Мари сидела за столом, верча носом перед тарелкой с капустным борщем. Желто- зеленый бульон напоминал ей об убитой курице, и пострадавшем кочане капусты. Вываренный лук она вытащила пальцем на край тарелки, а лавровый лист прожевала. Добавила соли и по прежнему сидела скорченная. На второй тарелке лежала плотно обвязанная ниткой куропатка. На ее голове, словно шляпка лежала изюминка. Пустые глазницы и приоткрытый клюв навели девушку на мысль, что птичку внезапно оторвали от ее занятия... какое то страшное событие, что то подобное неожиданному извержению вулкана в Помпее, только соотнесенное с ее размерами.
Поводив глазами по вымазанному кетчупом крылатому телу, она вздрогнула и снова перевела глаза на борщ, а потом и вовсе начала разглядывать свое отражение в стакане с вишневой наливкой.
Едкий запах ликера пробивал нос так же, как мятная жвачка во время гайморита. Заложенный нос мигом задышал как никогда. Мари залпом выпила все содержимое и слизала то,что оставалось на губах.
Ее мать с призрением посмотрела на то, как Мари с недовольством ковыряет первое. Она считала, что дочь совсем не уважает ее труд, ведь она так старалась. Мать даже и не пыталась сглаживать ситуации тем, что девочка не слышит ни единого звука. Как и для любой матери, ее ребенок был абсолютно здоров и вменяем. Да и вообще, как она зачастую выражалась "если бы это приготовила не я, было бы съедено все до последней крошки". Такое было не только в отношении еды. Уборка, стирка, мойка посуды, прогулки... эта фраза подстраивалась под любую ситуацию.
-почему ты не ешь?
в ответ последовало глухое посербывание босых ног по деревянному полу. Девочка встала из-за стола не желая оправдывать свое поведение. Она не плевала на слова матери, она попросту ее не слышала.
В течении пяти минут Мари что то кинула в сумку и хлопнула дверью. Быстро спустилась по лестнице, с призрением окинув взгляд на скрипящий лифт и удалилась.
Находиться дома было самым ужасным занятием. Ведь там можно было только мыть пол, разглядывать старые фотографии и любоваться сгнившим цветком, который изредка поливался. Горшок был разбит, и заново склеен по кусочкам с плевком на "битое в квартире не держат". Мари находила успокоение и гармонию, глядя на засохший стебель. Иногда, в приступах одиночества она ковыряла землю чайной ложкой. Когда она не понимала себя, начинала отламывать хрустящие листья от веточек и скидывать их на пол. Ума не приложу, что хорошего в этом мертвом растении, но Мари всегда протестовала против маминого напора "когда ты его соизволишь выбросить?".
Сегодня же девушка искала понимания себя и хоть какого то морального удовлетворения на улице. Она села на качелю, напоминающую маятник из "алисы в стране чудес" и поверила в то, что может найти выход из надоедливого мира.
Заиграла скрипка, Мари пыталась прочувствать долгие ноты. Она даже начала подпевать, только ее постоянно отвлекали белые звезды. Они будто мука, были рассыпаны на черном столе. Девушка набрала полную ладонь этих мерцающих искорок и посыпала их на светло серую ткань своих брюк. Звезды ложились неровно, и частично оставались на руках.
Потом Мари достала из сумки замшевый мешочек, который сливался с качелей. Туда она насыпала полные руки этих прирученных штуковин.
Зачем то она спешила домой. девушка точно знала, что там пустота.
Мари открыла дверь и бросилась в ванную. Набрав воды до краев, девушка проверила, плотно ли закрыла дверь.
Она высыпала все содержимое мешка и погрузилась.
Ее коричневые, напоминающие топленый шоколад глаза покрылись легкой пленочкой еле заметной слабости и усталости. Все вокруг напоминало калейдоскоп- двоилось и закручивалось в завитки, напоминающие спиральные лестницы волшебных замков. То, что было маленьким, чуть больше лампочки, горящей на мониторе, казалось громадным, размером с фонарь на безлюдном бульваре.
Больше всего девушка жаждила услышать то, как бурлит вода в полностью набранной ванне.
Миллион операций на ее счету.
День выздоровления должен был стать праздником, а стал отчаянием. Она представляла в голове, как звенит колокол в рядом стоящей церкви, как отец играет на виолончели, и как проезжают машины под окнами. Но живые звуки были совсем не похожи на те, что воображала Мари. Мир явился ей гамом и какофонией, агрессией и криком, доносящимся из могил умерших.
Она не смогла перенести разочарования. Она забралась на колокольню собора богоматери и сунула голову под язык самого большого колокола.
Умерла она в полдень следующего утра, успев спустить воду, которую вместе со звездами набрала в ванную. Унесенная страшной мощью двенадцати величественных и музыкально безупречных ударов, она отправилась искать успокоение в глухом мире, где царит тишина. Мир и полное отсутствие звуков.
Слышно только биение сердца и отчетливое дыхание.
это именно тот контраст, именно та яркость и те сглаженные поверхности.
Мари отправилась путешествовать в неизвестность, которой зачастую нам так не хватает.
