За последние два часа сильно стемнело, это я заметил. Надо сказать, это - пожалуй единственное, что я заметил во внешнем мире за прошедшее время. Такие вечера, как сегодняшний, не способствуют наблюдениям за происходящем вокруг.
Да и в моей комнатушке, освещенной старым абажуром со слабой лампочкой, шторы закрыты почти всегда. Тяжелые такие шторы, портьеры прямо. Еще в этой комнатушке есть небольшой столик, на котором стопками сложены книги, старое кресло, и здоровая корзина в которой свалены клубки шерсти, обрывки старого вязания, а наверху лежит мое нынешнее творение – черный шарф, длинной уже наверное в полтора метра. Друзья шутят, что пока я вяжу его, в моей жизни не наступит светлая полоса. Если бы все было так просто!
Еще в комнате, конечно, есть кровать. Этим обстановка исчерпывается, если не считать кучи полочек с разнообразной ерундой, которую я либо нашел сам, либо мне кто-то откуда-то привез.
Описывать все лежащее там просто нет смысла – как говорится «Это уже совсем другая история».
Да и вправду с каждым предметом связаны свои воспоминания, чувства, ощущения, своя атмосфера… И своя история.
Что-то я уж очень отвлекся. Мы начали с того, что стемнело… А теперь еще и пошел дождь. Он медленно барабанит по стеклу, но вот ускоряется, и, наконец, превращается в сплошной ливень.
Монотонный шум за окном утвердил меня в мысли, что сегодня я на улицу выйду. Ни за что. Да я, в общем-то, и не собирался.
На одной из полочек, кстати, стояла магнитола. Я поставил наугад диск и завалился на кровать с книгой. Из динамиков лилась медленная, депрессивная, болезненная музыка. Строчки на бумаге неторопливо входили в резонанс с разумом. Дождь исполнял партию бэк-вокала.
Мелодия…
Я услышал крик за окном кажется раньше, чем он раздался. Глухой удар в стекло и тягучий, как патока, крик. Я отдернул штору. На подоконнике с обратной стороны был комочек тени, чуть более темный, чем хмарь вокруг. И с двумя огоньками-глазами.
Опять крик.
Он разрушал гармоничную мелодию вечера, и это было так… Неправильно, что я почти сразу распахнул окно и за шкирку втащил кошку внутрь. Этот несчастный комок шерсти дрожал и выглядел так несчастно, что выгнать ее, то есть его, куда-либо было явно выше моих сил.
А дальше…
Едва обсохнув, кис требовательно мяукнул, и подошел к выходу из комнаты. Хмыкнув, я открыл дверь. Кот присел на пороге и посмотрел мне в глаза. Казалось, его очертания чуть смазывались, из-за того, что он сидит прямо на грани света и тьмы, на пороге, между комнатой и прихожей. Мне показалось что здесь и сейчас, этот порог значит много больше, чем абстрактная грань двух помещений. Еще я подумал – кот меня зовет. Куда-то зовет. И я переступил порог… Что-то во мне сдвинулось, комната в полушаге назад оказалась совершенно недостижимой, котяра пропал, да и прихожая была не маленьким коридорчиком, знакомым с детства, а длинной чернющей трубой.
Вернутся назад было нельзя, но путь вперед был. Конечно, я двинулся по нему, уже жалея что сегодня вообще наступило. Хотя с другой стороны я всегда любил тайны. Но, черт возьми, не тогда когда я к ним не готов!
Я шел и шел по темноте. Темнота была не однородна, и, хотя казалось, что я иду по прямой, иногда ощущались, повороты, подъемы, спуски. Иногда пробирало ощущение, что путь пролегает по краю пропасти, иногда – что глубоко под землей. Пару раз я слышал впереди утробное урчание и мяуканье – в те моменты, когда путь переставал быть очевидным. Тьма не была мертвой, вокруг раздавались странным образом успокаивающие шорохи, шепотки… Временами тьма будто расступалась, но только чтобы явить пятно чего-то ЕЩЕ более черного, чем туннель вокруг. Странно, но это тоже меня не пугало.
Сделав очередной шаг, я вывалился на свет. Вокруг (а теперь и по мне) хлестал ливень, улица, на которой я оказался, была пустынной и плохо освещенной, а находилась вообще непонятно где. Дома вокруг казались какими-то неправильными, слишком… Старыми- то ли готического стиля, то ли вообще сошедшими со страниц фэнтезийнго романа. Но присмотревшись, я не обнаружил в них ничего необычного - застройка в стиле старого Петербурга, и только. Но как только я переставал к ним приглядываться - ощущение возвращалось.
У подъезда одного из домов, прямо под дверью, сидел Кот (про себя я уже именовал его так, будто именем… Кис явно было необычным, хех) Сидел, и смотрел прямо мне в глаза. А я смотрел на него. До тех пор, пока не осознал, что я насквозь мокрый, что побудило меня к активным действиям. Вполголоса обругав мистику в целом, кошек в частности, и ОДНОГО Кота в особенности, я быстрым шагом подошел к двери, рывком открыл ее, и чудом сдержался, чтобы не ускорить Кота пинком по пушистой задней части.
Впрочем, ему бы это явно не пригодилось. Тремя прыжками он взлетел по лестнице на следующий пролет и пропал из виду. Я направился за ним, попутно осматривая двери в квартиры, да и вообще окружающую обстановку. Чувство необычности домов вернулось, десятикратно усилившись. Это были неправильные двери… И они явно давали неправильный мед. В смысле вели в неправильные места. Тем не менее, пройдя шесть этажей, и не наткнувшись на что-то реально опасное, я оказался перед(вернее под) люком, видимо ведущим на чердак. Люк находился примерно в двух метрах над полом, лестницы к нему не было. Кота рядом тоже не было, а сам люк был закрыт на щеколду с внешней стороны. Помявшись, я попрыгал и отодвинул щеколду, попрыгал еще и откинул люк, и окончательно ощущая себя зайцем, я попрыгал чтобы зацепиться за что-нибудь. Зацепился.
Причем зацепился всем, чем только можно, за все что только можно но, исцарапав между делом руки, все-таки залез.
Чердак освещал только пучок света, исходивший из люка, и этого освещения хватало в основном для того, чтобы высветить пылинки, медленно вальсирующие под шум дождя. Кот фыркал где-то в дальнем конце чердака, и казалось, что там возится что-то большое, непоротливое и злое. Но своими новыми чувствами я знал, что это именно мой пресловутый Кис. И в самом деле, пофыркав еще несколько мнгновений, он метнулся из темноты и, усевшись у меня в ногах, начал неспешно умываться, всем своим видом показывая что он послушный кот и ходить будет только по моим следам... И никуда-никуда не убежит!
Естественно, я ему не поверил.
Гармоничная мелодия странным образом возвратилась - в неспешном и расслабленном танце пыли и света, в щелканье дождевых капель по металлической крыше, в медленном, сонном мурчании кота, в скрипе досок под моими ногами. Я побрел вдоль стены, ощупывая выставленные вдоль нее вещи и вещички, мебель и что-то бесформенное на ощупь. Все это казалось экспонатами в диковинном музее, давно забытом и покинутом всеми - даже тем последним старичком-смотрителем, который до своего смертного часа отавал старость этой груде бесполезной рухляди. Для всех бесполезной - кроме него. Это ощущение было настолько сильным, настолько мощно вдавилось в мою грудь, в самое мое сердце, в душу, что я на несколько минут почувствовал себя умирающим, отринувшим все старцем... Я шел дальше вдоль этой стены, среди этих брошеных, ненужных штук, даже не зная, что это такое. Я любил их - просто за то, что они давали смысл моему существованию все эти годы. Я знал что я умираю, понимал и принимал это... Я знал что моя смерть - это лишний экспонат для музея. Иногда мне казалось что все - все вокруг, все выставленные тут вещи - это такие же как я смотрители, которые с начала времен бродили в этом зале, бродили, пока не замирали навсегда, и не отдавали даже свое посмертие делу своей жизни. Дело всей жизни - и дело всей смерти. Я дошел до места, где между экспонатами открывалась ниша, встал туда и замер.
И тут же очнулся. Моя рука лежала на чьем то лице, оно было холодно и по нему бежали слезы. Может это лишь капли дождя просочились сквозь старую крышу - там такой ливень. Но я тоже плакал, и знал, что эта влага - пследний вздох отлетевшей души этого... экспоната...
Кот сидел чуть поодаль, и его глаза ярко сверкали сине-зеленым отраженным светом. Он будто кивнул мне - "Ты понял"
Взмах хвоста, и почти бесшумные прыжки унесли его силуэт куда-то вглубь этого места. Внезапно я осознал, что свет, который лился из открытого люка пропал. Почему-то мне было жаль не столько этого абстрактного света, который, надо сказать, ничего не освещал, сколько ровного и гармоничного танца пылинок. Снова странное ощущение пробрало меня, но теперь ничего не привело за собой, а просто исчезло. Я двинулся в темноту, в сторону неверного, все время гаснущего синеватого огонька. Я шел, медленно, постоянно останавливаясь около чего-то привлекающего внимание - чаще всего это оказывалась какая-то старая полуразвалившаяся штуковина, которая лишь казалась интересной в этой всепоглощающей темноте. Изредка, когда я уж очень долго оставался на одном месте, или двигался совсем неохотно - возвращался Кот, носился вокруг, мяукал и призывно тыкался в ноги. Это всегда давало заряд бодрости для продолжения пути. И вместе с тем, это давало интерес к его продолжению - потому что время от времени теперь, мне просто становилось неинтересно идти вперед, и гораздо больше хотелось свернуть и углубиться в залежи барахла по сторонам дороги. Часть меня знала - сверни я чуть дальше первого ряда этого воинства теней вещей, и мне уже не нужно будет идти к синему свету. Мне уже вообще ничего не нужно будет. И эта же моя часть отчаянно хотела продолжения пути -дальше, к концу и дальше, к возвращению.
Вот так, совместными усилиями Кота и меня самого мы подошли к этому огоньку - он оказался чердачным окном. Мягкий синий свет проникал в него извне - за окном стояла тихая зимняя ночь. Кот сел посреди оконного проема, и его тень слилась с полом, казалось, в полном взаимопонимании.
Ночь за окном нашептывала старую зимнюю сказку - о стуже и волках, о бурях, о метели, о синем льде, о замерзшем пламени. Звезды мерцали в ритме неподвластном времени, завораживали, как глаза змеи. Колдовская, сказочная ночь. Искры, полнившие каждый сугроб, мерцали в унисон звездам, так что небо было отражением заснеженной земли, а все вместе это было кругом, внутри которого неспешно превращалось в ледяную скульптуру само время. И вот оно замерзло и остановилось.
А я продолжал слушать сказки, которые рассказывали мне ветви деревьев, в неподвижности своей обросшие сединой, силуэт кота, скрип сугробов, медленно укладывающийся в белые замки снег...
Передо мной пролетала череда образов - ощущений:
Бег через снежный лес, ярость, радость скорости и погони, радость жизни ради жизни, и смерти ради жизни.
Размеренное ледяное молчание, наполненное глубочайшим и сокровенным смыслом, плывущее сквозь метель и пургу к своей такой далекой и такой близкой цели.
Треск очага, огонь, слизывающий с трудом накопленные за лето и осень дрова, со скоростью голодной собаки - но дающей в обмен чарующее тепло.
Угасание искры жизни и сон, длинною в вечность, такой сладкий - смертельный, сон, навеваемый таким ласковым - убийственным холодом.
Свежесть зимы вошла внутрь меня порывом ледяного ветра, и в ту же секунду Кот отскочил от окна и оно, с мягким деревянным стуком, захлопнулось. В темноте сверкнули два огонька - синий и зеленоватый. "Ты проник" - шепнули они. Доски под моими ногами ухнули и провалились вниз, секунда полета, и я оказался в подвале - судя по запаху это был винный погреб.
Я встал, попытавшись остановить на чем-нибудь взгляд в этой кромешной темноте. И потерпел неудачу - ориентиром было разве что знакомое мурчание да непонятные приглушенные звуки наверху. Я направился в сторону Кота, выставив вперед руки, и отчаянно надеясь, что здесь нет балок на уровне моей головы, или ступенек ведущих круто вниз. И надо сказать, со ступеньками обошлось, а вот головой я приложился очень даже крепко - хотя секунду назад, вроде бы, на месте балки ничего не было. После получаса блужданий во тьме - Кот мяукал как-то сразу со всех сторон - я все же вышел к лесенке наверх, которая привела меня на площадку перед небольшой дверцей. Толкнув ее я как будто с головой окунулся в ночную симфонию, и она закружила меня, ворвалась во тьму подвала, и выбежала из него в виде черного Кота...
Оглушительные переливы и раскаты пения цикад, запахи трав, моря, растущих плодов, шелест листьев под ленивым ветерком, все это было таким густым как воздух этого места, этой ночи, одновременно душной и прохладной, громкой и безмолвной, и несомненно прекрасной.
Кот носился зигзагами среди разнотравья, охотясь за жукаи и мелкими ночными зверьками. Шелест который издавал, дополнял ночь. Сегодня все было проникнуто некой гармоничной, но везде - своей мелодией. Цикады немного притихли, и сквозь трескотню древесных лягушек стал слышен шум прибоя. К нему я и направился, находя путь между деревьев и высокой травы. Шуршание, издаваемое Кисом преследовало меня, то отдаляясь, то вновь приближаясь. Теперь он держался сзади, будто признавая мое право вести его.
Через некоторое время я вышел к небольшому ручейку, и пошел рядом с ним, рассудив что при близком море нам с ним по пути. Мы шли и шли - я, Кот и ручей, пока наконец не вышли к нему. К лунной дорожке и волнам, окрашенным в цвет переливающейся тьмы. К тому, к чему каждый из нас шел - пусть и по разным причинам. И кто кого вел, и кто за кем шел - уже и не важно.
Потому что мы вышли к Морю.
