Я даже не знаю, какое предисловие писать к этому фанфику.

Я угробила безобидного, симпатичного мне персонажа, не зная, зачем я так делаю. Я не написала ни слова, не дала ни полунамека на инцест, несмотря на наличие у него красивой дочки. Как это так? Скрытая Деревня Скалы. Техники Земли, "фруктовые" имена, светлые волосы. Фамилия "Яманака" и сходство Ино и Дейдары - мне показалось, это достаточное основание для того, чтобы сделать правильный вывод о происхождении семьи Иноичи...:-)

Спасибо всем, кто прочитает и оценит это.

Название: Цветение
Автор: surazal 

Яманака Иноичи, собственный персонаж, мельком жители Ивы и Конохи, включая вымышленных.

Предупреждение: смерть

Низкий рейтинг. 

Размещение любой части этого текста на других ресурсах и личных дневниках запрещено. Свидетельство о публикации №21107310949

 

 

 

Чтобы снова стать маленьким…

Достичь, дорваться до той, прежней свободы, неоглядного бега в далекое, манящее, срывающее все покровы с прежнего тебя, когда никто не нужен тебе, совсем никто…

Подушка холодила лицо сильнее обычного, и он понял, что у него снова жар.

- Пожалуйста, забери меня, - тихо сказал он в темное окно.  

Ему отозвалась только цикада, бодрствующая в этот час счастливых призраков и веселого глумления над светлым прошлым. Однократно пропев, смолкла и она.

В углу колыхалась паутина.

Трудолюбивый паучок, чья огромная тень смотрелась сейчас совсем не пугающе, возился с добычей и чинил свое оружие – сеть, от которой зависела его жизнь.   

Оружие другого обитателя этой комнаты не лежало как прежде, аккуратно проглоченное неглубокими ящичками, а ржавело, валяясь вперемешку с взлохмаченными бурыми кистями и баночками с засохшей тушью.  

- Мне не быть, - сказал он не то занятому пауку, не то замолчавшей цикаде. 

Он не вспомнил, кто, кому и когда сказал эту фразу впервые, и в очередной раз изумился собственной забывчивости.

Ныло колено, болели десны, крутился в животе ужин, обещавший в скором времени стать рвотной массой.

Чтобы не быть застигнутым природой врасплох, он поднялся и вышел в туалет, где, опустившись на колени, уставился в малюсенькое оконце под самым потолком.

Оттуда на него смотрела зеленоватая звезда.

Они были знакомы с детства. Звезда пела ему неслышным голосом колыбельные, когда мама отлучалась на свои редкие миссии, ободряла, подмигивая, когда он, став старше, сам терпел нередкие неудачи на собственных миссиях.

Она же смотрела на него в ту ночь, когда его тело вытерпело непереносимую муку, а душа, которую он только тогда и чувствовал в себе, прокляла его.

В ушах зашумела кровь, и особый дзенин деревни Листа Яманака с каким-то облегчением изверг все содержимое желудка на пол.

От напряжения глотки на шее разошлись послеоперационные швы; прижав к ним руки, он понял, что кровотечение довольно сильное, и открыл кран над маленькой ванной.

Всегдашний педантизм и чистоплотность не изменили ему и теперь.

Он подумал о товарищах, что должны были навестить его наутро, – те трое, кто не опасался его болезни. Он не мог позволить им найти себя издохшим, словно какой-нибудь обыватель, в собственной изгаженной гноем и рвотой постели.

Ванную убрать большого труда не составит. А его труп уже будет обмыт.

 

Наверное, он был единственным шестилетним мальчиком, кто не мечтал стать Хокаге, и он никогда не говорил на эту тему даже со своими приятелями. Его считали рано повзрослевшим – может быть, не напрасно. Их тогдашний учитель, Идацу, даже говорил его родителям, что, возможно, серьезный и старательный, их сын страдает синдромом… синдромом…

Яманака потер лоб, напряженно пытаясь извлечь забытое слово из забарахлившей вдруг памяти.

Но память неожиданно показала ему совсем другой эпизод.

Он разматывал его, словно свиток, на котором постепенно показывались подробности, сохранившиеся в неосвещаемой никогда, скрываемой от всего света глубине, плотно закрученные и охраняемые никуда не торопящимся временем.

 

 

- Рэмон, - еле слышно бормотала смуглая девочка с золотистыми волосами, глядя поверх разноцветных крыш и сжимая руками тонкую синюю ленточку.

- Аххха-ха, что за дурацкое такое имя? – закричал он, отлично понимая, что может обидеть эту тихоню – если она умеет хотя бы обижаться, уже хорошо. 

- Оно нормальное, - одними губами произнесла новенькая, и Яманака вспыхнул, поняв, что считает ее – ни больше, ни меньше – красивой.

- А сколько тебе лет?

- Сколько и тебе, - она лукаво глянула на него и тут же отвела взгляд.

- Мы не лупим новеньких, - зачем-то сказал он. – Так что не бойся.

Девочка по имени Рэмон посмотрела ему прямо в глаза. Вряд ли она обещала оказаться  тихоней.

- Своих и не лупят.

- Где как, - вздохнул Яманака, вспоминая Деревню Скалы.

- Ты совсем как взрослый, - сказала она ему намного позже, когда они вместе шли домой через заросший луг, где сусуки, робко расходясь перед идущими детьми, ласково гладили их голые колени.

Он вздрогнул.

- Ты не любишь так, да? Когда тебя хвалят? – она была проницательна по настоящему, по-женски.

- Я люблю, когда меня хвалят, - он раздраженно швырнул сумку и хлопнулся на еще влажную после недавних дождей землю. – Но я никакой не взрослый, поняла?

- Взрослый, - упрямо сказала Рэмон и вздохнула. – Я тоже взрослая.

- Какая же ты взрослая, если тебе одиннадцать лет?

- Зато у меня взрослые техники, - она присела рядом с ним, сжав колени. – Смотри сюда, покажу.

 

Он помнил, как небо развернулось еще шире, потом еще, наконец став сферой, как лазоревые глаза заполнили весь мир и стали самой вселенной, помнил, что кровь полилась носом, а Рэмон вдруг заплакала от испуга, сразу деактивировав свою странную технику.  

А он обнял ее и пытался успокоить – еще не отойдя от воздействия ее дзюцу, которое, как он впоследствии узнал, называлось психической репликацией.  

Ему попало, так как он сказал, будто заставил новенькую  демонстрировать ему свои техники, что было строжайше запрещено. Выгораживать Рэмон ему не хотелось ни разу, и он наговорил поклеп на себя самого, сам не понимая, для чего делает это.    

- Даже Каге-сама никогда не заставляет шиноби отчитываться в техниках, - строго выговаривал Идацу, и лицо Яманаки пылало. – Ты не имеешь права требовать показать тебе технику, да еще и напоминающую твою специализацию. Эта девочка разработала ее с нуля. И ты сделаешь то же самое, когда придет время. А пока учись.

Вот что было самым унизительным для него.

«Учись». Его поставили ниже женщины. Да еще и приезжей.

Яманака за всем этим как-то позабыл, что и его семья была чужой в Листе.

 

- Ты станешь лучшим шиноби, - восторженный тихий голос, сияющие глаза – это было его наградой, когда он в мансарде своего дома предавался депрессии после полученного нагоняя – второго дубля незаслуженного разноса, отвешенного ему уже от отца. – Ты защитил меня, хотя я поступила плохо. 

- Уйди, - он помнил о своем позоре и понимал, что Рэмон в нем не виновата, но видеть ее сейчас не хотел. – Уйди отсюда.  

Не обращая внимания на его слова, она уселась поодаль.

- Я слышала что-то такое… что ты специализируешься на работе с сознанием.

- И че?- он бросил косой взгляд в ее сторону.  

- Ну как же! Мы могли бы работать над этим вместе. В команде!

Он мрачно усмехнулся и отгрыз заусеницу на пальце.

- Обломись. Здесь команды формирует комиссия дзенинов, это тебе не Скала.

Глаза Рэмон расширились, личико разочарованно скривилось.

Яманака подумал, что она очень красива, даже когда морщится.

- Значит, мы не будем в одной команде?! – ее удивление неожиданно для нее самой объявило ее настоящие чувства и ожидания, но, по-видимому, ее это не смутило.

Ее одноклассник молчал, ковыряя кунаем пол.

- Не порть оружие, - она мягко улыбнулась и забрала у него кунай, легонько коснувшись пальцами его запястья. – Скучаешь по Скале, да?

Он долго думал, что же ей ответить.

- Не знаю. Я маленьким был.

- Эх, ты, - вздохнула Рэмон и встала.

- Ты куда? – удивился Яманака, тоже поднявшись.

- Домой. Мне еще надо до ужина потренироваться успеть.

Она присела на подоконник и изящно перекинула ноги наружу – ее короткое платье задралось, открыв бедра, целомудренно обмотанные эластичными бинтами. Обернулась через плечо.

- Пока, Иноити-кун.

Ее улыбка золотилась в его памяти весь тот долгий весенний вечер.  

 

В целом, он был удовлетворен комплектацией своей команды, хотя так никогда и не стал по-настоящему близок ни с Акимичи, ни с Нара.

Ему казалось, что на него постоянно смотрят и сравнивают с Рэмон как ее земляка. Так оно и было – странная девочка с все улучшающейся техникой репликации уступала Яманаке разве что в длине волос.

Она была признанным гением выпуска, и привередливый Идацу ей единственной сказал, что расставаться с такой талантливой ученицей ему по-настоящему жаль.

Немного отдалившийся от нее Яманака только и слышал об ее успехах и все упорнее работал над разработкой своей собственной техники.

- Это обычное дзюцу! Дурак сможет, - со слезами в голосе он злился, стыдя себя за свое примитивное выполнение и отсутствие «новаторства», на которое ему пеняли учителя.

Он так и не понял бы, в чем состоял основной принцип техники Рэмон, но однажды она проявила поразившую его неосмотрительность.

Им в тот год исполнилось по четырнадцать лет, она получила чунина заслуженно и в одно время с Нарой и Акимичи, а Яманака – месяцем спустя, считая, что просто обстоятельства встали как надо, а при более справедливом раскладе быть бы ему генином еще года три...

Рэмон умела убивать и делала это со странной эстетикой и всегда – с одной и той же эмоцией на розовеющем, словно в ответ на комплимент, лице.

Убивающая, она была недоступнее.

Яманака все-таки признался себе, что влюблен в обладательницу золотистых волос, почему-то упорно не забывающую их настоящую родину. Они часами могли говорить о Деревне Скалы, и воспоминания Рэмон о ней были чудесны. Иноити даже казалось, что когда-то Рэмон просто видела сон.

Для первой миссии, запланированной молодым Хокаге в его новом качестве, потребовалось участие тройки Яманаки и тройки Рэмон. Техники подрастающих шиноби становились лучше и лучше, и уже было понятно, что связка именно этих шестерых скоро не будет иметь себе равных.

Ночь перед той миссией они провели вместе.

- Ты знаешь, что нужно говорить, чтобы человек вернулся домой? – спросила Рэмон у Яманаки, и он вдруг вспомнил рассказы из раннего детства, в которых говорилось о девушках, что были рождены горами...

Какой-то дед давным-давно рассказывал Иноити о том, что когда иссякает в горе плодоносная жила, то на белый свет появляются горные дочери. Они необычайно талантливы и приносят удачу и здоровье тем, кто их полюбит, и вид у них - как вид драгоценного камня.   

Сейчас Иноити был согласен со старым сказителем, чье имя он давно забыл.  

Рэмон сидела рядом с ним на колючей осенней траве, и ее кожа и волосы были окружены золотым светом, будто источали его.

Яманака посмотрел на свою ладонь, подняв ее к луне, - его рука так не светилась.

- Ты слушаешь меня? – Рэмон придвинулась ближе, и он мягко опустил ладонь ей на руку.

Она продолжала, словно ничего не заметив:

- Всегда тому, кто уходит на миссию, нужно сказать: возвращайся, я буду ждать тебя. И человек вернется. Обязательно.

- Обязательно?

- Да…

Он близко-близко видел ее ресницы. Они тоже были золотыми.

- А если никто не ждет меня?

Она ответила чуть погодя, и Яманака едва расслышал этот шепот.

- Так не бывает. Всегда есть кто-то, кто ждет. 

- Но мы пойдем на эту миссию вместе… Рэмон.

- Мы и вернемся вместе. Мы с тобой дети Скалы, Иноити-кун.

В ее глазах будто переливалось жидкое золото. Во всяком случае, так ему казалось; теперь взгляд Рэмон не тянул за собой его сознание, как в тот уже далекий день, когда он впервые видел ее технику.

- Я должна сказать тебе кое-что важное.

Он смотрел в ее глаза и не обратил внимания на то, как изменился тон ее голоса, уже чуть охрипшего, как у взрослых куноичи, что проводят на ветру долгие зимние ночи.

- Мы с тобой составляем рабочую связку, Иноити-кун. Так захотел Хокаге.

Он сильно вздрогнул от неожиданности и сразу же растерялся.

Рэмон была взрослой, а он – все еще нет, и между ними, наверное, теперь не могло быть ничего прежнего.

Не замечая, как погас блеск в глазах Яманаки, она сдвинула светлые брови и продолжила, словно читала доклад:

- Наши техники идеальны для их совместного использования, так как мы с тобой родственники в пятом поколении. А вот теперь я скажу тебе то, что не доверила бы никому и даже не рассказала бы Хокаге, - прежде чем она продолжила, он уже почти наверняка знал, о чем она скажет, и следующая реплика не стала для него неожиданностью. – Иноити-кун…я хочу открыть тебе описание моей техники.

- Ты уверена? – задал он самый глупый вопрос, что можно было придумать в данной ситуации.

Она лишь кивнула.  

- Тогда я расскажу тебе мою, - начал он.

- Нет, это не обязательно. Но о моей ты должен знать все, потому что тебя завтра назначат старшим по миссии, - Яманака открыл рот, - а я боюсь, что, не зная досконально, на что я способна, ты не сможешь использовать меня и мои способности в полной мере.

Ему вдруг стало тоскливо.  

Ему не хотелось, чтобы эта девушка принимала участие в миссии А-класса, и тем более, чтобы она сейчас, в эту золотистую ночь, говорила ему такое. Это было неправильным.

Рэмон стала куноичи. Это означало, что ее в будущем ждали сложнейшие миссии, в том числе А-класса, и ее гениальные техники могли спасти сотни жизней, а может быть, и тысячи.

Но было неправильным – то, что девушка, которую любил Яманака Иноити, должна была спасать чьи-то жизни ценой жизни собственной.

Ему хотелось выкрикнуть это и тут же, на правах старшего, отстранить ее от этой, быть может смертельной, миссии.

Но он отвел глаза и спросил только:

- Я? Не Нара?

Рэмон покачала головой и тихонько засмеялась.

- Нет, не Нара. Он, как и я, предложил тебя.

- Что за новости? С каких пор члены команды выбирают старшего?

- Хокаге спросил нашего мнения, - Рэмон снова тихо засмеялась. Так в деревне Скалы светлыми ночами смеются позолоченные праздничные колокольчики.

 

Она единственная получила звание дзенина, вернувшись после той миссии в Коноху.

А Яманаку вдруг перестали радовать успешные миссии. Он постоянно думал о Рэмон. Он ревновал ее даже к Хокаге, и каждый день, проведенный с ней, был ему и наградой, и мукой.

В канун Нового года он предложил ей жить вместе, и Рэмон, ни минуты не ломаясь, согласилась. Теперь она не стеснялась обнимать его при чужих и всегда спрашивала его разрешения на миссии, как это было принято у замужних женщин в их родной деревне.

Иноити был счастлив. Весной он подумывал действительно жениться на Рэмон, но с каким-то неуютным чувством ждал и ее ответа на предложение и той неопределенности, что неизбежно наступала с переменой в отношениях и статусе.

- Я буду брать миссии до тех пор, пока у нас не появятся дети, - сказала она однажды, и Яманака плюнул на свои страхи.

Все складывалось как нельзя лучше.

 

За несколько дней до начала войны они с Рэмон копались в опытном садике, который Яманака развел около своего дома, доплатив Конохе за излишек земли.

Как всех уроженцев Ивагакуре, его всегда тянуло к Земле, к которой он испытывал чувство сродни сыновнему, хотя тип его собственной чакры был смешанным.

Он сразу согласился с предложением Рэмон, касающимся открытия собственного цветочного магазина, – в Конохе в этой области у него просто не могло быть конкуренции.  

Ему нравилось, как выглядит его будущая жена в этом садике в разное время суток. Чтобы она не заметила, он наблюдал за ней из-под низко спадающих прядей волос, склонив голову.

При солнечном свете она казалась ему добрым духом, поселившимся в доме на счастье, и Иноити снова вспомнил сказку о горных дочерях.

- Посмотри, - она протянула ему глиняный горшок с молодым растением. Всю посуду и инвентарь для магазина и сада Рэмон сама лепила из глины, проявляя при этом безумную фантазию. – Этот цветок зовут так же, как меня…Правда, экзотично? И плод будет желтый такой…кисленький.

Последнюю фразу она договорила шепотом, крепко прижатая к груди Яманаки, которому надоело просто любоваться.

- Прекрасный цветок…Рэмон…

 

 

Рэмон погибла одной из первых, во время нападения на Коноху девятихвостого Бидзю .

Она даже не имела понятия о том, кто такой Учиха Мадара. А Четвертый Каге пережил своего самого принципиального и бесстрашного дзенина лишь на полчаса.

Иноити только кивнул, когда ему сообщили о смерти Рэмон. А едва деревня оправилась от короткой войны, лишившей ее лучших шиноби, он сразу женился.

Никто не осудил его. Новая избранница немедленно занялась магазином, не влезая Иноити в душу и не изводя вопросами.

Только когда у них родилась дочка, жена осторожно спросила:

- Как назвать хочешь? Может быть, Рэмон?

Иноити, в преддверии миссии рассовывая сюрикены, как всегда, по самым неожиданным местам, чуть повернул голову и равнодушно сказал:

 - Зачем? Пусть будет Ино.

Он был благодарен Высшим Силам за то, что Ино была совершенно не похожа на Рэмон.

Он не вынес бы любого сходства.

Глиняная посуда, по-прежнему стоявшая в его доме, не вызывала в нем никаких воспоминаний; он даже пробовал делать ее сам, но вскоре перепоручил эти заботы жене и подраставшей дочке.

А техника, когда-то так бескорыстно ему подаренная, стала родоначальницей принципиально новых техник, связанных с абсолютным контролем сознания, которые он передавал своей дочери.   

Ее незрелое, непродуманное решение заниматься медициной выводило Яманаку из себя.

- Захват сознания можно использовать как элемент допроса, - дочь была упряма и несдержанна. Полная противоположность невозмутимому отцу – порывистый характер трепещущего на ветерке листа.

- Это боевая техника! У нее колоссальный потенциал, о полном значении которого даже я только догадываюсь. А допросами занимается АНБУ, но не медицинские сестры!

- Кто знает, - Ино поправила собранные в хвост волосы – длинные и белокурые, как у отца, и неторопливо вышла, показав, что разговор о ее будущем закончен.

До старшего Яманаки донесся ветерок, благоухающий цветами лимона.

Он долго сидел молча, без сопротивления позволив воспоминаниям захватить свое сознание и память.

 

 

Через пять лет после этого разговора он оказался неосторожен и попал в плен.

Это произошло из-за его ранения – будучи в обычном состоянии, Яманака никогда бы не допустил, чтобы такое случилось.

Из его четверки погибли двое. Еще один, захваченный вместе с ним, смог покончить с собой.

Когда Иноити пришел в себя, он обнаружил, что его глаза и рот залеплены какой-то вонючей дрянью. Все его техники в такой ситуации были бесполезны.

Его насиловали несколько раз в день и периодически избивали. Он думал, что когда всё закончится, самой страшной бедой в дальнейшей его жизни будет неизлечимое ухудшение зрения.

Он знал, что конец будет и этому.

Всё закончилось – но Яманака не мог вспомнить, когда и как. Он не помнил ни того, кто руководил его освобождением, кто допрашивал его по возвращении в Коноху, кто осматривал его – ему показалось, что это была всё же Цунаде, сумевшая кое-как оправиться после тяжелой комы.

Самого Иноити бесконечные болезни одолели вскоре после наступления осени.  

Он стал замечать, что практически не бравшие его прежде простуды стали затяжными и тяжелыми; что слизистые оболочки кровоточат без причины, а кости ноют.

В конце концов, он отказался от миссий и решился просить саму Хокаге о доскональном обследовании.

Она поместила его под наблюдение и долго выспрашивала, брала бесконечные анализы, рылась в книгах, уже не скрывая от своего дзенина усиливающегося беспокойства.

Когда он не мог уже вытерпеть неизвестности – спросил ее в лоб:

- Каге-сама, вы долго будете скрывать от меня, чем я болен?

Он готовился ко всему. Но ответ не был ни одним из ожидаемых им ответов - успокаивающих или страшных.

Обычно безэмоциональное, лицо Цунаде приобрело странное, мягкое выражение, когда она взглянула на него.

- Яманака-сан. У вас были контакты с женщинами после…простите, той самой миссии?

- Моя жена умерла, Каге-сама, - он смотрел на печать на ее лбу, будто обращался к этой печати, и говоря, не чувствовал движения собственных губ.

- Простите, я обязательно должна знать. С женщинами, и не только, нашей деревни или деревень-союзников…

- Нет, - сухо перебил он ее.

- Яманака-сан, у вас поражен иммунитет, - решив не тянуть, жестким голосом произнесла Хокаге.

- Как это?

Будучи неплохо подкованным в медицинских знаниях, он всё же не понял её полностью.

- Я не знаю… Возможно, в момент нахождения в плену, вы были заражены каким-то вирусом. Я даже не могу описать, как он выглядит – наша медицина пока еще не достигла уровня, достаточного для проведения таких исследований.

Иноити что-то кольнуло.

Что-то очень похожее на безнадежность, цена которой становилась ясна ему в эту самую минуту.

Словно ставя точку, кольнуло.

- Согласно простой логике, Каге-сама, я могу предположить, что и методов излечения этой болезни нет.

Она кивнула.

- Вы чувствуете себя лучше, чем я ожидала вначале, когда только ознакомилась с вашим состоянием…Честно говоря, я думала, что вы быстро умрете. Я лечила вас все эти дни, всеми известными мне методами – ни один не оказался полезен и не подошел для вашего случая…Простите.

Он смотрел в закрытую дверь его палаты, в одну точку на ней, из которой радиусом расходились маленькие, чуть заметные глазу трещины.

- Я заразен?

Она потерла переносицу.

- Не могу сказать на сто процентов, но, похоже, ваша кровь, сукровица и сперма представляют опасность для других людей, попадая в их биологические жидкости. Ваша чакра не изменилась, психика не пострадала, владение дзюцу – без изменений, - Цунаде встала, разгладив на груди блузку.-  Тем не менее, я вынуждена отстранить вас от всех без исключения миссий до полного выздоровления. Вам уже назначено содержание за счет бюджета Конохи. Теперь вы выписаны и можете быть свободны.

У двери она обернулась.

Он заметил, что она слегка сутулится, а в уголках глаз едва заметные морщинки одержали верх над безупречно контролируемой сильнейшей чакрой.

- Вы всегда мне нравились, Яманака. Мне очень жаль.

Он не сказал ни слова в ответ.

Годайме смотрела на дзенина еще несколько секунд и вышла.       

 

 

«Мы с тобой дети Скалы, Иноити-кун».

Зеленоватая звезда, похожая на недозрелый, мертвый плод лимонного дерева, погасла.

Она погасла миллионы лет назад, а он только что увидел ее смерть.

Иноити улыбнулся.

Покинув ванную, он на ходу быстрыми, энергичными движениями обтер все тело и оделся.

- Как я мог забыть… Не знаешь? – спросил он то ли у молчавшей цикады, то ли у сытого паучка, чья тень перед рассветом стала почти незаметной.

Накинув дзенинский жилет, он осмотрел комнату беглым взглядом в поисках еще не проржавевшего оружия.

В нужном состоянии отыскалось с десяток кунаев и два мотка лески.

И хватит.

Мне же не оружием воевать…

Фотография белокурой пятилетней девочки с татуировкой клана Акимичи на пухлых щечках – его внучки – осталась лежать на столе.

Дверь захлопнулась за Иноити.

 

Он шел по земле, медленно, будто гуляя, и уже желтеющие метелочки сусуки гладили его руки.  

Рэмон помнила всегда, а она в этом разбиралась…

И я вспоминаю. Но медленно.

…«Вершины не видны из-за облаков! Все дожди берут начало отсюда, и еще Скала – мать всех полезных минералов. А водопады – будто висят в воздухе. И мосты… мосты в основном подвесные, больших всего два, и один уже не используется. А солнце как светит! Так светить оно может только над самой прекрасной землей. Это лучшее место в мире, Иноити-кун, и когда мы вырастем, то обязательно там побываем. И если меня не будет, побывай там ты, пожалуйста. Чтобы потом мне рассказать».

Я расскажу.

Земля лечит себя сама. Следы войны становятся тут незаметными через три или четыре недели. А любопытные ростки появляются уже через несколько часов, поднимая выпачканные кровью крохотные острые головки.  

Скоро наступит зима, но они этого не знают. Свернувшись, укроются снегом, будто бы так и нужно, и станут ждать. Терпеливо.  

Неизбежно. 

Иноити не заметил, что пересек границу. Прошла неделя с тех пор, как он покинул Страну Огня; на пути почти никто не встречался ему, он словно стал невидим, как невидим ветер, как невидим был запах - становящийся ему все ближе запах его родной земли.

Уже находясь совсем рядом с селением Скалы, он почувствовал сильное ухудшение.

Лихорадка безжалостно била его всю ночь, которую он провел, не отводя глаз от панорамы Ива, открывшейся ему к вечеру.

Скалы были покрыты нежной зеленью.

Прошло больше сорока лет с того дня, как семья Яманака покинула эти места – ночью, тайно, со всеми  предосторожностями.

А Иноити почему-то запомнил именно такие скалы.

Сплошь покрытые молодой растительностью.

Жажда жизни, молодая, бесшабашная уверенность, восходящее солнце, позолотившее скалы и, наверное, волосы молодых куноичи там, далеко внизу… Иноити улыбнулся и, пройдя несколько шагов, упал, поливая кровью из разошедшихся ран дерзко пробивавшиеся зеленые ростки.

Ему виделось, что скалы, словно облака, плывут ему навстречу. Он прищурил полуслепые глаза, будто силясь рассмотреть навсегда запомнившиеся ему дома непревзойденной, озорной архитектуры, ровную улицу меж ними и один, высоченный дом с крохотным, но пышно цветущим садиком.

Ему даже показалось, что он видит улыбку матери, голубые глаза отца и золотисто-карие, смеющиеся глаза Рэмон.

- Ну вот и вернулся, - сказал себе Иноити.  

Он не услышал собственного голоса. Он лишь слышал, как над его головой будто кричат приветствия гигантские белоголовые птицы, а внизу, пробивая себе дорогу в вечной Скале, поют никогда и никем не сочтенные водопады.   

 

 

 

- Э! Пшла!

Испугавшись резкого крика, птица нехотя, тяжело запрыгала в сторону, вывернув огромное крыло.

- Что это там? – подслеповатый чунин лет двадцати, напарник совсем еще юной девушки, светловолосый, как и она, тщетно старался разглядеть очертания бесформенной массы, лежавшей шагах в семидесяти от них. 

- Эх ты! Лечил бы зрение! Человек там, а они, видишь, уже поесть приготовились, заразы такие, - молоденькая куноичи в несколько секунд добежала до того, на что заинтересованно поглядывали уже штук пять голодных падальщиков, и напарник, догнав ее, не удержался от возгласа удивления.

- Наш! Клан Яманака.

Девушка погрустнела.

Присела, нежно очищая бледное лицо незнакомого шиноби от засохшей земли, погладила слипшиеся от грязи длинные волосы.  

- Не трогай, Тсукури…мало ли, кто он такой. В крови, смотри, не измажься.

- Не мешай, Момо-кун. Миссия завершена, я тебе больше не подчиняюсь. И никакой он не «наш» - у него хитай Деревни Листа, - она колупнула грязь на металлической пластине. - Видишь?

Ей не хотелось заплакать при нем.

- Давай похороним, - предложила девушка по имени Тсукури спустя несколько минут – когда невыплаканные слезы перестали разъедать ее горло.

- Само собой…

- Ну, складывай. 

- В Листе в землю хоронят.

- Это кощунство.

- Угу. У тебя топливные таблетки остались?

- Две остались.

 

Вечер застал их, вспотевших и грязных, перед костром, на который они с трудом насобирали сушняка по всей округе.

- При нем документ! Ты гляди… действительно Яманака.

- Момо-кун, дебил! Ты лазил по его карманам?! – пылающее лицо Тсукури раскраснелось от гнева еще больше, и ее напарник немного растерялся.

- Я оружие искал.

Она замолчала.

Хоронить тело с оружием считалось непозволительной глупостью.

- Раз есть документ, значит, он хотел, чтобы его здесь опознали. Хоть и изменник.

- Момо-кун, - металлическим голосом сказала Тсукури, - он не изменник. Чтобы я больше не слышала от тебя таких слов.  

Сдвинув хитай на глаза Яманаки, уже положенного на невысокую горку из веток, Момо, поколебавшись, поцеловал эмблему листа.

Обернулся к Тсукури и, словно извиняясь, произнес:

- Все-таки, он защищал ту деревню…как родную.

А она плакала.

Беззвучно, позволив себе всхлипнуть только один раз, когда этого уже нельзя было расслышать из-за треска разгоревшегося костра.

Они отходили все дальше, и вдруг Момо остановился.

Остановилась и его напарница, словно догадавшись, о чем он хочет просить.

- Мы забыли про положенные ему почести, - Тсукури присела, набрав в ладонь земли прямо из-под ног, засунула в рот комочек и тщательно разжевала.

Выпорхнувшая из ее рта белая птичка, стремительно и неровно взлетев, рассыпалась в ночном небе над погребальным костром оглушительным мерцающим фейерверком.