Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы,
восемь лет, в августе будет девять. В августе девять, семь на часах, небо
легко и плоско, солнце оставило в волосах выцветшие полоски. Сонный обрывок
в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы. Витька с десятого этажа снова
зовет купаться. Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят.
Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый. Шорты с
футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник. Витька научит меня
нырять, он обещал, я помню. К речке дорога исхожена, выжжена и привычна.
Пыльные ноги похожи на мамины рукавички. Нынче такая у нас жара - листья
совсем как тряпки. Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в
прятки. Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна. Я попрошу,
чтобы мне водить, мне разрешат, наверно. Вечер начнется, должно стемнеть.
День до конца недели. Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.
Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце облизывает конспект
ласковыми глазами. Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья
лета. В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это. Хлеб получерствый
и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. Витька с десятого этажа нынче на
третьем курсе. Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. Худ,
ироничен и чернобров, прямо герой из фильма. Пишет записки моей сестре,
дарит цветы с получки, только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. Просто
сестренка светла лицом, я тяжелей и злее, мы забираемся на крыльцо и
запускаем змея. Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд. Речка шуршит,
шелестит у ног, нынче она по пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу
спиной к составу. Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.
Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье. Кошка устроилась на груди,
солнце на одеяле. Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. Кто-нибудь
видел меня вчера? Лучше не говорите. Пусть это будет большой секрет
маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем
брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при друге
- и все одни, живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в
наш домик, Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях. Улица в
солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. Можно валяться и оживать. Можно
пойти на реку. Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться. Носом в
изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...
Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета. Солнце на стенах, на
рюкзаке, в стареньких сандалетах. Сонными лапами через сквер, и никуда не
деться. Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве. Яблоко
съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу, я начинаю считать со ста,
жизнь моя - с единицы. Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене.
"Двадцать один", - бормочу сквозь сон. "Сорок", - смеется время. Сорок - и
первая седина, сорок один - в больницу. Двадцать один - я живу одна,
двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут
вприсядку, кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом. Десять -
кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и
глаз. В августе будет девять. Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном
таять гимне...
Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.
не мое
