Работать над этим фанфиком было интересно:-) Я не могу назвать это хентаем в прямом смысле этого слова, но то, что это не более привычный для меня слэш - эт точно! :-)) Это гет. Предыстория - Где-то ближе к концу 1 сезона Наруто был филлер, где Акамару приболел - и физически, и психически. Киба очень любит своего напарника и самого близкого друга - здесь речь идет именно о дружеской любви, а зоофилии в помине нет, можно не бояться:-) А Куренай - ну что Куренай, сэнсей всегда должен поддерживать ученика, даже если сэнсей встречается аж с сыном Хокаге:-)

Итак,

Название: Стресс

Автор: surazal

Персонажи: Киба, Куренаи, Акамару, ну там мельком остальная восьмая команда и Кибина семья. 

Предупреждение: мастурбация. 

Рейтинг: 13, полагаю 

Размещение любой части этого текста на других ресурсах и в личных дневниках запрещено. Свидетельство о публикации №21106101557

 

Киба проснулся от непривычной тишины.

По утрам Акамару обычно катался, как клубок, по всему дому, возился в комнате Кибы с какой-нибудь бумажкой или резиновым утенком, тыкал хозяина носом в щеку, тихонько повизгивал и сопел, иногда, потеряв терпение, слегка покусывал за щеку или пальцы.

А сегодня была тишина.

Киба просыпался долго, с тяжелым, тянущим чувством, какое бывает, когда долго не отпускают неприятные сны. Не услышав знакомой возни, он сел, потирая затылок, который болел, будто от удара.   

Акамару спал в углу.

Киба с первого взгляда понял, что с ним что-то неладно. Шерстка собаки как будто свалялась, кончики ушей и коротенькие усы часто и мелко вздрагивали, дыхание было тяжелым и шумным.

Киба легонько погладил его, потрогал нос. Не просыпаясь, Акамару дернул челюстью, чуть слышно тявкнув.

- Ну ладно, - вздохнул Киба. – Спи сегодня.

Он слышал о том, что у собак с улучшенным геномом в периоде взросления случаются такие дни, а иногда и недели, что лучше давать им хорошенько отдохнуть от усиленных тренировок.

Не спеша одеваясь, Киба все время поглядывал на Акамару. Ничего не менялось – пес все так же спал, тяжело, неспокойно, как и сам Киба спал этой ночью.

 

 

- Ты че-то бледный, - бросив на него быстрый взгляд, Хана сменила миску у  завтракающей Кофуку – огромной черной суки, которая должна была вскоре ощениться.

- Кошмары всю ночь смотрел, - Киба хмуро посмотрел в окно на начинающийся день.

- А что Акамару? – буднично спросила сестра.

- Он спит.

- Он приболел. Я его уже уколола, пусть поспит сегодня.

Киба вытаращился на сестру.

- Приболел? Да у него нос влажный!

- Я знаю, - Хана налила брату чаю, но тот только поморщился, отодвигая кружку.

- Не буду. Аппетита нет.

- Сейчас явится твой аппетит. Тебе мяса бы поесть. Смотри, что я наготовила…

- Да подожди ты! – Киба стиснул руки. – Чем он таким заболел? У него кризис роста!

- Дурак, - Хана быстро соорудила красивую горку из риса с печенкой на тарелке Кибы и живописно налила сверху баклажанный соус. – Кризис роста у него начнется через год или полтора.

- Да? А сейчас тогда что?

- Ешь.

- Что у него?! – крикнул Киба и вскочил, сильно нервничая.

Кофуку, вылизывавшаяся возле двери, дернула обкусанным ухом и чихнула.

- Я тебе сейчас как врежу, пока мамы нет! – вспылила Хана. – Ешь давай то, что подано, и дуй тренироваться!

Киба в растерянности смотрел то на сестру, то на свой завтрак, но так и не принялся за него.

Он метнулся к двери, и, прежде чем Хана могла остановить его, оказался на улице.

Как только он исчез, лицо девушки заметно погрустнело - она дала волю эмоциям и тихо всхлипнула, присев рядом с питомицей, понимающе лизнувшей ее запястье.

- Нет, Кофуку-тян, милая, я не дам тебе добавки, - голос Ханы сорвался. – Я туда уже соуса налила.

 

 

- Йоп! – вырвалось у Кибы, когда он в восьмой или девятый раз больно приложился головой, сорвавшись с ветки.

Он понял, что его восклицание, вероятно, слышала Хината, и посмотрел в их с Шино сторону.  

Хината не покраснела – значит, все было в порядке, не расслышала.

- Ну зачем ты ругаешься? Думаешь, от этого толку прибавится? – Киба вздрогнул от негромкого, мягкого голоса Куренаи, появившейся, как всегда, незаметно.

Зарозовевшее, как рассветное облако, лицо Кибы рассмешило ее.

Шино и Хината повернулись к ним; Хюга поклонилась, что-то пискнув, Шино кивнул, приветствуя ее: «Юхи-сама».

- Привет будущим лучшим шиноби Листа. Хорошее утро, - она улыбнулась им, и Кибе стало чуть легче на сердце.

«Какая красивая и жизнерадостная…» - он любовался на ее глубокие, огромные глаза винного цвета, на ее юное тело, на губы – сегодня яркие, не покрытые помадой.

Киба вспомнил, что макияж появлялся на ее лице только тогда, когда поблизости ходил младший сын Третьего.

Ему отчего-то стало досадно.

- Простите, сэнсей, - Киба сдержанно поклонился ей, а товарищи по тройке с любопытством повернулись в его сторону. – Я не в себе сегодня, Акамару заболел.

Куренаи кольнула совесть. «Какая я невнимательная, не заметила, что он без собаки...»

- Что с ним? – спросила она, нахмурившись, и у Кибы потеплело внутри от непритворного ее участия.

- Кризис роста, - что еще мог он ответить? Он и сам не знал.

Она улыбнулась.

- А! Это необходимый период для улучшенных пород. Ты и чихнуть не успеешь, как с ним будет полный порядок, и для вас наступит самое лучшее время – ведь раскроются все его способности!  

Ее оптимизм передался Кибе, и он улыбнулся в ответ.

- А какие у этих собак способности? – заинтересовалась Хината. 

- Хотите послушать? – в голосе дзёнина Шино послышались нехорошие нотки, и только он хотел отказаться от этой преинтересной лекции, как Куренаи выпалила: - Двести отжиманий!

Хината послушно приняла упор на кулачках, а парни сделали попытку поломаться, но сэнсей была неумолима.

- Ну не стоять же вам столбом, пока я рассказываю.

 

 

Закат был нежно-кораллового цвета, такого же, как глаза женщины, стоящей напротив него.

- Я чувствую, что он болен, сэнсей. Он очень болен, да еще вы нас сегодня так сильно задержали, что я…

- Лучше было бы, если бы ты сидел дома и мешался под ногами?

Киба ощетинился.

- Вы что-то знаете? Скажите, что вы знаете, сэнсей?

- Иди домой, Киба-кун, - устало сказала Юхи.

- Это касается какой-то заразной болезни? – Киба чувствовал отчаяние, и от того, что где-то там, в подступающем вечере дома страдало самое близкое ему существо, и от того, что какой-то смутно слышанный разговор никак не давался его обычно цепкой памяти.

- Как дзёнин, я знаю о многих теперешних внутренних проблемах деревни, - мягко сказала Куренаи. – Но поверь мне – с Акамару они не связаны никак. Поэтому тебе лучше успокоиться…меня поражает твоя выносливость,– она улыбнулась. – Я нагружала тебя больше остальных, а ты и сейчас способен испытывать сильные эмоции.

- Это плохо? – Киба знал, что в резко сгустившейся темноте не было видно его слез.

- Это замечательно. Я рада, что ты обещаешь быть сильным и человечным шиноби. Только сильные и сочувствующие побеждают, Киба.

Они впервые говорили вот так – наедине, о том, что волновало, о личном, человеческом, о трогательном.

Инузука все-таки вытер слезы.

Лицо Куренаи не изменилось, она все так же, с доброй полуулыбкой смотрела на него, такая родная и располагающая.

Когда она обняла его, и Киба ткнулся носом в ее ключицу, ощутив запах чего-то нежного, горького, разбавленный запахами ночной листвы, покоя и теплых деревенских улиц, он вздохнул, глубоко и обреченно, обнимая ее в ответ и мысленно благодаря за ее деликатность и сочувствие.

Она поцеловала его в висок и шепнула:

- Будь с ним рядом. Ему это сейчас очень важно.

Киба отлепился от этой белоснежной, как ночные серебряные облака, груди, от прядей, пахнущих карамелью и кофе, и посмотрел в ее красивое юное лицо. Сейчас она могла бы сойти за его ровесницу, самая молодая элитная куноичи Скрытого Листа.

- Спасибо, сэнсей. До завтра, - он поклонился ей, и она, ответив поклоном, исчезла, ни слова не сказав в ответ.

«Она меня успокаивала, - думал Киба, медленно бредя домой. – Она знает, и все знают, а я как крайний дурак…»

 

Придя домой, он застал там и мать и сестру.

- Чего ты тащился, как черепаха?! – от старшей Инузука за версту веяло плохим настроением. – Или ты не в курсе, что Акамару болен и ему нужен интенсивный уход?

Хана сочувственно посмотрела на брата. Когда мать начинала бушевать, ее было не остановить, пока сама не останавливалась.

Однако сегодня, похоже, была другая ситуация.

- По региону гуляет вирус. Есть подозрение, что он искусственно синтезирован кем-то из конкурентов, а кем – пока неизвестно, - уже спокойно говорила мать, не замечая, как округляются от ужаса глаза Кибы, как встали дыбом его волосы, как побелело лицо.

- Мам… - позвала Хана.

-Подождите! – выкрикнул Киба. – А сотрудники АНБУ об этом знают? А высшие ниндзя?

- Само собой, знают, - ответила глава семьи. – Киба! Куда?

Он метнулся наверх, туда, где весь день тосковал по нему больной Акамару.

«Мне могли сказать сразу…могли!» - слез не было, не было и злости.

Только беспокойство за него – теплый маленький комок счастья, рядом с которым он хотел прожить всю жизнь и, как в счастливой сказке, умереть в один день. 

Вот он.

Дышит, кажется, еще тяжелее, чем раньше, лапы раскинул в разные стороны, веки плотно сжаты, гноятся.

И нос на этот раз был абсолютно сухим.

- Ну что ты…что же ты…вспомни, как нам бывало больно и трудно, как ты меня поддержал, - Киба улегся рядом с Акамару, лизнул черную пуговку носика. – Ну, из-за всякой хрени болеть…ты тоже ниндзя…и родители у тебя медалисты, - Киба чувствовал, как становится жарко, как озноб начинает сотрясать и его тело. – И все будет хорошо, Куренаи сказала, что будет все хорошо.

Ему показалось, что пёсик как будто улыбнулся.

Улыбнулся и Киба - и принялся тихонько почесывать его за ушами.  

- Всё пройдет, Акамару.

 

Стоя под обжигающими, хотя и довольно прохладными струями душа, Инузука старался унять лихорадку и вспомнил, что за сегодня он съел пару рисовых шариков, которыми с ним поделились его партнеры, и больше ничего.

При мысли о еде, однако, голова закружилась, подступила тошнота, и он решил, что обойдется черным чаем.

Он вспомнил взгляд Куренаи, ее голос, ее тело.

«А она запросто могла и не знать…она же с АНБУ не сотрудничает, откуда ей знать про биологическое оружие…»

Рука его как-то сама собой легла на член, и Киба удивился, что у него эрекция, и довольно сильная.

Стресс, подумал он, всякое бывает…

Но воспоминания о молодой куноичи подогрели его желание, и он принялся оглаживать себя небыстрыми бесстыдными движениями.

Киба нечасто занимался самоудовлетворением, и всегда героинями его фантазий были либо вымышленные женщины, либо девушки в звании чунинов, приходившие к сестре.

Взрослая женщина, сэнсей, была в этом качестве впервые.

Он воображал, как собственнически можно сжать ее сильное тело, вдохнув запах каждой клеточки ее плоти, ее чудесных черных волос…запустить в них руки и потянуть…чтобы кричала от боли, войти в нее сразу, пригнув ее низко, к самому полу, прямо здесь, в этой ванной.

Киба стонал, не слыша дождя, начавшегося за стеной.

Он будто воочию увидел, как она стоит перед ним, вся открытая ему, жаждущая, словно течная сука. Будто услышал, как просит его своим мягким, нежным голоском. Просит, как своего повелителя. И он входит  в нее, не медля, и начинает двигаться, а ее огненная мягкость погружает в себя, коварно, навсегда пленяя…

Он упал на колени, прикусив до крови губу, ударился локтем о стену, не заметив этого.

- Сэнсей, - шепнули пересохшие, потрескавшиеся губы, и перед мысленным взором Кибы чередой прошли видения удовлетворяющей его Куренаи, которая то нежила его член губами, то целовала его томительно и медленно, то, запрокинув взлохматившуюся голову, отдавалась самозабвенно, то на тренировке в лесу, волнующе потираясь о его пах, запускала руки под его куртку и просила унять ее беспокойство.

Он выплеснулся на пол, когда через десять минут – Инузука всегда славились выносливостью – представил, как резко врывается в нее, запускает когти в ее мокрую, уже окровавленную спину, облепленную сосновыми иглами.

Глухо завыл, утыкаясь лицом в старый кафель ванной, и повалился набок, дрожа всем телом.

Снаружи, словно взрыв, послышался мощный удар грома.

В глазах еще было темно, когда измотанный Киба едва смог сесть, зажав бедрами испачканные в сперме руки.

Он чувствовал, что ему попало и на лицо, и на волосы, и подумал, что сил мыться повторно у него не осталось.

Но внутренний настрой Кибы был, к его удивлению, намного лучше.

«Это просто стресс…из-за болезни Акамару…стресс из-за необычного разговора, из-за того, что она так доверительно себя повела», - Киба поднялся на трясущихся ногах и вытерся полотенцем. Обмотавшись им же, вышел в комнату…

И замер.

Никогда еще Инузука Киба не одевался за двадцать секунд – он считал это легендой, которую зачем-то рассказывали генинам вроде него.

Вылетев из дома, он не слышал криков сестры за спиной, не слышал даже грома, когда несся к лесу, поняв, что теперь может рассчитывать только на себя.

«Дурак…оставил его одного, дрочил, как полоумный. Он опасен…для себя, прежде всего…Акамару, сокровище мое, родной, мое совершенство, прости! Это стресс…Мы будем вместе, это просто стресс…у меня и у тебя…»

Зловещее ворчание метрах в пяти от него остановило парня и заставило все его тело стать холоднее даже этой ледяной ночи.

Чей-то знакомый запах доносился со стороны незнакомого, жуткого звука. А лихорадочный трепет чакры – больной, поврежденной неведомым синтетическим вирусом, совершенно определенно не был чьим-то чужим горем.

Киба остановился и протянул руки к темноте.  

 - Акамару, - нежно и доверчиво позвал он.