ivm86 обратиться по имени
Четверг, 28 Июня 2007 г. 22:35 (ссылка)
Мдя, одно объяснение другого лучше ...
Я конечно понимаю можно и сказки по Фрэйду трактовать, только ведь когда читаешь подобные инсинуации, понимаешь что всё это наука, и их пониманние, это понимание калеки …
Кое что из книги Нортштэина Снег на Траве:
«Для меня стекающая каплю по листву, по крутому боку яблока, дождь которыё бёт листву, шелестит травой, содержательны не менее, чем любое драматическое действие.»
Это в первую очередь и роднит Тарковского и Нортштэина. Оба художника выстраивают некий храм внутри своих произведений, и служат службу в этом храме, и всё те чувства о которых они говорят, это не эфемерные ощущение человека потерявшегося в бессознательности.
Из дневника Тарковского :
"Я бы не сказал, что у меня очень хорошая память, как раз наоборот: я мало что помню конкретного. Но у меня очень сильная эмоциональная память. Я скорее запоминаю состояние психологические, чем встречи, людей, обстоятельства.
Я больше склонен относится к миру эмоционального, то есть скорее созерцательно склонен относится к действительности. Я не столько думаю по поводу неё, сколько стараюсь ощущать её. Я к ней отношусь как животное, как ребенок в большей степени, а не взрослый, зрелый человек, который умеет размышлять по поводу жизни и делать какие-то выводы…»
Именно этот взгляд и объединяет Нортштэина и Тарковского. И в этой сакральной тишине, в этом едином пространстве образов и звучит музыка Баха и льёт дождь и поевляется в тумане лошадь и звучат стихи Арсения Тарковского
«Я учился траве, раскрывая тетрадь,
И трава начинала как флейта звучать,
Я ловил соответствие звука и цвета,
И когда запевала свой гимн стрекоза,
Меж зелных ладов проходя, как комета,
Я-то знал, что любимая росинка – слеза
Знал, что в каждой фасетке огромного ока,
В каждой радуге яркострекочущих крыл
Обитает горячее слово пророка,
А Адомву тайну раскрыл …»
Из другого стиха Арсения …
«А когда-то во мне находили слова
Люди, рыбы и камни, листва и трава»
«Когда-то» это конечно-же в детстве, именно о детстве, о непередаваемой сущности бытия фильмы Тарковского и Нортштэина.
«Для архаичного человека дерево было храмом. Оно символизировало храм, не сравнивалось с храмом, а было самим храмом, святилищем, сакральной тайной, самодостаточной и не на что не намекающей, не отвлекающей мысли куда-то в бок. Для современного же человека все является спектаклем, всё метафора чего-то»
Из книги Болдырёва «Жертвоприношение Тарковского»