Опасное заблуждение. Даже если отечественные товары полностью вытеснят заморские, цены это не притормозит и инфляцию не остановит. И дело тут вовсе не в происках спекулянтов, алчности крупных сетевых магазинов или акул отечественного бизнеса. А в том, что так называемые российские товары в полной мере российскими назвать можно с большой натяжкой.

Попробую объяснить на примере такого, казалось бы, народного продукта, как картофель. Семенной материал картофелеводы закупают в Скандинавии, в основном в Голландии. Удобрения, средства защиты растений большей частью везём из-за границы. Технику покупаем там же. Остаётся разве что наш труд. И как, скажите, при таком раскладе удержать цены на конечный продукт?

Абсолютно по той же причине дорожает курятина, производимая в основном на родных просторах. Бройлерное яйцо для инкубаторов мы покупаем у того же Запада, за валюту. Корм для цыплят привозим оттуда же. Оборудование на птицефабриках, в забойных цехах и на перерабатывающих предприятиях импортное и требует импортных же запчастей. Вот и получается, что курица как бы наша, а цена – нет. И на вечный вопрос, что первично – курица или яйцо, ответ однозначен: яйцо. По крайней мере в цепочке ценообразования.

Уже кризис 2008 года показал, что беда наша не столько в кредитовании, сбыте, поставках, посредниках, хотя и в них тоже, сколько в интеллектуальной зависимости от Запада.
Можно сказать, что современное российское сельское хозяйство стало техническим придатком иностранного интеллекта, иностранной науки и технологий. Да не только сельское хозяйство. Об этом напоминал Евгений Примаков, выступая на заседании Торгово-промышленной палаты.

«Доля закупаемого за рубежом оборудования и технологий в металлургии – 75 процентов, ТЭКе и лесопромышленном комплексе – 70 процентов, – говорил он. – Сельское хозяйство полностью зависит от импортных поставок семян, пестицидов, средств ветеринарии, оборудования для птицефабрик и животноводческих комплексов и прочего. Лёгкая промышленность зависит не только от импортного оборудования, но и сырья. Более 70 процентов лекарств, 40 процентов продовольствия, большая часть промышленных потребительских товаров закупается за рубежом».

– Когда говорят о продовольственной независимости страны, как правило, имеют в виду лишь производство продуктов питания в объёмах, соответствующих уровню потребления. Но чтобы эти объёмы произвести, усилий только крестьян недостаточно. Мы забываем о том, что наше производство всё чаще сталкивается с недостатком науки и технологий, – предупреждал ещё до всех кризисов и санкций губернатор Белгородской области, кстати, один из лучших губернаторов России Евгений Савченко.

На рубеже веков (а мы тогда все пребывали в состоянии романтизма) Евгений Степанович по широте душевной предлагал одному канадскому фермеру работать у нас. Мол, что вам в вашей Канаде, где и земли мало, и труд дорогой, приезжайте в Белогорье, мы вам выделим земли, сколько душе угодно, создадим условия. На что тот ответил: «Обязательно приедем. И будем производить в России, но наука – а это основа развития всего и вся – останется всегда у нас, на Западе».

Теперь-то понятен смысл этих слов.

Действительно, крупнейшие производственные и перерабатывающие производства давно находятся в руках иностранных компаний. А отечественные предприниматели вынуждены почти за всем ехать за кордон.
Смысл в том, что без Европы мы сегодня ничего или почти ничего произвести не можем.

И касается это не только картошки или бройлерных цыплят. Например, при выращивании свёклы, подсолнечника, кукурузы, пивоваренного ячменя гербициды, пестициды, да и сами семена мы до сих пор покупаем за границей. Даже если какие препараты и производим в России, то за компонентами для их производства всё равно едем за кордон. Комбикорма и те не можем производить без иностранных компонентов. Ещё более опасная картина в животноводстве, которое во многом зависит от генетических и селекционных разработок иноземных компаний.

Сельскохозяйственные машины, тракторы, комбайны, оборудование – всё приходит оттуда.

Центр управления продовольственным обеспечением страны давно уже находится не в России, а за её пределами. А цены на биржах на генетический материал, гербициды и прочие интеллектуальные продукты и без эмбарго и санкций увеличиваются с каждым годом.
Даже когда производительность труда у нас росла, эффективность его падала, а значит, и конкурентоспособность тоже. Со стремительным же ослаблением рубля цены стали расти, как раковая опухоль.

Впрочем, такая картина не только в сельском хозяйстве, но и в промышленности, гуманитарной сфере. Не ответив на вызовы глобальной интеллектуальной конкуренции, оказались интеллектуально зависимой страной, в точно таком же смысле, в каком о некоторых странах говорят про их энергетическую или продовольственную зависимость.

Интеллектуальная зависимость для России, пожалуй, самая обидная. Почему это произошло? Главным образом потому, что многие крупные предприятия ликвидируют свои научные подразделения, считая, что быстрее, выгоднее, а главное – проще купить готовые технологии на Западе, чем самим заниматься их разработкой. А поскольку новейшие технологии нам никто не продаст, мы просто обречены плестись в хвосте мировой экономики.

Пойдём дальше. Если у производства нет потребности в новых идеях, постепенно ослабевает вузовская наука, сдают позиции отраслевые и академические институты. А малый бизнес не может замыкаться на фундаментальных работах, поскольку не потянет, да и в ближайшей перспективе они ничего не дадут. Изменить ситуацию могла бы Российская академия наук как одна из самых мощных саморегулируемых организаций. Но государство её так заоптимизировало и зареформировало, что ни о каком инновационном прорыве речи пока не идёт.

Нейтрализованной оказалась и инженерная, изобретательская мысль. Почему? Во-первых, из-за несовершенства патентного законодательства, которое не позволяет изобретателям защищать свои права в судах. Пример: группа учёных заключила контракт на внедрение и использование своего промышленного образца с одним из предприятий, но после смены собственников им перестали платить. Обращения в суды всех инстанций ничего не дали, все они принимали решения в пользу предприятия.

Во-вторых, изобретатель в любой момент может потерять право на свою интеллектуальную собственность, поскольку в патентном законодательстве отсутствует срок исковой давности и патент можно бесконечно оспаривать. Также он может быть отозван во внесудебном порядке. Таким образом, изобретения, как и открытия, тоже теряют ликвидность, и вкладывать в них деньги невыгодно.

В-третьих, заявка на изобретение стоит немалых денег, а вернутся ли они, заинтересуется ли кто твоим изобретением, большой вопрос.

С другой стороны, существующая патентная система давно и успешно встроена в коррупционные схемы.
К примеру, предприятие внедряет какое-нибудь большое, сложное и дорогое устройство. Устройство не его. Но к нему вдруг «изобретается» незначительная безделушка. Допустим, болт с левой резьбой определённых размеров. Для устройства годился бы и любой стандартный болт, но он неинтересен руководству. Процесс разработки болта поручается ООО «Рога и копыта», в котором по совместительству состоят руководители, они и патентуют разработку. В результате заказчик, чаще всего это государство, вынужден платить патентообладателям за использование их «изобретения» в готовом изделии кругленькие суммы.

Что же касается сельского хозяйства, то Александр Капитонов, председатель совета директоров агрофирмы «Слава картофелю» из Чувашии, считает, что нужна государственная программа выхода из технического и технологического кризиса, в котором оказалось сельское хозяйство, и не только оно. Безусловно, какие-то технологии придётся продолжать приобретать за рубежом, но не надо держать на голодном пайке и свой интеллектуальный потенциал. Нашу науку надо финансировать, поддерживать отечественное машиностроение, эффективнее использовать имеющиеся технологические ресурсы. В последнее время существенно возросли денежные потоки в аграрный сектор экономики. Значительно легче стало получить кредит с субсидированной процентной ставкой не только кооперативам и фермерам, но и владельцам личных подсобных хозяйств. Но науки в этом перечне нет. А кредиты ей нужны как воздух. Причём кредиты долгосрочные.

Статс-секретарь, заместитель министра сельского хозяйства Александр Петриков считает, что правильнее было бы говорить не об интеллектуальной, а о технологической зависимости России от Запада. Интеллектуалов у нас много, но они, к сожалению, не востребованы. В 90-е годы сельскохозяйственная наука, как и наука в целом, понесла большие потери. Два поколения молодых людей не пришли в исследовательские институты и лаборатории. Чтобы преодолеть этот разрыв, во-первых, надо возрождать интерес молодых к научным изысканиям, а значит, повышать статус учёного. И не только зарплатой, но и учётом их мнений как экспертов при принятии важнейших решений. Во-вторых, нуждается в реформировании сама организация исследований и внедрения результатов в практику.

На Западе и исследования и внедрения сосредоточены в одном месте – в институтах. Всякое исследование заканчивается разработкой. У нас этого нет. И здесь нужны не кредиты, а прямая государственная финансовая поддержка, увеличение бюджета РАСХН, считает Александр Петриков.

Сельхозакадемия должна работать в тесной связке с Минсельхозом, как это задумывалось ещё при Вавилове. Надо сконцентрировать средства в прорывных направлениях, а не распылять их, как сейчас. Но такую реформу должно сделать само научное сообщество, и оно на это способно.
Способно, но пока отечественный бизнес продолжает кормиться с руки западного дяди устаревшими технологиями. А свои доморощенные кулибины – испытывать прямое противодействие со стороны «Роспатента» и прочих бюрократических надстроек. Нам же за всё это приходится платить. В самом что ни на есть прямом смысле этого слова. В магазине и на рынке. Из своего кошелька.