/.../ Я услышал плеск воды, а когда всё стихло, Слава снова появился, но на нём была уже только маленькая набедренная повязка, оставлявшая оголённым всё его правое бедро. Спереди полотенце заметно выгибалось, повторяя упругие очертания члена. Бросилась в глаза спортивная фигура Славы, рельефные мышцы покрывали всё его тело. Казалось, ожила статуя греческая героя. Тонкий и нежный, размашистый и броский волосяной покров на груди, подчёркивавший всю его мужскую стать, сужался книзу и острым клином решительно нырял под полотенце. Слава вскинул правую руку, упёрся ею в дверной косяк и застыл в живописной позе. Я не сводил с него глаз. Первый раз в жизни я с таким удовольствием и волнением рассматривал неотразимое в своём плотском обаянии мужское тело. Слава стоял в полумраке и смотрел на меня не двигаясь с места. Упоённый зрелищем я остро почувствовал незавершённость образа. Повязка на его теле показалась мне совершенно неуместной, несправедливо скрывающей от меня то, ради чего и создаются мужские тела. Острое любопытство пронзило меня. Я медленно встал и волнуясь подошёл к Славе. Он продолжал недвижно стоять, давая этим понять, что мне позволено всё. Моя рука осторожно и неуверенно потянулась к узелку. Подсунув под него указательный палец, ощутив тепло тела и бархатистость кожи, я потянул его на себя. Узелок легко поддался моему усилию и развязался. Полотенце с тихим шуршанием упало на пол /.../