Размещение любой части этого текста на других ресурсах и в личных дневниках запрещено. Свидетельство о публикации №21110051732 

Лежа под утренней звездой, которая в древности была посвящена Матери-Богу и носила ее имя, абсолютно обнаженная Энджел Блан предавалась приятным мыслям о будущем порядке Вселенной.

В саду ее громадного поместья, в саду, который глупец назвал бы запущенным, в саду, напоминавшем Эдемский по строгой упорядоченности, установленной самой Природой-матерью, тоже пели соловьи. Изредка, вечерами, в соло кого-нибудь из них встревал черный дрозд и почти сразу умолкал, будто пристыженный. Канарейки, не боявшиеся одичавших кошек, прыгали по веткам почти у самой земли.

Она лежала, раздвинув ноги, между которыми еще так недавно находилось, получая чистое наслаждение, чистое же существо – Плуто, ее собака…ах, до чего не похожи эти мирные, не согрешившие существа на порочных и мерзких людей! как она могла разменять себя на всякую пакость, когда соитие с безгрешным приближает ее к такой желанной ею самой непорочности?

Повернувшись набок, Энджел рассматривала себя. Она красива…

В это же мгновение она почувствовала, как что-то чужеродное проникло на территорию, где мало-помалу приживались старательно охраняемые ею высшие законы.

Госпожа представитель приподнялась на локте, впрочем, не особенно заволновавшись, – ничто не навредит тому, кто выполняет предписанное и не грешит, кто мудр и…

Перед нею был Себастьян Михаэлис – невыносимый дворецкий своего гадкого симбионта.

Как всегда, безупречно выглядевший, одетый с иголочки в изобретенную некогда греховной модой бесчестную одежду, желание отличиться среди равных. Она ненавидела его форменный черный фрак, выглаженную ленту на его шее и даже его гладко причесанные волосы.

И эмоции.

Мразь какая – в его глазах были эмоции! Он смел чувствовать как человек, быть как человек – с его удивлением, и его…

Жалостью?

Выпрямившись во весь рост – она была даже выше, чем ему показалось в их первую встречу в Лицензионной Палате, – перед Себастьяном стояла, несомненно, сумасшедшая. Ее психика, будучи поражена необратимым безумием, погружалась в него все глубже, и что-то неведомое вдруг коснулось Себастьяна, и тут же отхлынуло.

Жалость, будучи приобретенной эмоцией, не могла долго владеть им, но удивление как реакция отразилось в его мимике много явственнее.

Энджел Блан была гермафродитом. Чуть ниже ее половых органов угадывались крохотные, неразвитые тестикулы.

Вот чем восторгался, будучи в полусознании, Финнеан, вот о чем говорила, сама того не зная, сестра Матильда. Вот почему Энджел, несмотря на безупречную внешность, вызывала такое безотчетное отвращение, отталкивала…

- Ты знаешь, зачем я пришел, - только и сказал дворецкий семьи Фантомхайв.

- Да, - просто ответила она и, приблизившись, обняла его.

 

 

***

- Не трогай меня, мудак! – Алоис обеими руками оттолкнул Спирса. – Клод, ты где? Клод, мать твою!!!

- Убери свои лапы от моего хозяина, - спокойный, даже приятный тембр голоса дворецкого Транси заставил начальника Департамента Жнецов обернуться в удивлении.

Не так уж часто что-то удивляло его.

- Проверьте ваши записи, - прижавшись к Фаустусу, молодой герцог, казалось, растерял всю самоуверенность и наглость, которой так славился. – У нас контракт.

Жнец поправил очки. Ему почему-то хотелось улыбнуться.

- Все верно. У вас был контракт. Алоис Транси, вы отказались уничтожать человечество с помощью синтезированных вами штаммов, сознательно обрекая себя этим на смерть от влиятельных людей. Вы заслуживаете вечно жить в высокоразвитых нематериальных мирах …

Он не договорил.

Запрокинув голову, от чего на ветру разметались уже длинные, светлые кудри, Алоис хохотал. Хохотал в голос, самозабвенно, стиснув у груди ладони, сгибаясь от смеха.

- Меня не купили даже жизнью, которую я видел и знал, жизнью, исполненной всего, что только может пожелаться человеку!.. А ты хочешь заманить меня в какое-то место, о котором я понятия не имею! Ах-ха-ха! Клод, ты слышал его? Кл…

- Ваша Светлость, он прав. Пожертвование собственной жизнью в интересах мира награждается пребыванием там, что прежде называлось, как вы знаете, Раем. И вы отправляетесь туда без меня. Без демона.

Клод спокойно, не улыбаясь, смотрел – не на Алоиса, на Спирса. Потом перевел взгляд на своего бывшего симбионта, и удивился тому, что, как показалось, внезапно запотели очки.

- Я не хочу в Рай. Мистер Ти Спирс, не отводите меня туда! Без него мне и в Раю будет Ад.

В дождевой воде, скопившейся меж оплавившихся, сгорбленных черепиц крыши, Алоис видел свое отражение. Оно было точно таким же, как при жизни, только цвет глаз поменялся, да вокруг головы и рук, как ветерок, завивалось что-то, напоминавшее электромагнитные волны.

- Я не имею права заставлять вас, герцог Транси, - Спирс и сам не понимал, для чего титулует мертвеца. – Но вы сделали свой выбор, и я должен в последний раз предупредить.

С этим существом-губителем вас ждет вечная пустота.

- Ты понимал бы, - Алоис вдруг сплюнул, как сделал это еще в бытность свою уличным мальчишкой, но этот жест не выглядел ни оскорбительно, ни странно. – Меня ждет вечная любовь.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и, взяв за руку своего, отныне вечного дворецкого, легко снялся с ним с крыши и сразу взмыл вверх с большой скоростью.

И тогда Уильям Ти Спирс улыбнулся.

 

***

 

Шипела обожженная плоть Энджел, ее тело изгибалось в последних объятиях, что ей было суждено ощутить.

Она почувствовала, какая хорошая у Себастьяна эрекция, почувствовала внезапную боль от проникновения и от того, как вцепились его пальцы ей в волосы.

Отведя взгляд, чтобы не видеть бесстрастного выражения глаз своего насильника, госпожа Блан смотрела на то, как быстро затягивается на руке демона глубокая, нанесенная ею рана, как сухожилия и кожа, медленно срастаясь, скрывают от ее взгляда черную плечевую кость.

По ее лицу текли слезы. Она силилась вспомнить, когда же в последний раз она плакала, и не могла отыскать в памяти никакой зацепки о том, была ли ею когда-либо испытана обида такая же неясная и горькая.

Поврежденный мозг, к тому же воспалившийся вследствие испытанного стресса, всё хуже служил бывшему президентскому симбионту.

«Прими меня, Господь…Абсолют…тот, кому я старалась служить…Мать Бог…», - она не смогла додумать свою последнюю мысль, заглушенную в сознании обжигающими искрами боли. Сжав шею женщины, Себастьян легко сломал ее позвонки, и Энджел Блан не стало.

Прошло еще некоторое время, прежде чем он кончил в тело, сжавшееся в предсмертном спазме, с удовлетворением вздохнул и поднялся с нее, аккуратно застегнувшись и стряхнув с себя уже истаивающий ее запах, чем-то напоминавший запах залежавшихся, подгнивших яблок.

 

 

 

От поверхности солнца один за другим медленно, распластавшись в безвоздушном пространстве, отходили сгустки странной субстанции, так изумлявшей астрономов в последние несколько лет. На Земле это явление заметили немногие, ведь куда более насущной представлялась проблема небывалого подъема воды в Атлантике.

Виконтесса Друитт, наблюдавшая за чайками из окна своего дома на Восточно-американском побережье, почувствовала легкий толчок и, улыбнувшись, положила руку на живот.

Когда толчок повторился, она уже знала, что это дал знак мир вокруг, а не внутри нее. Чайки не опускались на песок, а поднимались выше и выше – быть может, чтобы разглядеть, как в неожиданно разошедшуюся вследствие разлома тектонической плиты расселину в океане хлынули, вспоминая сценарий сотворения мира, неутомимые, вечные воды.

Элизабет зашарила рукой по столу, не глядя, наконец, сжала в пальцах пилку для ногтей и связку ключей и вскочила на ноги. «Свяжусь с ним из воздуха», - подумала про Чембера и медленно направилась к лестнице, ведущей наверх, на крышу, где дождался своего часа вертолет, незаконная разработка компании «Спирс».

Намокшие во время принятия ванны золотистые волосы, выбившиеся из-под ленты, лезли в глаза; холодный ветер увлеченно заиграл ими, стоило леди Друитт выбраться наверх. Ей казалось, что все вокруг будто замедлило скорость, и только она двигается так быстро, что обгоняет и ветер, и воздух, наполненный уже смертоносными гидратами метана, и волны, бушующие внизу, и самоё время.

 

***

«Режим чрезвычайной ситуации», - произнес как всегда спокойный голос Хоумгарда, и Сиэль фыркнул.

- Сколько раз я говорил ему, чтобы убрал бабий голос из настроек…

«Ваше Сиятельство, получена почта. Подтвердить прослушивание?» - тотчас же выдала программа другую фразу, и Сиэль, не успевший среагировать на первое сообщение Хоумгарда, вдруг почувствовав себя необычайно легко и счастливо, скорчил гримасу – скосил глаза и высунул язык.

«Извините, команда не распознана».

Граф захохотал.

- Теперь эта команда означает согласие. Перечисли адресантов.

«Адресант – Его Светлость герцог Транси».

Сиэль не успел ответить – основательную постройку «Фантомхайв мэнор» тряхнуло так, что со стола скатились несколько вилок и треснуло стекло в настольных часах.

- Что за черт! В чем чрезвычайная ситуация-то?

Откуда-то послышался сильный гул, напоминающий гул бомбардировщиков из военно-фантастических фильмов, низкий, почти как инфразвук, но отчётливо слышимый.

Начиная чувствовать неудержимую панику, не слыша голосов прислуги, ни Себастьяна, Сиэль сунул ноги в туфли и подбежал к окну, вдруг задрожавшей рукой отодвигая портьеру.

Его едва не стошнило от того, что он увидел.

Земля ходила ходуном, как собака, выбравшаяся из воды, по ней пробегали волны дрожи, будто она на глазах становилось жидкой. Там и сям по земле бежали ручьи, словно прорвало дамбу неподалёку от поместья – ту дамбу, возле которой Сиэль и Элизабет больше десяти лет назад играли в салки. Беспомощно торчали корни у части деревьев, отчего-то завалившихся набок. Казалось, что ландшафт изогнулся, подобно перевернутой чашке. И вдруг почва в самом деле треснула – рядом с подъездной дорогой пробежала темная линия, разверзаясь все больше, становясь видом в точности как разлом из недавно прочитанной Сиэлем книги про государства Тихого океана.

Хоумгард молчал.

- Читай письмо! – выкрикнул Сиэль. – Читай, железка сраная!

Он чувствовал слезы на лице, когда понял, что за жар обнимает все его тело, почему роща вокруг поместья будто приникла к земле, придавленная чем-то темно-серым…или коричневым…или темно-малиновым. Он не смог разобрать цвет.

Уши болели от незнакомого звука.

Бард рассказывал, что во время оглушительной стрельбы артиллеристы широко открывали рот, чтобы не оглохнуть…Сиэль, почти не чувствующий тела, каким-то чудом слышал последние слова Хоумгарда, пытающегося имитировать голос надежды химической науки, герцога Транси: «Привет, старик, я тут покидаю вас и надеюсь, что очень нескоро увижусь с тобой. Я надеюсь, что там, наверху, сжалятся над нами, тупицами стоеросовыми, и человечество протянет ещё так миллиардик лет. И я уж скажу тебе прямо – Себастьян все делает ради любви к тебе, а не по контр… »

Сиэль метнулся к лестнице, наступил левой ногой на правую и упал, успев ухватиться за перила и закричав от страха перед разверстой, пылающей темнотой в том месте под лестницей, где прежде была кладовая. Сверху послышался грохот – это старинные перекрытия и колонны не выдержали непредусмотренного перекоса фундамента и валились друг на друга, проламывая этажи.

Он не понял, как миновал пролет лестницы и буквально кубарем вывалился наружу, через вестибюль, теперь дыбившийся кусками разломанного паркета и засыпанный осколками зеркал. То тут, то там пробегали искры электрических разрядов, обрывки проводов извивались, как живые, грозя угодить в воду, которая была повсюду.

Сиэль поскользнулся на «мертвом» проводе и упал, угодив рукою между опасно сдвинувшихся мраморных столбиков балюстрады. Попытавшись высвободиться, он тихонько заскулил, уже не помня ни о ком на земле, кроме себя. Желание жить овладело всем его существом, и он не мог более мыслить связно, а если бы и мог – доли секунды всегда хватало Себастьяну, чтобы принять решение, обеспечивающее жизнь и безопасность Его Сиятельства...

«Себастьян!» - наконец-то подумал Сиэль, удивляясь, почему не слышит собственного крика – будто бы ставшего тяжелым и холодным, забивающим горло.

Вокруг стало темно, и холодило и обжигало одновременно; отвратительная, неиспытанная прежде боль заполнила легкие и отозвалась в сердце и в каждом мускуле одновременно. В глаза что-то впилось, давя глубже и безжалостнее, вжимая их внутрь черепа, ослепляя. Каждое отверстие тела, казалось, сдалось чему-то ледяному и равнодушному в своей злобе, пока отчаянное нежелание умирающего тела что-либо чувствовать не было наконец услышано.

 

***

 

- Что ты натворил? - тихо и сухо произнес знакомый голос.

Себастьян обернулся.

Подле него стоял Грелль Сатклифф, дворецкий Анны Дюрлесс, и Себастьян отчего-то твердо знал, что той уже нет в живых.

Сатклифф ничем не напоминал неуклюжего фрика, появлявшегося порой в доме Фантомхайв, – в этот раз на нем не было всегдашнего красного, не подходящего размером тренчкота, волосы его были распущены и, казалось, сияние их терялось за горизонтом. В руках он держал расчехленную косу.

- Ты убил Удерживающего, - словно отвечая на немой вопрос Себастьяна, скорбно продолжал Грелль. Рядом с ним из темноты медленно возникал силуэт девушки с серпом в руке – тоже с оголенным лезвием, а за ней, дальше и дальше, рядами, будто оттаивая из вечной темноты, материализовались фигуры других Жнецов – сотни, тысячи.

- Разве ты не знал, тот, кого называют здесь Себастьяном Михаэлисом…не знал, что Каину отомстится всемеро, а убившему Каина – семьдесят раз всемеро?

«Сиэль!»- неожиданно вскрикнуло сердце демона-дворецкого, и Грелль кивнул:

- Вот видишь… и ты лишился того, кого любил.

Неужели кто-то был обязан доложить ему, когда придет час его хозяина и возлюбленного?! Жнец – демону? Да никогда.

- Это – конец миру? – сам не понимая, зачем, спросил Себастьян. Ему уже был неинтересен ни этот мир, ни один другой…без Сиэля.

Он даже сам себе стал неинтересен, совершенный, бывший некогда ангелом, созданный подобным Богу.

Они остались наедине, благодаря тому, что другие Жнецы покинули их, принявшись за самую жаркую страду от Дня сотворения Мира, и Грелль мог теперь улыбнуться углами губ и вытереть слезу со щеки того, кто, как считалось, не способен плакать.

- Нет конца, Себастьян.

Красные волосы задели ласковой волной лицо дворецкого, пылающее от гнева и горя сильнее, чем ад, и Грелль, развернувшись, в своей импозантной и стремительной манере рухнул в атмосферу ожидающего жатвы, уставшего и настрадавшегося Мира.

 

 

 

Непроглядная мгла окружила графа Фантомхайва, но она больше не давила и не причиняла боли. Пожалуй, было бы даже приятно находиться тут, в совершенной тишине – а ведь он считал, что в отсутствие всех звуков человек сходит с ума за час, – когда бы не было такой скуки.

И был бы Себастьян.

- Ну, ты шустро обернулся...

Сиэль непременно вздрогнул бы, услышав так близко знакомый голос Алоиса – этот голос был таким непривычно грустным, каким никогда не бывал раньше. Но только вздрогнуть, как и пошевелиться, он почему-то не мог. Будто тело стало легче во много раз - наверное, в точности так же бывает в космосе.

- Алоис? Ты где?- стараясь не паниковать, но безумно радуясь тому, что собственный голос вновь слышен ему, вскрикнул Сиэль. – Где мы?!

Послышался странный звук, напоминающий не то звон, не то плеск, прежде чем послышался ответ герцога.

- А ты не понял?

Он понял в ту же секунду, но странно – не было ни страха, ни сожаления.

- Если мы… нас больше нет, то где же тогда… Божий суд?

Плеск невидимой воды стал сильнее, и слышно было, как Алоис где-то рядом рассмеялся.

- Божьего суда нет, ламер!

- Я больше не хочу здесь находиться! – Сиэль упрямо пытался встать на несуществующие ноги, раздражаясь от того, что тело ощущалось каким-то странным образом – будто он лежал на спине, на поверхности густой, как кисель, воды. – Где наши дворецкие?

- Клода опять где-то черт носит, - ему казалось, он слышит, как Алоис пожимает плечами и теребит губу. – А твой скоро за тобой будет.

Сиэль еле сдержался, чтобы не издать облегченный и радостный выдох.

- Ты откуда это знаешь? – голос всё же дрогнул.

- О! романтичная, мля, Джульетта. Не обоссысь от радости, гляди, - веселым и совсем не глумливым тоном сказал Транси. – Я тут не впервые, так что отвечаю.

Сиэль впервые почувствовал к Алоису нечто вроде уважения.

- Ты тут… выжил? Или как это называется-то теперь?

- Ну, как-нибудь сам догонишь, как это называется. Мне пора идти навстречу своему… Клоду, - Алоис неожиданно притих, и его не стало рядом.

А Сиэль остался ждать.

Ему почти не было страшно. Только казалось, что неудобно дышать, потому как дышать было нечем: легкие даже не чувствовались.

«Гадес. Место, лишенное света. Место, лишенное… лишенное…» - он не мог вспомнить, чего или кого еще. Словно напрочь забыл главных персонажей всех религий мира.

- Себастьян! – выкрикнул граф, когда стало совсем нестерпимо.

- Да, мой лорд? – тихо послышалось совсем рядом, и Сиэль крупно вздрогнул.

- Ты только не говори, что все время был здесь!

- Как вы изволили сказать, - бархатный голос плыл сквозь невидимую улыбку и обволакивающие Воды вечности.

- А почему молчал, как сыч? – Сиэль почувствовал раздражение.

- Потому что, милорд, мне было бы непозволительно прерывать ваш разговор с господином Транси, - тело Себастьяна чувствовалось совсем рядом, и Сиэль, успокоившись, обвил руками его шею.

Шелковые пряди защекотали лицо мальчика.

- Ответь мне на вопрос, - Сиэль Фантомхайв вдруг покраснел так сильно, как при жизни не краснел ни разу.

- Вам стоит только его задать, - его дворецкий сливался с огромной, благодатной ночью, что в эту пору обнимала Землю, на которую они возвращались вновь.

Еле заметные глазу, у плеча демона мерцали молодые звездочки.

Бережно держа на руках своего маленького господина, Себастьян подумал, что, наверное, неплохо будет по прибытии уложить его, ведь он так устал, – а если там разучились пользоваться электричеством, то он согреет постель графа, а потом и его самого своим телом…

Прижавшись губами к его уху, Сиэль что-то шептал.

Чуть повернув к нему лицо, Себастьян улыбнулся, чем еще больше смутил своего вечного любовника, прильнувшего к его плечу – совсем как ребенок, которым он и был.

Невозможно было дать ему иной ответ, даже если бы он и существовал для Себастьяна Михаэлиса.

- Да… мой лорд.