Название: За солнечными каплями. 

Автор: surazal

Фэндом: Kuroshitsuji 

Жанр: Интерпретация

Саммари: "любовь твоя была для меня превыше любви женской" (  (с) Книга Самуила )

Гробовщик, несколько собственных ОМП. Намек на м+м. Безрейтинговое. Писалось для Джи, которая Гробовщика просто обожает :-)

Размещение текста целиком и по частям на других ресурсах и в личных дневниках запрещено. Свидетельство о публикации №21108230209

 

Берег Генисаретского озера. 230 год до Р. Х.

 

За солнечными каплями, плещущимися на волнах огромного озера, было очень интересно наблюдать.

Они вели себя как живые – качались на воде, ныряли, а то и догоняли друг дружку, словно неугомонные дети.

- Это вы дети солнца?

Солнечные брызги не ответили – только перемигивались между собой, ждали следующей волны.

«Солнце каждого дня умирает. Тонет. В озере...

Перед этим оно родит в воду много своих детей – как рыбка, которая нерестится тысячами икринок. А вечером маленькие солнца идут спать на дно. Там одно из них вырастает большим и прекрасным и снова выплывает в небо – утром».

Кто рассказал ему эту историю, он не помнил.

Озеро, огромное, как море, могло этой ночью разразиться настоящей бурей. А пока можно было наслаждаться вечерним покоем и любоваться озером и небом, вдыхать всей грудью горько-соленый запах солнечных капелек.

- Нахо-о-о-ор! – донеслось издалека громкое и отразилось от поверхности воды, от заросших красной колючей травой скал, от распаленного неба.

Он скользнул в воду, немного отплыв от того места на берегу, где сидел, и прижался к опасно нависающей, облепленной ракушками скале, тень от которой казалась плотнее, чем она сама.

И вовремя, потому что через некоторое время послышалось уже ближе и без эха:

- Нахор! Опять тебя, сукин сын, нигде не доищешься! 

Он услышал шаги на берегу, осыпающуюся гальку, потом вновь ругань – но уже тише, и шаги еще одного человека.

- Нашел?

- Нет нигде… Хотел взять на вечерний лов с собой дурака, а он запропастился куда-то.

Нахор от обиды прикусил губу.

Отчим собрался взять его с собой – наконец-то. А он зря прятался, представляя, как ему в очередной раз попадет.

И одежда промокла. Вечером на воде в мокрой одежде, да на ветру станет холодно.

Досадливо фыркнув, он поплыл назад, к берегу.

 

В маленьком городе жило около четырехсот человек, и считалось, что Нахор лучше всех детей плавает, лучше всех разбирается в книгах, и еще – волосы у Нахора были самые необычные. В отличие от курчавых волос соплеменников, его были –  прямыми, черными, как темное масло, и необычайно гладкими. Он с ранних лет как мог увиливал от стрижки волос, несмотря на то, что не был первенцем в семье. А впоследствии мать и сама перестала на том настаивать:

- Может, его и разум в волосах. Ведь бывает же, что в волосах сила.

Невежественная прядильщица не могла даже предположить, что ее сыну нравится красота ради красоты.

Еще ему нравился Гила.

Этот приезжий мальчик был сиротой и жил с двумя старшими братьями. Он был робок и неглуп и больше всего на свете любил всласть посмеяться. Не по годам серьезный Нахор, бывало, пенял ему на неуместные смешки, но, в конце концов, сам проникся жизнелюбием Гилы, и частенько они вдвоем на прогулках по берегу хохотали как безумные, распугивая рыбу.   

Причем заводилой и «старшим шутником» всегда был Гила, а Нахор в свою очередь просто обожал его смешные истории.  

Но иногда Гила мог и прочитать на память стихи или какие-нибудь рассказы о любви. Он делал это только по вечерам, когда уже загорались и могли послушать его медленно катящиеся по небу колесницы желто-зеленых звезд.

Нахор только диву давался, откуда у его нового друга столько знаний – ведь выходило, что он знал даже больше него…

В один из вечеров, который постепенно становился чарующей осенней ночью, Нахор, внезапно стесненный странным чувством, вызванным в нем очередными стихами Гилы, спросил:

- Когда ты женишься?

Просто чтобы перевести разговор.

Не нравилось, как Гила смотрит на него, как странно участилось его дыхание, как близко он оказался...а вернее сказать, нравилось, и даже слишком.

- Никогда, - равнодушно сказал Гила. Поднял плоский камушек и запустил по воде. – Ты видел моих братьев. Уродливые лицом…нищие, к тому же. А прежде старших младшие не женятся. Значит, я никогда…

- Я тоже никогда, - выпалил Нахор и сам удивился.

Гила засмеялся.

- Ты-то почему? У тебя вон какая наружность. И деньги у твоей семьи есть. И грамотный ты очень, - все тише и грустнее становился его голос с каждым сказанным словом.

- А так.

Нахор отвернулся лицом к озеру. На воде уже начинали плескаться бледно-желтые брызги света – отражения каменной луны.

Гила сел на землю, пошебуршал пальцами в гальке и вдруг спросил:

- Как думаешь, ангелы есть?

- Я не видел.

Они замолчали надолго. Потом Нахор зачем-то прибавил:

- Ангелы это выдумка.

- А дух – тоже выдумка?

- Дух – не выдумка, наверное.

Галька зашуршала тихо и холодно, Гила поднялся. Подошел.

Эти камни будто заскребли по сердцу Нахора. Гила положил руки на его замерзшие плечи. Дохнул в самую шею, касаясь кожи губами.

- Вот. Чувствуешь?

- Губы теплые, - неразборчиво прошептал Нахор.

- И всё? Это ты кожей чувствуешь. А еще ведь чем-то...

Нахор зажмурился. Гила гладил его прямые черные волосы, доросшие уже почти до колен.

- Я понял. Это внутри…да?

- Это и есть дух. Который не умирает. Может быть, это у кого-то и называется ангелом…так говорят.

Лунные капельки, качавшиеся на невысоких волнах, пропали. Луны больше не было видно.

В маленьком городке на берегу озера, в котором каждую ночь тонуло солнце, лунное затмение никогда не считалось недобрым знаком.

 

 

Уже выйдя на берег, Нахор, привычно отряхивая и оглаживая измятую, мокрую одежду, понял, что пояса, подаренного Гилой, на нем нет.

- Обронил?!

С досады он плюнул и полез обратно в воду.

Кто знал, чего стоило Гиле заработать на такой подарок. Нахор нырнул в том месте, где, решив спрятаться, он вошел в озеро, и пошарил руками по дну.

Ничего.

«Дно здесь каменистое. Точно, нет…значит, под скалой обронил». 

Мокрые волосы облепили все его тело и мешали двигаться. Подвязав их узлом, он нырнул снова и открыл глаза под водой, едва доплыл до скалы, что нависала над озером.

Здесь, в темной воде, ничего нельзя было разглядеть.

Нахору вдруг показалось, что рядом с ним что-то или кто-то есть. Тень, которая была чернее, гуще черноты тени от нависающей скалы... рыба? Он обернулся, и почувствовал, как что-то слабо кольнуло его в грудь, достав, казалось, до самого сердца. Было почти не больно, и он не испугался, зная, что ядовитые рыбы в озере не водятся.

А в следующее мгновение скала, уставшая висеть над озером долгими тысячелетиями, с грохотом обрушилась в воду.

 

 

Вечерняя заря была самым любимым временем суток Нахора.

Он стоял на рухнувшей скале, удивляясь тому, что успел выплыть и тому, что не помнил, как. Неведомая прежде легкость и счастье переполняли его; почему-то хотелось одновременно петь, смеяться и плакать.

Собираясь уже перепрыгнуть на берег, он неожиданно заметил совсем близко какого-то странного человека, – в нем всё было странным, но более всего то, что он был одет в одежду черного цвета, такого же, как волосы Нахора.  

Никогда прежде ему не приходилось видеть, чтобы люди так одевались.

А в руке его было…что это было, Нахор не знал, но сразу захотел себе такое же.

- Приветствую вас, - осторожно сказал он.

- Вечерняя заря…красивое время для смерти. Иди сюда, не бойся.

«Римлянин? Египтянин?»

- Меня зовут Луций. Я старший Жнец.

 

Уходя с ним, Нахор не видел, как к озеру бежали люди, как осыпались с берега остатки монолита, падая в озеро, как тонуло, рассыпая веселые капли, солнце его последнего дня.

Его сопровождающий понимающе молчал. Только когда они отошли на достаточно далекое расстояние, он протянул ему пояс.

- Возьми. По правде сказать, я нарушаю все законы, но раз этот мальчик был дорог тебе…

Нахор с равнодушным видом повязал размокший пояс и в последний раз обернулся. Смущенно улыбаясь, сказал, будто в пустоту:

- Мне нравилось, как он мог рассмешить меня в мои самые грустные дни.

«Мне нравилось, как он целовал меня».

Кто знает.

Я ведь так люблю жить среди людей, пусть мне и нельзя родиться заново.

Может быть, я еще вернусь в этот мир.