Настроение сейчас - Ведьмуля. тавай допишем.

Честолюбие - признак человека. Бог не честолюбив, он велик. Неужели же она превратилась в человека окончательно? Ведь ее всего лишь низвергли, отправили в ссылку. Неужели же вся божественная природа осталась там, как брошенная, забытая одежда? Нет, такого не может быть.
Минна машинально тряхнула каштановым плащом волос. Это не честолюбие, не сожаление о потерянном статусе, а просто тоска о доме, столь обычная для скитальца поневоле. И бесконечная мысль о нем. Он не мог сделать больше, этот высокомерный, амбициозный и страстный, но по-своему очень несчастный человек... По силам ли ему будет новая роль?
Она машинально взглянула вверх. Был яркий солнечный день, но позади, будто пытаясь настичь нерадивых бродяг, сбились в свинцовую армию тучи. Лишь бы дойти, лишь бы успеть до дождя - проснулась от размышлений путница. Так не хотелось намокнуть, тем более, что старик, которого она встретила с утра, на вопрос об убежище махнул рукой и пробурчал что-то вроде "такой резвой, как ты, недалеко" .
Поежившись, она вновь погрузилась в мысли.
Да, об этом он всегда мечтал, но перед глазами Минны до сих пор стояло его лицо, резкое, но не отталкивающее. Внутренняя сила, пока что не светлая, но и не темная, скрывалась под строго красивой оболочкой. Не сломит ли его сомнение?..
Небо на минуту нахмурилось пробегавшим облаком. По верхушкам деревьев скользнул ветерок, и день вновь обрел яркие солнечные краски. Но лежащая на дороге тень не расселялась - слева от странницы выросло каменистое взгорье, упиравшееся в небо зубчатой стеной. Дорога чуть изгибалась и тянулась дальше, постепенно поднимаясь вверх, и превращалась в горную тропинку. Она пришла - вот и крепость. Теперь есть где укрыться от дождя, а если повезет, то и остаться надолго.

Глава первая
Створка ворот со скрежетом приоткрылась, и в щель выглянула толстая боязливая физиономия привратника.
- Эй, кого там нечисть принесла?
- Я путница, служительница богини ***. Ищу пищу и отдых, а если надобность есть, то и от работы не откажусь.
- Хм, ***... Надо же! Я думал вас уже и не осталось. И чего в храмах не сидится? Ишь, разгулялись тут... И не лень карабкаться сюда!..
- Так храм наш обеднел, а правитель приказал его закрыть. Служителям было велено убираться куда глаза глядят. Я просто ищу работу и крышу над головой.
Охранник высунулся дальше и начал сверлить собеседницу взглядом своих красноватых глаз. Оценивал, можно ли доверять проходимке. А то мало ли кто припрется с большой дороги. Крепость-то надежная,
- Работу, говоришь? Работу - это хорошо. А то понабрело дармоедов. Пожалуй, я и пущу тебя, если ты не фанатичка и веру свою не пришла проповедовать.
- Моя вера при мне - кто захочет, тот услышит, - спокойно ответила ему путница, - но я пришла не за тем.
- Ладно, так уж и быть, входи. Пойдешь со мной к начальнику, он решит, что с тобой делать.
Привратник приотворил дверную створку еще немного и быстро, словно опасаясь нападения, впихнул женщину внутрь.
Внешность у нее была вполне обычная - миловидное, хоть и не юное, лицо, мягкие каро-зеленые глаза и бледная кожа с редкими веснушками. Обращали на себя внимание волосы - густые и длинные, приятного каштанового цвета и чуть вьющиеся. Да еще манера держаться - не было в ней ни прибитой смиренности монашки, ни гонора иных служителей - легкая походка, прямо поднятая голова и задумчивое, грациозное спокойствие.
Минна шла, оглядываясь по сторонам. За изъеденными термитами и подпорченными дождем дубовыми воротами с почерневшим металлом скрывалось не менее мрачное поселение. Приземистые дома из темного камня, неровный булыжник мостовых и главная башня, хищно нацеленная вверх, внушали сомнения в том, что здесь могут принимать гостей. Тем не менее в крепости была жизнь - люди, хотя и с серыми подозрительными лицами, но все же простые, обычные люди сновали туда-сюда, изредка обмениваясь окликами. Внимание гостьи вдруг привлек немолодой мужчина, кряхтевший на лавочке под одним из домов.
- Вам плохо? Вам нужна помощь? - обратилась она к старику и подошла ближе.
- Да что, ногу подвернул, обычные дела. А ты кто такая - недружелюбно прищурился тот, схватив Минну за руку, когда та попыталась ощупать травму.
- Я странница, пришла сюда за работой. А еще я целительница. Вы не беспокойтесь...
- Целительница? А не ведьма? Иди-ка ты своей дорогой, милая. Я тебя не знаю и не надо мне твоих чар!
Минна резко выпрямилась.
- Человек создан свободным в своих решениях. Я не вправе нарушать его желания. Вы решили - воля ваша.
Искра жалости мелькнула в ее глазах, но не сказав больше ни слова, она вернулась к привратнику, который уже недовольно переминался с ноги на ногу.



- Эй, Минна, ты где там, негодяйка?! Я тебе когда сказала убрать кухню?
Или теперь ты командуешь, а я выполняю?
Тётушка Бора размашистым шагом направилась к выходу из кухни. На ее
лице отображался широкий список наказаний, уготованных
непослушной подопечной, в том числе и парочку запрещенных. Но
только воинственная кухарка приблизилась к жертве, вся ее
решительность как-то мгновенно сникла. Перед ней, неприятно
выделяясь на фоне залитого ярким солнцем двора, стояла несчастная сгорбившаяся
фигурка, не слишком похожая на ту, кого Бора искала.
- Оо… Минна, дочка, что с тобой? Тебя обидел кто? Покажи мне этого
козла, я ему все рога пообтачиваю....
- Не надо, тетушка Бора, никто меня не обижал.
- Так что ж ты смурная такая?
Минна бросила на нее странный взгляд:
- Ничего. Просто сон приснился, - при этих словах глаза говорящей
подернулись странной паутинкой.
- Ну коли сон, нечего тут разгуливать. Я тебе что велела? - кухарка
овладела собой и опять перешла в наступление.
- Вымыть полы. Сейчас пойду, - и Минна повернулась в сторону кухни.
- Эй, ты это брось, грустить. Мало что может присниться, - услышала
она за спиной вновь смягчившийся голос. - Сны - не самое страшное в
жизни. Или может, тебе у нас просто не нравится? Ты, коли что,
говори, я баба суровая, но добрая, ты знаешь…
Да, так оно и есть, думала Минна, машинально водя шваброй по плитам
пола. Тетушку Бору все знали, как женщину шумную и сердитую, но те,
кто знал ее хорошо, могли рассказать, что душа у этой женщины гораздо
мягче ее мозолистых рук. И Минна уже успела к этому привыкнуть.
Вообще, за прошедшие три месяца она, можно сказать, прижилась на
новом месте. Ее не особо жаловали, но и не трогали, опасаясь грозной
кухарки, почему-то взявшей "приблуду" под крылышко. Делай все, как
велят, поменьше говори да в дела чужие не ввязывайся - и живи спокойно.
Иногда можно было и пошутить, порой - попросить немного
отдыха. Бывали дни, когда за одну немутыю тарелку кухарка поднимала
целую бурю. Но, как всегда, быстро отходила и даже жалела тех, кого
распекала. Были и другие маленькие хитрости, например, в одном из
углов нельзя было убирать паутину - тетушке Боре почему-то взбрело в
голову, что эта паутинка приносит удачу. Но в целом Минна не
жаловалась. Она привыкла к несладкой участи, поэтому спокойная работа
на кухне и по двору, редкие походы в город и регулярная пища
создавали вполне приемлемую жизнь. По крайней мере, для тела. Душа
же... а где вы видели блаженные души, люди добрые? Душу легко
поранить, но, увы, трудно вылечить.
Они стояли перед ступенчатым возвышением, на котором находился трон с
кованной металлической спинкой, уходящей ввысь под своды
круглого полутемного зала. По периметру выстроились колонны из черного
мрамора с голубоватыми прожилками, на верхушках, под самыми сводами,
красовались морды каких-то злобных зверей, напоминающих медведей.
Она стояла босая на гладком холодном полу, в окружении мрачных воинов
с серыми лицами. А он... он был рядом, всего в двух шагах, у подножия
трона и что-то пытался рассказать, напустив на лицо невозмутимое

выражение с примесью высокомерия. Эта маска ему шла, как ни странно.
Но она видела глубже, и ей очень хотелось закрыть уши, зажмуриться,
спрятаться от этого ужаса... буря в его душе и жуткие ледяные слова,
которые он говорил, пытаясь скрыть правду, скалящиеся с высоты колонн
морды чудищ и главное чудище - ***(имя Темного. Или пусть Темным и остается?). Тьма в обличье красивого человека. Он спокойно слушал, лишь слегка поигрывая
надменно-ироничной улыбкой волевых, крепко сжатых губ. Его
фиолетовая мантия лежала за спиной, как грозовая ночь, а яркие до
боли голубые глаза сверлили насквозь дерзких, осмелившихся ему лгать
здесь. В его Зале судеб. Ему, знающему все. Насмешливая голубизна
сверкала, как многогранный камень, и в каждой его грани было высечено мрачным напутствием для собеседника единственное слово - "обреченность".
- Так... говоришь, тебе до нее нет никакого дела. Допустим. -
Мелодичный, идеально поставленный голос вылился на их головы, словно
струя расплавленного металла. - Что ж, может быть, тогда ты мне
подскажешь, что следует с ней сделать? А заодно и с тобой. Что же ты
молчишь?
- Я думаю, могу ли предложить что-либо более правильное, чем ты, о
Высший, - ответил наконец ее любимый. Ответил тоном еще более ровным,
чем говорил до того. Только в зрачках на мгновение мелькнули страх и
боль.
- Что ж.... тогда... - Высший выдержал артистичную паузу, - тогда мой
приговор будет таков: ее мы, к сожалению, пока не казним. Нам нужен
Ключ, который она так упорно не хочет давать. Поэтому, раз она так
печется о своих людях, пусть к ним и отправляется. Человеком. Обычной
земной бродягой. А ты... ты, приведший ее к нам, заслуживаешь
награды. - Он проигнорировал гримасу, судорогой пробежавшую по лицу
Даннгара, - Теперь ты в моей свите. Но поскольку мне сейчас богов
хватает, а вот людей недостает, ты будешь время от времени принимать
человеческий облик и вершить на земле наши дела. Я сказал.

- .... что, заснула совсем? Пол отполировала, как зеркало. Очнись,
девка! Весь день какая-то странная...Опять про свой сон вспоминаешь?
- Минна дернулась, ощутив, как тяжелая рука трясет ее за плечо, но
тут же успокоилась, увидев вокруг полки, уставленные разноцветным
тарелками да горшками, и знакомую кухаркину физиономию.
- Я тебя зову-зову, а ты молчишь, как кошка дохлая. Бросай уже свою
швабру и вымой руки - пойдешь к хозяину обед относить.
- Я? Но ведь этим занимается другая челядь?
- Тара ногу поломала только что, споткнулась о полено, которое Ваник
кинул посреди двора, дрянной мальчишка. Так что, милая, пойдешь ты.
Дорогу я расскажу. Иди умойся и причешись, хозяин не любит нерях.