В колонках играет - ничего не играет, футбол смотрю
Настроение сейчас - устал немножко

Осень такая тёплая. Бабье лето, вроде, закончилось, начались серенькие пасмурные дни с редким милым моросящим дождиком, но всё равно тепло. Днём 16-17 градусов, и только голые ветви деревьев - лист местами облетел почти полностью – напоминают о том, что месяца через полтора-два будет зима, и ты уже не сможешь идти по аллее на проспекте Кирова и пинать сухие листья, которые не успевают убирать дворники в ярких комбинезонах.

Впрочем, если не случится землетрясения или чего-нибудь эдакого, то я всё равно не смогу гулять по проспекту Кирова через полтора месяца, ибо буду находиться в очередной северной командировке.

А пока наслаждаюсь такой славной осенью. Были за городом у родственников, ходили в поля, в лес, на реку. Тёплая осень в Сибири – это ж такое чудо! «Воздух прозрачен и свеж»… Ни тебе летней духоты, ни мошек-комаров.
Вечером в субботу мы с Оскаром решили посидеть прямо в огороде - пекли картофель, выпивали и беседовали. Огород уже почти полностью убран – только огромные капустные кочаны торчат – ждут первого заморозка.

Оскар по жизни вообще-то педант и рационалист. Но как выпьет – так его начинает мотать из стороны в сторону.

— Ты знаешь, - спрашивает он меня, — что первый царь Израиля Саул страдал падучей болезнью, а будущий царь Давид изгнал из него злого духа?

Во блин… мне хочется поговорить о нельмах и щуках, о северных утках и журавлях, об урожае картофеля, на худой конец… а ему приспичило блистать передо мной своими познаниями в истории религии.

Оскар вообще нередко удивлял меня своими разносторонними увлечениями. Как-то он одновременно читал 2 книги – «Сиддхартху» Германа Гессе и монографию « Система охлаждения тракторов «Т-40М» и «Т-40АМ». Надобно заметить, что ни трактора «Т-40М», ни «Т-40АМ», ни какого-либо другого трактора у Оскара отродясь не было.

- Ты про принцип У-вэй что-нибудь слышал? – спрашивает меня Оскар.
-Ну, слышал… читал что-то. Но даосизм не для нашей почвы. Мне кажется… Может, у кого-то и работает, но у меня – нет. По крайней мере, лично мне приходилось, в основном, всего самому добиваться…
-Да ты не совсем правильно У-вэй понимаешь, - говорит Оскар. – Но даже если по-твоему рассуждать, то всё равно работает! Вот я по Таньке своей сколько лет вздыхал? А никаких шагов не делал. Пока она сама меня в оборот не взяла.
-Ну да, - улыбаюсь я – это подлинный У-вэй! Давай лучше выпьем.

- А ты о чём-нибудь в жизни сожалеешь? – не унимается он.
-Сожалею, конечно… А кто не сожалеет?
- Ну а вот так, что бы ты радикально поменял, если б можно было начать всё сначала?
- Ну, радикально, наверное, ничего. Внёс бы, конечно, коррективы, но не принципиальные,… в общем-то, не так уж всё и плохо у меня сложилось.
-Хочешь сказать, могло быть гораздо хуже?
Ну и всё в таком духе…

Потом Оскар говорит мне ни к селу, ни к городу:
- Вот тебе же нравятся, например, Кандинский и Марк Шагал …
- Ну, что-то нравится, что-то - нет, - пожимаю я плечами. - По крайней мере, когда я смотрю на их картины, улыбаюсь, и на душе весело. А вот от эпохальных полотен их главного ненавистника и хулителя – академика Глазунова меня реально подташнивает…

- При этом ведь в живописи ты ни черта не понимаешь.
- Ну и что, - отвечаю я, - у нас почти никто в живописи не понимает, а только делают вид, что понимают, однако ж на выставки ходят… Или, скажем, в столовых винах многие разбираются? А ведь пьют…
-Ну, ты сравнил - в винах – Оскар задумался. – Это ж совсем другое дело…

Он пускается в пространные рассуждения, и, чтобы остановить его, я прибегаю к старому испытанному способу:
-Оскар, говорю, - вот так, по чесноку, можешь мне сказать, сколько у тебя женщин было?

Не знаю, как бы он выкрутился в этот раз. Но тут, на его счастье, нас позвали в дом.
Вот, собственно и всё:):

хочу спать

Марк Шагал. "Над городом", 1914-1918.
Холст, масло.
Государственная Третьяковская Галерея, Москва