Начинаю этот блог с ряда статей из седьмого номера журнала "Вода живая". В статьях затрагиваетя сложный вопрос о религиозном воспитании детей.


Дискуссии по «детскому вопросу» шли в Церкви испокон веков. Об особенностях религиозного воспитания в древности нам известно немного. Но уже в раннем христианстве обсуждалась проблема Крещения детей и приобщения их к церковной ­жизни.





С одной стороны, Крещение во младенчестве всегда считалось традиционным. Ориген упоминает о том, что практика детокрещения «существовала согласно преданию Церкви», «дети тоже были крещены», «Церковь получила эту традицию от апостолов». Уже в IV веке необходимость Крещения детей была закреплена в официальном учении Церкви. «Мы потому крестим детей, хотя они и безгрешны, что и для них дары освящения, праведности, усыновления и наследия, что и они могут быть братьями и членами тела Христа и стать обителями Духа», ― пишет святитель Иоанн Златоуст. Таким образом, отцами Церкви окончательно было утверждено, что дети являются полноправными христианами, которые наряду с «сознательными» взрослыми могут наследовать Царство Небесное.

В дальнейшем если по этому вопросу и осталось некоторое разногласие, то оно касалось исключительно того, в каком возрасте следует допускать детей к Крещению и к участию в Литургии. Одни общины совершали Крещения непосредственно после рождения, другие предпочитали откладывать его на некоторое время. Например, святитель Григорий Богослов рекомендовал крестить ребенка в трехлетнем возрасте. В любом случае Православная Церковь традиционно признает необходимость принятия Крещения младенцами и затем полноценного участия их в церковной жизни (что и закреп­лено в чинопоследовании: вместе с Таинством Крещения над младенцем совершается Таинство ­Миропомазания).

Почему? Не проще ли христианам оставить своих детей дома, под присмотром кого-либо из родственников? Надо ли «беспокоить» малышей рассказами о Христе и Евангелии? Или позволить им самим (по достижении совершеннолетия) сделать осознанный выбор? Все эти вопросы, увы, не утратили актуальности и обрели невероятную остроту в наше время.



Строевая подготовка

Лично у меня все чаще возникает ощущение, что «детский вопрос» в Церкви вообще не существует. А все проблемы, связанные с присутствием детей в храме, ― это проблемы родителей. Вспоминаю фразу одного моего учителя: «Ни в чем так не проявляется ограничен­ность и глупость людей, как в воспитании собственного ребенка». Современная ситуация в нашей Церкви дает все больше поводов думать так...

Нынешнее поколение родителей в большинстве своем рождены в эпоху «строительства светлого будущего» в нашей стране. Многие из нас принадлежит к категории так называемых «воцерковляющихся» людей, то есть осваивающих пространство Церкви практически одновременно с собственными детьми. Крестились мы в основном на рубеже 80-х – 90-х, после всенародного религиозного подъема в связи с Тысячелетием Крещения Руси. При этом лишь немногие из нас ходили в воскресные школы, слушали в детстве рассказы бабушки о праздниках и святых. Все наши знания о «церков­ном» почерпнуты из специальной литературы. Потому мы, как правило, не только не годимся на роль наставников в вере, а даже не можем изложить понятные нам истины простым, «невзрослым» языком. Когда мы говорим «причастие», «благословение», «спасение», понимаем ли сами в полной мере значение этих слов? Не всегда. И в этом было бы полбеды, если б мы давали себе в этом отчет.

При этом большинство из нас, прошедших систему советского воспитания, уверенно сеют «разумное, доброе, вечное» на собственном семейном «огороде», щедро раздавая поучения и приказы. Средний подросток из «православной семьи» получает не меньше тридцати трех моральных «подзатыльников» в день. «Вставай немедленно, в церковь опоздаем!», «Если в храм не пойдешь ― никакого футбола!» (компьютера, мультиков…). Если все-таки пошел, поддавшись родительскому нажиму, то продолжение следует: «Стой ровно!», «Крестись!», «Тихо, сейчас будут Евангелие читать!», «Какое погулять?! Скоро причастие!»… Настроение родителей подпитывается общественным мнением: участливые прихожане не только своего, но и чужого отпрыска спешат одернуть: «Прекрати вертеться, как не стыдно, ты же людям мешаешь!», «И как только вас, таких, в церковь пускают?!». Иногда кажется, что некоторые прихожане «от нечего делать» только и ждут появления в их поле зрения ребенка, чтобы сделать ему какое-то замечание.

С детьми помладше ситуация чуть проще. Их, как «братьев наших меньших», часто отправляют в дальний угол, или на улицу, или в «детскую комнату», разрешая делать все, что угодно, только бы не быть заметными. Можно рисовать цветочки, можно играть в трансформеры и танки и даже время от времени что-нибудь выкрикивать. Если выкрики случаются нечасто, то маленькому до поры это «сходит с рук». В целом же и от подростка, и от младенца всерьез ничего, кроме внешнего послушания, не требуется. А проявление дисциплины со стороны ребенка расценивается родителями как лучший результат их «православного воспитания».

Конечно, не всегда и не везде ситуация выглядит столь карикатурной. Но педагогические издержки ― лишь верхушка айсберга. В среде «православных мам и пап» прочно закрепилось немало других, самых что ни на есть «глубинных» заблуждений. Касаются они не просто вопросов воспитания, но самых фундаментальных понятий ― таких как вера, Церковь, разум, спасение… Почему-то мы, не разобравшись в самих себе, в собственном отношении к Богу и к жизни и придя однажды в храм, уверенно толкаем своих детей вперед. На каком основании?

Потому, что, как это ни странно звучит, самое сложное для современного православного родителя ― не воспитать ребенка в вере, а самому остаться в ней... И, быть может, вместо того чтобы усердствовать в религиозном воспитании, нам прежде следует заняться воспитанием самих себя? Попробуем внимательнее посмотреть вокруг и подумать в этом ­направлении.

«Прелести» духовной жизни

Картина первая. Воскресное богослужение. Молодая женщина в длинной юбке и темном платке стоит у аналоя, «устремив очи горе», и сосредоточенно поет молитвы. Ее дети гуляют по храму, катают машинки, копошатся с детьми других прихожан, время от времени получая замечания от церковных бабушек. Детям скучно. Мама молится, ее нельзя отвлекать. Дети понимают, что они здесь мешают всем, но при этом не жалуются: они привыкли к такому времяпрепровождению, ведь они «выросли в храме»…

Картина вторая. Похожая молодая женщина (может быть, только понаряднее и в светлом платке) тоже сосредоточенно молится. Ее дети стоят рядом в шеренгу, как стойкие оловянные солдатики. Они не вертятся и не разговаривают. Они находятся за спинами взрослых и никаких интересных объектов впереди себя не видят. Игрушки и книжки им в руки не дают ― не положено. Но дети не издают ни звука. Они никогда не скажут маме, что устали. Они уверены, что «в церкви так надо»…

Картина третья. Мама или папа, стоя с детьми в храме, все свои силы тратят на то, чтобы следить за ними. Повернулся ли случайно ребенок спиной к алтарю, присел ли или слишком громко что-то спросил, ― его тотчас же ласково и настойчиво либо строго и холодно возвращают в «правильное состояние». Эти родители уже настолько боятся получить замечание от других прихожан и настолько стараются, чтобы все было чинно и благопристойно, что сами вряд ли успевают хотя бы вскользь следить за службой.

В чем причина такого поведения родителей? Не в том ли, что, образно выражаясь, они за деревьями не видят леса? То есть за богослужением и обрядом не замечают того самого «просто христианства»? Почему под духовной жизнью мы, современные православные, ­зачастую понимаем не ежеминутную жизнь с Богом, не жизнь по Его заповедям, а регулярное вычитывание правил и выстаивание на службах? Почему ради того, чтобы мы могли насладиться храмовым благолепием и церковным пением, мы в каком-то смысле приносим в жертву собственных детей?

Руководитель сектора по работе с семьей Отдела социального служения Санкт-Петербургской епархии иерей Константин Пархоменко уверен, что такая ситуация требует исправления. По его наблюдениям, современные дети, которых знакомят с Церковью исключительно через богослужение и обряд, с самых ранних лет воспринимают христианство как «старый пыльный шкаф», как нечто совершенно ненужное, не используемое в жизни, но присутствующее в доме. «Духовная жизнь ребенка, как и взрослого, никогда не должна «зацикливаться» на обряде, ― говорит отец Константин. ― Обряд ― это лишь одежда, покров таинственной реальности. Обряд может изменяться соответственно времени, культуре, но духовная реальность остается неизменной. Обряд может отступать на второй план, если того требует высший закон христианства ― закон любви. Но обряд не определяет и не исчерпывает всей тайны жизни с Богом. Если так воспитывать ребенка, он никогда не будет воспринимать Церковь как тоскливый пыльный шкаф. Богослужебная жизнь храма будет его радовать, но если ее по какой-то причине нет, христианство ребенка не закончится, не ­иссякнет».

Православные «чайлдфри»

В последней проповеди протопресвитера Александра Шмемана, произнесенной им в День Благодарения, есть замечательные слова: «Благодарим Тебя, Господи, за наши семьи: за мужей, жен, особенно за детей, которые учат нас, как славить имя Твое святое в радости, движении и святой возне!» Увы, в адрес наших детей крайне редко звучит что-то подобное. Там, где детей много, а у христиан исторически всегда много детей, сама по себе младенческая возня ― явление неизбежное. Но в последние десятилетия шумное поведение детей стало почвой для конфликтов среди православных.

Во-первых, все прихожане реагируют на шум по-разному. Есть те, кому ничего не мешает молиться, кто радуется присутствию в храме подрастающего поколения. Есть те, кто считает, что с детьми в храме «все-таки нужно что-то делать». Кто-то при случае делает замечания особенно шумным, объясняя разницу между церковью и цирком, кто-то раздражается исключительно внутри себя… Но в целом сегодня большинство взрослых людей в Церкви привыкло не скрывать своих чувств и отстаивать свою позицию во что бы то ни стало.

Тому способствует окружающая среда: цивилизация потребления с ее лозунгом «Вы достойны лучшего!», где под «лучшим» понимается беззаботная жизнь в свое удовольствие. Это происходит не без влияния Запада, где все большие позиции завоевывает культура childfree: люди хотят жить в мире без проблем и без детей. Сейчас и в нашей стране люди приходят в храм помолиться и требуют, чтобы им никто при этом не мешал.

Во-вторых, само поведение детей по сравнению с прежними веками претерпело изменения. Все больше встречается детей с повышенной возбудимостью, гипер­активных. Это проблема, с которой пока безуспешно пытаются справиться невропатологи и психиатры. А подростки в современном обществе, практически утратившем понятия иерархии и авторитета, становятся все более самоуверенными и циничными. Даже дети, выросшие в православной семье, в переходном возрасте теряют уважение к святыне и часто перестают ходить в храм.

Безусловно, в Церкви есть энтузиасты, прилагающие усилия к сглаживанию конфликта: сознательные родители (часто многодетные), педагоги воскресных школ, руководители детских кружков и секций. Однако их усилия зачастую сдерживаются сложностями экономического плана. Сегодня далеко не во всех храмах предусмотрена воскресная школа для детей во время Литургии, а «детских комнат» для малышей еще меньше. Средства на это, а также специалисты, готовые заниматься с детьми безвозмездно или за символическую плату, далеко не всегда находятся в небогатых (в большинстве своем) православных общинах.

Что же делать? Наверное, каждый христианин должен гораздо активнее помогать делу вовлечения детей в церковную жизнь. Или хотя бы работать над собой, чтобы детский шум не отвлекал от молитвы. Ведь Литургия ― это не театральное действо, которому любое постороннее движение мешает, а общее дело. Может быть, шум, исходящий от младенцев, ― один из тех, которые наиболее приятны Богу? Вспомним слова царя Давида: «Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу» (Пс. 8, 3)... А относительно «плохого поведения» подростков многие опытные священники советуют взрослым обратить внимание на самих себя. Дети копируют поведение старших, и, если родители во время службы разговаривают в голос и требуют от ребенка того, что сами с трудом выполняют, рано или поздно это «всплывает на поверхность».

Встреча с религией или с Богом?

Быть может, стремясь воспитать детей христианами, нам нужно чаще вспоминать о принципе «не навреди»? Оснований тому немало.

«Дети не должны быть перегружены богослужением, ― считает настоятель московского храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке в Москве протоиерей Феодор Бородин, отец пятерых детей. ― Мои воспоминания подросткового периода, связанные с церковью, ― это больная спина. Наша семья была не церковная, на службы возила меня моя крестная. Я ничего не понимал в службе, мне никто ничего не объяснял. Например, вот вынесли Чашу. „Ну, наконец-то“, ― думаю я. Потом унесли. Сейчас я знаю, что это был Великий вход, а тогда было обидно: „Надо было причащаться, а Чашу унесли, значит, еще ждем полчаса“»… По мнению отца Феодора, мы сами частенько бываем виной тому, что дети не могут тихо вести себя в храме: мы предлагаем им меру, которую им не по силам вынести («Нескучный сад», 2008, №4).

Конечно, во множестве брошюр сегодня можно прочитать, что судьба человека решительно определяется его религиозным воспитанием. Отсутствие воспитания в вере «непременно сказывается на характере человека: в душевном складе таких людей ощущается известная надломленность. С другой стороны, взгляните на биографии прославляемых современниками и потомками лучших общественных деятелей: большинство их вышло из больших трудовых семей, воспитанных в религиозных тради­циях», ― пишет известный миссионер Русской Православной Церкви Зарубежом епископ Александр (Милеант). И все же…

Примеров людей, не имевших за плечами «религиозного багажа», но обратившихся к вере в сознательном возрасте и много потрудившихся на благо Церкви, множество. На меня большое впечатление произвел рассказ митрополита Сурожского Антония:

«Я о Боге в сущности ничего не знал лет до четырнадцати. То есть когда я был маленький, бабушка научила меня одной молитве: «Спаси, Господи, маму, папу, бабушек, дядю, тетю и всех сродников. Аминь». Это не открывало мне никаких знаний о Боге, никакого понимания веры. Затем, когда мы пустились в эмиграцию, жизнь была такой сложной и неорганизованной, что в церкви мне, конечно, не приходилось бывать. А впервые в жизни я оказался в храме, когда мне было лет десять. Я туда вошел, глубоко вдохнул запах ладана и тут же упал в обморок. Меня увезли домой, и на этом все мое религиозное воспитание закончилось. А моя встреча с Богом произошла уже в четырнадцать лет, но это была именно встреча с Богом, а не с религией».

Все сказанное, конечно, не значит, что мы должны совершенно оставить попечение о религиозности наших детей. Все может и должно иметь место: регулярное присутствие на богослужениях, совмест­ная молитва, раннее объяснение детям важнейших христианских понятий, воскресные школы, православные кружки и лагеря. Но все-таки главное, что мы можем дать детям, мы можем дать собственным примером. А еще нам, родителям юных прихожан, нужно чаще думать о том, чего мы больше всего им желаем. Для чего мы ведем их за руку на воскресное богослужение, ради чего лишаем конфет в пост, возим по святыням и монастырям? И если цель этого ― встреча с Богом, а не с религией, значит, все наши усилия и тревоги не напрасны.

Анастасия Коскелло
Журнал "Вода живая"