Роберт Бернс
Век сентиментализма втискивал в свои каноны всех и вся, недаром в чудесно обретенной Мусиным-Пушкиным рукописи древнерусской поэмы Ярославна плакала на путивльской стене, князья в «Истории государства Российского» только и делали, что заливались по разным поводам слезами, искусство требовало резвящихся пастухов и пастушек – и однажды дотребовалось. Французская революция залила страну таким потоком крови, что ворюги из Директории показались народу «милей, чем кровопийцы». Романтизм отреагировал на затянувшееся царство сентиментализма – огнем, мечом, массовой резней. Если у Бернса и были какие-то симпатии к этой революции, то, видимо, от слабой информированности и от потомственной, якобитской нелюбви к Англии. Если эти симпатии и сказались на его творчестве, то в той части, которая – скажем максимально мягко – принадлежит не его перу, но измышлена кем-то не из самых талантливых его подражателей. Не зря с 1800 года неоднократно выходило собрание песен, баллад и т. д., «приписываемых Бернсу». В этом отношении Бернс оказался настоящим шотландским Пушкиным (как некогда пара «Рэмси – Пеннекук» – эдаким коллективным шотландским Барковым): все хорошее отписывали в его наследие, все... не столь хорошее (даже «Развеселых нищебродов», они же «Веселые нищие», по названию восходящих к балладе, чуть ли не на самом деле принадлежащей отцу Марии Стюарт, шотландскому королю Иакову V – и не зря эту балладу столь высоко ценил сэр Вальтер Скотт) – объявляли недостойным его пера. Кажется, никого не интересовала истина: частично сюжет «Развеселых нищебродов» прямо взят из упомянутой баллады. Но если факты не подходят – тем хуже для фактов. Перелицевать их на любой фасон было легко потому, что написал Бернс за свой век все-таки очень много, хотя заметно меньше Пушкина, с которым его объединяет одна печальная деталь: оба прожили только по тридцать семь лет. Многое, конечно, не сохранилось: уцелел, да и то в отрывках, только записанный много лет спустя неполный текст «Свадьбы в Мохлине», а сколько стихотворений пропало вовсе? И довольно многие из них известны по названиям: стараниями преподобного Хью Блэра из первого эдинбургского издания Бернса исчезли не только «Развеселые нищеброды» (первоначально – «Любовь и свобода»), но и утраченная ныне поэма «Пророк и ропот Господень».
читать дальше
