Почему-то вдруг захотелось вспомнить и описать целую галерею замечательных личностей, рядом с которыми мне в свое время довелось жить. К сожалению, почти никого из них уже нет в живых, потому что их век короче человеческого, но каждый прожил полную и, надеюсь, счастливую собачью/кошачью жизнь, в которой было многое, что стоит вспоминать. Никого из них никто не дрессировал, с ними просто общались как с равными. Не знаю. было ли это причиной или следствием того, что каждый из них стал Личностью - неповторимой, уникальной, незабываемой.
Часть 1. Драник.
В помете их было трое. Драник, Белка и Серый. Только в тот момент. когда началась эта история, никто еще не знал, как их зовут. Просто было три щенка - один серовато-бурого окраса, и двое - мальчик и девочка - светло-рыжие.
Появились на свет они в декабре.
А в конце февраля, в возрасте трех месяцев, вдруг исчезли. Двое суток никто не мог понять, куда делись. Вроде все были на виду. С другой стороны, в хозяйственных постройках базы отдыха, где и проживала вся компания вместе с мамой, можно было потерять не только трех маленьких щенят, но и парочку вполне взрослых собак.
Пропали щенки в среду, а в субботу мы приехали и пошли кататься на лыжах. Идем вдоль железной дороги - и вдруг под самым полотном, в сугробе у насыпи, замечаем какую-то дыру. Заглядываем - сидят оба рыжих, прижавшись друг к другу, и дрожат. Мы (я и мой приятель Артемка) отдали взрослым лыжные палки, взяли на руки по щенку и пошли обратно на базу.
Встречали нас чуть ли не с оркестром, а мы шли гордые-гордые с налипшим на лыжи снегом и щенками на руках.
Когда мы вернулись, то попытались найти и третьего, но так и не нашли.
Именно тогда кто-то заметил, что у мальчика острым щенячьим когтем разорвано левое ухо. Поэтому его стали называть Драный или ласково - Драник. А девочка, уж не помню почему, стала Белкой.
Драник был уникален во всем. Мечтательный как истинный поэт, обидчивый до крайности, трусливый до дрожи и одновременно верный до самозабвения.
Если ему казалось, что на него не так посмотрели или погладили не в первую очередь, он мог гордо задрать прямой, толстый как палка хвост, удалиться на гору опилок, которая считалась его законным лежбищем, и украдкой, сквозь доски забора, наблюдать, какое впечатление произвел его демарш. С тех пор в нашей семье вместо "обидеться" говорят "уйти на опилки".
Когда приносили еду, он залезал носом в каждую кастрюльку, и только убедившись, что у всех налито одно и то же, начинал есть из своей. А ел, особенно в молодости, так, что морда была вымазана в еде по самые уши.
Однажды после трапезы он полез было к маме "погладиться". Она, разумеется, увернулась от такой ласки и сказала: "С грязной мордой - гладить не буду. Сначала помой." Под обалдевшим взглядом хозяйки пес послушно опустил морду в снег и начал обтираться об него, пока не привел себя в надлежащий вид.
А еще он любил смотреть на звезды с видом столь глубокомысленным, что очень хотелось узнать - о чем же все-таки он размышляет...
Как все собаки, Драник страшно боялся грома, выстрелов и других резких звуков. Пережидать грозу или фейерверк он предпочитал под коленками у меня или у мамы, на крайний случай под стулом, если ему разрешали войти на веранду.
А еще боялся соседских собак и не вступал в драку, предпочитая храбро и по возможности быстро покинуть поле боя. За исключением тех случаев, когда дело касалось Белки. Он назначил ее своей Дульсинеей в тот самый момент, когда перестало быть важным, что они из одного помета, и не изменял этому всю жизнь.
Как-то раз ему очень хотелось спать. Белочка, как раз переживавшая период поиска кавалеров, мирно посапывала рядом, а бедный пес часа три мужественно боролся с дремотой, охраняя свое сокровище. Много раз его голова уже почти опускалась на лапы, но он решительно встряхивал мордой, открывал мутные от недосыпа глаза и продолжал бдение.
Стоило посмотреть, как он надрал за нее холку соседскому псу и какой гордый ходил после этого по турбазе!
Верность эта распространялась и на людей, особенно на маму и меня. Он каждый раз ждал нас на берегу, пока мы совершали многочасовые прогулки на лодке, а потом радостно бросался к нам и проверял - не случилось ли с нами чего, пока мы плавали. Дело в том, что очередным его страхом была вода.
И все же однажды, видя с берега нашу отплывающую лодку, он с отчаянной решимостью бросился в воду и поплыл следом. Надо было видеть выражение на его морде! Пришлось возвращаться...
Сопровождать нас он пытался везде. А если ему говорили, что нельзя, добросовестно изображал равнодушие, а потом крался следом по кустам, всем своим видом демонстрируя, что его здесь нет.
Службу Драник нес правильно. С любого места четырех гектаров территории он безошибочно определял, что кто-то вошел в ворота, и несся туда, но всегда только облаивал непрошеного гостя, никогда не позволяя себе оскалить зубы, а тем более кого-то укусить.
А еще он пользовался искренним расположением у наших кошек. Они делали с ним что хотели и совершенно не боялись этой довольно крупной псины.
Как-то раз под своим окном наблюдала такую картину. Лежит, свернувшись клубочком, Драник. У него на спине, так же клубочком - котенок. Вдруг у ворот раздается шум. Верный долгу, Драник вскакивает и бежит к воротам, а вслед ему несется возмущенное "Мяв!" котенка. Посчитав свое усердие достаточным, Драник возвращается и ложится на прежнее место, котенок вспрыгивает на него и долго, со вкусом устраивается, прежде чем лечь. И Драник все это терпит! У кого хоть раз на коленях устраивалась кошка знают, что процесс это отнюдь не безболезненный. Но наш Дранечка проявлял редкую снисходительность к нахальному малышу с острыми коготками.
Единственное, чего Драник не мог вынести на службе - необходимости сидеть на цепи, появившуюся вместе с отлучками наших собак на долгие гулянки к соседям. После первой попытки удержать его, закончившейся звоном в ушах у всех нас и самым настоящим обмороком у собаки, было решено, что на цепи будет сидеть исключительно Белка, относившаяся к этой обязанности куда более философски, а уж Драник от нее и так никуда не денется.
Почему Драник выделял меня - до сих пор не знаю. Может, помнил, как мы вытащили их из того сугроба? Я его никогда не кормила, появлялась на турбазе почти исключительно по выходным и общалась с ним не особенно много. И все-таки.
Посмотрите в эти глаза! За ними - замечательные душевные качества и самая нежная привязанность, какую я только видела у живого существа!
