 1979 году у меня их было две...

— Получается, вам чуть за тридцать?
— Ну, сами считайте. Могу сказать, что когда мне было сорок с лишним и я была невеста своего последнего супруга, люди, которые совсем меня не знали — знакомые его из Америки, ребята молодые, по 25 им где-то было, — решили, что я их ровесница. Но я знаю только одно — моей заслуги здесь нет.

— И в этом, кстати, многие с вами согласятся. Потому что уверены, что молодость ваша — результат серии пластических операций.
— Бог с вами! Какие операции?! Я вам могу сказать, операцию я сделала себе одну. И только на глазах. Да, несколько раз я лежала в косметологической клинике. Был период в жизни, когда я сильно болела, перенесла шесть операций на почках. К сожалению, хирурги, которые спасают жизнь, не думают о том, какие рубцы они оставляют на теле женщины. Это неэстетично, неприятно. Неприятно перед самой собой — они ведь закрыты одеждой. И для себя самой я сделала несколько лет назад две операции по высеканию этих ужасных рубцов. А глаза — это было в Америке, лет 15 назад, мне было уже за сорок. Сделала скорее профилактически, хотя, конечно, показания уже намечались — потому что грим, свет, камеры... После пластики лицо молодеет, но необратимо меняется его выражение. Изюминка пропадает. А у меня ничего не изменилось! Я с детства раскосая — меня папа Косулей звал. В Америку для образца я повезла фотографии, где я десятиклассница. Ведь что с возрастом происходит? Опадают края губ — но я слишком улыбчивая, чтобы у меня были «опавшие» губы. И опадают глаза. Так врачи просто вернули мне мои глазки — те, которые у меня были в 17 лет. А лицо — ну конечно, оно изменилось. Похудело. Конечно, я уже не та налитая и вкусная девочка, которой была 25 лет назад.

«Наверное, со мной трудно жить»

— Ирина, вы сейчас замужем?
— Уже давно не замужем.

— Для вас это естественно или противоестественно?
— Нет, вы знаете, нормально. Всё в моей жизни состоялось, да ещё так красиво, что я не понимаю, чего желать еще. До 50 лет у меня очень всё было активно и насыщенно. Я понимаю, что вряд ли уже смогу иметь то, что имела раньше. А другого мне и не нужно.

— У вас было три брака. Это можно назвать сложившейся и удачной личной жизнью?
— Вот говорят: начать бы жизнь сначала. Многие скажут, наверное, что не изменили бы в жизни ничего. А я не уверена — наверное, что-то бы и поменяла. А то, что было... Обычная человеческая история. Каждый раз. Ведь расходятся и меняют мужей не только артистки. Наверное, со мной трудно жить. Мужчины тяжело переживают успехи жены. То, что жена может зарабатывать больше. Но я же не виновата, я не могу специально зарабатывать мало, чтобы мужу угодить. Всякий раз я предполагала, что мужчины понимают, на ком они женятся. Я пыталась мужчину сделать главой семьи, главой дома... Но всякий раз это заканчивалось очень печально, каким-то «сидением на моей шее». Выливалось всё в то, что я абсолютно не приемлю в жизни, — хамство. Мне ничего не надо: мне не нужно богатства, мне не нужно денег. Но я не могу позволить, чтобы ко мне кто-то обращался неуважительно.

— Был ли брак, о котором вы пожалели, что он закончился?
— Наверное, все браки. Развенчиваются какие-то иллюзии, какие-то мечты. Все три раза я выходила замуж только по любви. Просто любовь рушилась, а лодка разбивалась о быт. Но у меня были очень яркие вспышки, мне есть что вспомнить.

— С мужьями сейчас общаетесь? Или — с глаз долой, из сердца вон?
— У меня не получается с ними общаться. Жизнь идёт дальше, какие-то пристрастия новые появляются. И у них тоже. Что же буду влезать в их жизнь? Да нет, ни к чему все это.

— Есть общее, которое не проходит. Сын, например.
— Так получилось, что наш папа не особенно общается с сыном. Оказалось, ему не так нужен был ребёнок, как я.

— Вейланд Родд сейчас в России? (Чернокожий музыкант, муж Ирины Понаровской и отец её сына Энтони. В 1988 году пара оказалась в центре громкого скандала, связанного с их разводом и похищением Энтони отцом. — Ред.)
— Понятия не имею. Слишком много дел, чтобы занимать голову ещё и этим. Всё прошло. Вчерашняя страница. И этот лист в моем блокноте заклеен суперклеем.

«Вор должен сидеть в тюрьме!»

— Но сын — страница сегодняшняя. Энтони больше радует или огорчает?
— В целом больше радует, конечно. Бывают и огорчения. Конечно, нервы тратишь — но с каким ребёнком происходит иначе? А вообще, я понимаю, что проблема отцов и детей — это абсолютно надуманная вещь. Ничего нельзя навязывать — у каждого поколения свои приоритеты, свои принципы, своя мода, в конце концов.

— Если эта проблема надуманная, то проблема расизма, как ни крути, существует. Сталкивались?
— Всё было... И избивали его... Но с другой стороны — какой мужчина может обойтись хотя бы без одного мордобоя?

— Энтони никогда не хотелось уехать из этой страны?
— Никогда. Я предлагала ему ехать учиться в Швейцарию или в Англию, когда это явление у нас в стране не было повальным. Предложила ему, понимая, что если, не дай бог, он согласится, то это будет катастрофа для меня. Но он сказал: «Мама, ты что! Я через два часа умру без тебя». На что я ответила: «Ну, ты через два часа, а я через десять минут».

— Сейчас так же?
— Нет, сейчас он через два часа не умирает без меня. Но по большому счёту самая большая проблема для него, если вдруг я дистанцируюсь от него. Такое было, может быть, всего два-три раза в жизни, но ведь было. И для него это — самая настоящая трагедия. Понимаете, слушает мой сын многих, и друзей у него хватает, слава богу. Но слышит он только меня. Не знаю, чем я заслужила это, честное слово.

— Вы хорошая мать, как думаете?
— Думаю, что да.

— Тогда про Антонику, вашу приемную дочь, хочу спросить...
— Это очень тонкое дело. И я не хочу оправдываться, потому что ни в чём не виновата. Каждый может трактовать ситуацию по-своему. Но правду знаю я одна. То, что произошло с Антоникой, — со мной, с моим домом, с моим воспитанием, с моим существованием несовместимо. Кража и воровство, я имею в виду... В моём доме никто ничего не прячет, всё лежит на видных местах. Деньги, бриллианты могут просто валяться. Иногда под кроватью даже. Но чтобы кто-нибудь когда-нибудь что-то взял! Чтобы кто-нибудь хотя бы рубль взял без спроса!.. Понимаете, моя позиция как у Жеглова в этом отношении: вор должен сидеть в тюрьме! (В конце 90-х годов Ирина Понаровская удочерила темнокожую девочку. По словам певицы, позже выяснилось, что она воровала из квартиры деньги и ценности. — Авт.)

— Про Жеглова герой Юрского говорил: для него люди — мусор, доведётся, он и через тебя перешагнет. У меня последний вопрос: а прощать вы умеете?
— Конечно. Сердцем отпускать и прощать. Не держать зла. Но! Я даже в церкви спрашивала у священника: если люди, которых я простила, навязывают мне своё общение, могу ли я, имею ли право отказать им? По-божески ли это? Мне сказали: да, ты имеешь полное право дистанцироваться и не общаться с этими людьми. Главное, чтобы ты простил душой и жил без осуждения, без злобы. Так и поступаю. А если кто-то хочет стоять на моей дороге, он всё равно не устоит, всё равно свернёт в переулок...