Только если поплакать – ни капли не легче.
Телефонная книга – число приведений
Обнаженные руки по самые плечи
Подставляю под холод и кутаю тенью.
Твои фото как образ иконы потертой.
Твое имя как пульс (так же часто губами)
Я умру если реже… Но буду и мертвой
Повторять заклинанье старейшей из маний.
Мне бы память стереть, как стирают в дороге
На стекле отпечатки ладоней и пальцев.
Я в себе культивирую ненависть к Богу.
Мне все время по принципу – то, что останется.
Мерзкий запах весны – сладко-приторно едкий.
Ни хуя не решается вечность вопросов.
Я ломаю по ходу противные ветки.
Убежать от любви – здесь, пожалуй, не просто.
Слишком помню твой взгляд – иневато-тяжелый.
Слишком руки дрожат и рисуют кошачьих...
В темных улицах только маньяки и воры
Жаль убийц не встречала, серийных, тем паче.
Телефон как предатель молчит и смеется.
Шелк колен отзывается только на руки.
Этой мерзкой весной очень грубое солнце.
Очень точные ночи, и гавкают суки.
Что-то рвется наружу, с кровавой чахоткой.
Я тебе не молюсь. За тебя - не решаюсь
Ночью жарко, бессонно и путано-потно
Ты – одно из невиданных до сих пор таинств.
Мне бы выплеснуть все…. Зацепившись сознаньем.
За тебя, за себя, за изогнутый мир.
Гуттаперчевый взгляд и все та же из маний.
И все та же обида все тех же картин…..

Дайте нож – я разрежу себя вертикально.
Что бы все распустить, эти сгустки наружу.
Эти связки во мне – нераскрытая тайна,
И узлы, что б не крикнуть, что ты очень нужен.

Дайте яду и в путь! Нет, читатель, останься.
Я о вечной любви говорить не умею.
Я кормлю голубей, улетающих в танце.
И подушку на грудь – что б удобнее змею.

Дайте мне говорить, и кричать: «Ты же слышишь!?»
На слова в телефоне, что ты недоступен.
В вазу с розами вылить мой кофе остывший.
И разглядывать трещины в старенькой лупе.

Дайте плакать, пустить это чувство в пространство.
Не хватает во мне уже трех измерений.
Голубей отправлять к тебе, падая в танце.
Умолять о предательстве, лжи и измене.

Извини…. дай дышать только снова без кашля.
Без болезни тобой, без срываний на всхлипы.
Дай мне нож! Это будет, мой милый, не страшно.
Я заплачу…. Мы будем практически квиты.

 


Когда я в детстве разливала чайник
Родители кричали, срывая голоса.
Скорее от отчаянья, я жала плечами
Мол, печали не понимаю – черная полоса.
Потом к причалу в мечтах спускалась
Бродила в одиночестве. Молчание.
Начало оправдало чаянье. Начиналось.
Ломалось печенье к чаю и все печали
Вспоминались…ворчание,… а потом стихло.
Одиночество оставалось дома ночами.
Делила с ним опочивальню одну на двоих.
Уходила в мысли мрачные, думала
На свечах гадала, на нитках – прочные ли.
Ничейная тишина внутри мурчала, бурная.
Мужчин встречала,… иногда с утра потчевала
Оставалась потом одна у причала…
В мечтах, как в детстве…. Когда кричали.
Среди прочего письмо с листком в котором начало.
Распечатать его или пожать плечами

http://stihistat.com/st/avtor/sgushenkina