Иногда я завидую своему мужчине, который только сейчас, уже на пятом десятке, впервые читает многие русские классические тексты. Завидую, что у него еще есть возможность получить ощущение первичности от чтения. Мне с этим куда сложнее. Был когда-то период, когда чуть ли не каждая книга переворачивала сознание, или, как минимум, добавляла что-то новое в картину мира. Сейчас такие встречаются все реже и реже. И по объективным причинам - я действительно уже прочитала много стоящего и сейчас читаю подчас проходящие книги. И по субъективным - острота ощущений притупляется с возрастом и багажом прочитанного.  Я четко убеждена до сих пор, что у каждой книги есть свое время и место в жизни читателя. Есть книги, которые непременно надо успеть прочесть в детстве, в юности - потом просто будет поздно. Книжка останется той же, но увидишь ты ее уже совсем иначе. В юности большинство прочитанного - первично. И наоборот - есть литература, до которой надо дорасти, добраться, накопить опыт.  Но самый большой парадокс в том, что не существует универсальных возрастных рекомендаций. Ну или почти не существует.  Нельзя сказать - вот это надо читать в 10, это - в 14, это - в 20.  У каждого свои 10, 14 и 20. Я прочитала главный любовный роман 90-х  - "Поющие в терновнике" в 13 лет, и считаю, что это было самое время. Тогда же я прочитала 10 книжек с любовными романами знаменитой серии Harlequin, больше никогда с тех пор их не читала и тоже считаю, что прочла очень вовремя.  Единственный роман Стругацких - "Понедельник начинается в субботу" - мне дали прочитать в 22, и это было уже то ли поздно, то ли просто не мое, но на этом мои Стругацкие закончились. А "Дар", который показался мне скучным в институтские годы, я запоем  и с восторгом прочитала год назад. Всему свое время - но иногда немножко жаль, что уже нельзя впервые чем-то восхититься...

Раз уж я совсем забросила писать свои впечатления о книгах и спектаклях, то хотя бы пунктиром. В Новый год у меня появилась электронная книжка и облегчила выбор книг для прочтения. Теперь можно читать все подряд, не боясь, что не понравится - всегда можно бросить и начать другое.

Уже прочитан "Письмовник" Шишкина, "The Five Quarters of the Orange" Харрис, сейчас мучаю "Маятник Фуко". - он огромный, сложный, но дочитать надо!

Февральский театр - "Кроткая" в МТЮЗе. Необычно близостью зрителя к актерам, Игорь Гордин совсем с залом разговаривает. Накал невероятный. И еще встала в очередь на "Триптих" в "Мастерскую" - ура!

Дочитала вчера. Да, я неисправимо, ужасно сентиментальна - но читала запоем, везде, вчера даже уже сев в машину, пока мы не тронулись. И вчера у меня был поток эмоций, так много хотелось сказать, а сейчас мысли совсем не хотят складываться в слова. Но надо написать, потому что "Географ" меня тронул, зацепил, почти так, как книжки, прочитанные в юности, а этим надо поделиться.

Это великолепно искренняя, открытая и теплая книга про любовь, про человека, про одиночество. В ней все - и советские "школьные" романы, и Довлатов, и вампиловский Зилов (кстати, тоже Виктор, как и главный герой "Географа"), и даже что-то от "Каменного цветка" Бажова.

Виктор Служкин - классический русский романтический герой. Он добр, умен, благороден, нежен, он тонко чувствует и все понимает - но при этом он слаб, безволен, потерян в жизни и постоянно причиняет тем, кого любит, боль. Разумеется, он беспрерывно курит и пьет - куда ж без этого романтическому-то герою? Но для меня он в книге бесконечно обаятелен, почти невозможно не влюбиться. В жизни с такими куда сложнее - ведь в жизни никто не дан нам в такой полноте событий и поступков, как в книге.  А там, в строках и между строк - какая-то поразительная теплота к людям, любовь к родному уральскому краю, тихая грусть понимания, еще и приправленные мягким и точным юмором. И закономерный финал - в стиле наших фильмов рубежа 70-80-х - правда, и никакого хэппи-энда.

Читайте, это здорово.

 

Давно не писала о прочитанном. А, между тем, это были:

"Похороните меня за плинтусом" Санаева (все уже прочли, наконец-то и я добралась - и оно стоит того, правда)

"Подстрочник" Лунгиной (исключительно, моя литература)

"Ежевичное вино" Харрис (одним словом - про дауншифтинг, очень настоящее и светлое, как водится у Харрис).

 

А сейчас - "Записки об Анне Ахматовой" Чуковской. Крайне ценное свидетельство, потому что это не мемуары - это реальный дневник, который писался по горячим следам. Вряд ли я прямо вот так залпом осилю 3 тома, но пока заканчиваю первый. Все-таки это не самое простое чтение - эмоционально, прежде всего.  И писать почему-то об этой книге трудно, постараюсь только основные мысли.

Кто-то из жж-истов написал, что в книге явно видна... лесбийская любовь Чуковской к Ахматовой. Я не знаю, я не большой специалист в такой тонкой психологии, но, честно говоря, меня утомляет сегодняшнее стремление все мотивации загнать в область половых отношений. Прямо так, в лоб. Можно подумать, что у людей не может быть сложных связей вне любви. Дружба и все ей подобное подчас куда сложнее - разве ревность и обида тут не существуют? Да есть и другая мотивация, которая двигала  многими из тех, кто помогал Ахматовой - они знали, кто она. В том смысле, что это были люди, четко осознававшие, что они имеют дело с величайшим поэтом 20 века, что им выпала эта честь, если угодно. У Чуковской это очень сильно выражено. Она никогда не говорит впрямую, но у нее между строк - тема служения великому поэту. Где-то однажды она даже говорит самой Ахматовой, что как бы она не любила ее самое, ее стихи все же больше.  В этом суть. Ведь сохранили же друзья Пушкина тот жилет, в котором он стрелялся - они тоже знали, кого потеряли.

Советское литературоведение было сродни религии - оно так же навязывало нам представление об исключительной "положительности" писателей и поэтов, как церковь - о святых. Что житие, что биография писателя - все едино. Привыкли к этому мифу, оттого так резки все эти "разоблачения". Но ведь за талант, за гениальность надо чем-то заплатить. Как минимум, сложным характером, далеко не всегда приятным в быту. И всегда найдутся те, кто этому гению служат и те, кто из-за него страдают.  Гениальность оправдывает социальную неадекватность и любой характер, я твердо убеждена. У каждого своя миссия.

В лондонских книжных магазинах я испытывала что-то сродни панике - сотни прекрасно изданных книг на языке, который я понимаю. Конечно, мне хотелось увезти все, а выбрать что-то было совершенно невозможно, особенно учитывая ограниченное время и желание увидеть в Лондоне что-то еще, кроме книжных магазинов:)

В итоге, помимо пары кулинарных книг, я уцепилась за знакомые имена - Барнса и Байетт. Байетт еще ждет своего часа (сдается мне, что текст не из легких с точки зрения языка), а вот Барнса я уже одолела. Конечно же, получилось так, что из всех книжек, известных мне по переводам, я выцепила единственный роман, не переведенный на русский язык.

Я помню Барнса по легко-философскому "Метроленду", а на этот раз я читала депрессивный, подчас совершенно невыносимый роман про анатомию ревности и про то - на мой взгляд - что человек, потерявший однажды в молодости ощущение и понимание счастья (мутная, неудачная женитьба, вечное чувство вины, превращение жизни в пресный ком) не способен им насладиться, когда оно ему достается, не может в него искренне и полно поверить, не может, в конечно счете, быть счастлив. Про то, что быть счастливым тоже надо уметь и быть готовым к счастью.  У Барнса роман и вовсе заканчивается трагедией.

Кстати, отсутствие перевода вполне объяснимо - слишком уж много частностей о сексе, которые сложно красиво перевести на русский язык.

Вряд ли порекомендую читать, слишком уж грустно.

Наверстываю упущенное. Собственно, уже в процессе чтения сразу становится понятно, за что Толстого а) отлучили от церкви, б) признали большевики.  За этот самый роман, за "Воскресение". Сплошь социальная тема, картина России конца девятнадцатого века. Если бы это написал не Толстой, читать было бы невозможно, потому что роман очень тенденциозный. И в очередной раз я убеждаюсь, что истинный писательский гений - дар свыше, перебивающий все, даже личностные убеждения. Именно поэтому актуальные, острые, но не слишком талантливые в смысле литературы тексты остаются в своей эпохе, в лучшем случае как ее памятник. А великая литература существует вне времени, о чем бы там ни говорилось.

Дочитала я Пруста, кстати. Вряд ли меня в ближайшее время снова на него потянет, но при этом скажу, что Пруст мне нравится. Не так страстно, не так пронзительно, как в свое время Кундера и как недавно Толстой - но нравится. В нем есть... что-то. Поэзия какая-то, что ли. Если вчитываться в каждое слово, каждый оборот - то вряд ли поймешь его прелесть: сложнейшие, многоэтажные конструкции, тончайшие оттенки эмоций и витиеватость мыслей. И все это еще и наложенное на понимание и интерпретацию переводчика (как вообще можно переводить Пруста? А уж читать в оригинале и вовсе...). Но вчитываться в каждое слово не надо - просто слушать, как шум волн, как стихи. Иногда цепляет какой-то пассаж, с чем-то связывается в твоем собственном мире - и умножает удовольствие. И ждешь следующего такого же открытия...

"Под сенью девушек в цвету" - роман про юность, про то, что у Пушкина так точно названо "пришла пора - она влюбилась". Несмотря на всю ярко выраженную прустовскую (и, соответственно, его героя) индивидуальность, очень тонко и точно подмечено все то, что можно считать общим - влюбленность в любовь, ожидания, чувственные образы... Роман, конечно, абсолютно я-центричен. Герой-рассказчик сосредоточен только и исключительно на себе. Все эмоции, люди, истории, события - только через себя. Они начинаются героем и им же заканчиваются - что, собственно, и есть та самая прустовская особенность. (Я нашла лекцию Мамардашвили о времени и жизни на примере Пруста - отложила пока в ссылки, возможно, прочту когда-нибудь). Если отбросить, опять же, все прустовские усложнения и наслоения, так пугающие его потенциальных читателей - то останется гениальное по глубине понимание сути человеческого восприятия мира, свойственное всем, вне зависимости от образования, интеллекта и остроты чувств... 

А на очереди "Воскресение". Уже начала.

 

Когда я устаю, с трудом добираюсь до дома  - настолько раздражает чужая энергетика. В вагон зашла шумная группка молодых людей - смеются громко, по-плебейски, грубым булькающим смехом из желудка - едва дождалась своей станции.

***

С ужасом вдруг осознала, что заканчивается лето. И когда оно успело пролететь...

***

Прочитала "Затоваренную бочкотару" Аксенова - притча, ироничный причудливый язык - что-то в этом есть, но не мое, не мое.

***

А в выходные мы обнаружили роскошный книжный магазин у нас в районе (ну понятно, спустя-то 3 года) - а в нем каким-то чудным образом затесавшиеся два глянцевых тома с выпечкой и десертами 2004 года издания - переводы с английского. Удержаться не смогла, выбрать тоже - купила оба.

На отдыхе я дочитала "Братьев Карамазовых" - не поленилась потащить с собой толстый том.  Когда-то в студенчестве я так и не смогла осилить этот роман, и вот только сейчас вернулась, и то с подачи моего мужчины, который прочел с удовольствием. Я тоже прочла с удовольствием, но еще свежи во мне впечатления от перечитанной недавно в третий раз "Анны Карениной" - все-таки Толстой и Достоевский - это явный дуализм. Любой читающий человек сможет сделать выбор между ними. Спокойный, рассудительно-ироничный, светлый граф Толстой - и темный, истеричный, мистический, хотя и тоже ироничный, игрок Достоевский. 

Его герои все время пребывают в состоянии крайних эмоций - гнева, исступления, эйфории. Произносят высокопарные монологи. И все они - ярко окрашенные. Достоевский раздражает - вероятно, еще и тем, что открывает все самое низшее, все самое безобразное - но которое непременно чувствуешь и в себе самом. Так раздражают особо проницательные люди, от которых ничего не утаишь...

Огромный том, 650 страниц, на английском. Читала 2 с лишним месяца. Треть слов угадывала по контексту, или вообще не угадывала.
Но - это надо читать ВСЕМ. Срочно бежать в магазин, покупать русский перевод (я тоже собираюсь это сделать) и читать, читать, читать.
Анатомия семьи - рельефно, честно, открыто, порой жестко - так, как могут писать только американцы. Но книга совершенно универсальна, она про всех про нас.
Про тайное и явное, про скрытые мотивы, про то, что мы думаем и что есть на самом деле. Про сложность и неразрывность родственных связей. Про слабость и силу. Про жизнь.

Я уже не однажды признавалась в любви к американцам - и в очередной раз сделаю это, ибо они того в полной мере заслуживают.
Стейнбека в переводе решила почитать в перерыве между чтением на английском - и снова не зря.
Маленькая повесть, вся фабула которой укладывается в сутки - а вся Америка начала 50-х проходит перед глазами на этих 150 страницах. Американским писателям особенно удается писать "про жизнь" - такую, какая она есть, без прикрас и обиняков. Жестко и честно.

Пути к книгам неисповедимы - даже у филологов по образованию, вроде меня.
В конце 2007 года "Коммерсант" выпустил очередное приложение - "Книжный квартал" - такая скрепленная газетка с рецензиями, рассуждениями, анонсами. По поводу нашумевшего американского романа "Поправки" Франзена, семейного романа, Анна Наринская, обозреватель "Ъ" сочинила длинное рассуждение на тему семьи в литературе и в том числе список 10 самых просемейных и антисемейных книг. Одну из "антисемейных" я прочла пару месяцев назад - "Будденброки", а вот теперь и одну из "просемейных" - именно в этот список попал "Возвращение в Брайдсхед".

"Возвращение в Брайдсхед" - роман-ностальгия, грустная история о распаде, о несбывшихся надеждах, о несостоявшемся. Красивый и глубокий, по-английски неспешный и изящный. Он написан в 40-е годы, а все его действие - это двадцатилетие между двумя мировыми войнами.
Еще он о любви, о том, как разрушают друг друга самые близкие люди, о непоноимании, о юности. О том, как проходит жизнь.

Мама подарила мне на Новый год замечательную книжку с картинками: Мария Нащокина. "Московский модерн"
Я пока еще только ее пролистала, наслаждение еще впереди.
(Подобные книги, кстати - пример идеальных подарков. Сама себе купить не решишься - дорого, а в подарок получить очень приятно).
А когда станет тепло, можно будет пройтись с фотоаппаратом по особо понравившимся адресам...

А "Дым", между тем, хоть и не считается лучшим тургеневским романом - очень показателен и даже актуален. Актуальность, его, впрочем, грустная - 150 лет прошло, а ничего, ничегошеньки не изменилось.
И Потугин, хоть и хорош в своих западнических рассуждениях (отчасти тургеневских), но уж никак не положительный герой - ведь сам-то он слаб и так же лишен воли, сам готов быть в подчинении - характерный такой русский интеллигент.
История Ирины и Литвинова - классическое тургеневское "испытание любовью", но уже с куда более предсказуемым финалом, поскольку налицо не менее классическая история любви порядочного человека к красавице-стерве - и уж это актуально было, есть и будет, пока существует человек и нынешний тип морали.

"«Да, да,- начал он снова, с особым, ему свойственным, не болезненным, но унылым юмором,- это все очень, странно-с. И вот еще что прошу заметить. Сойдется, например, десять англичан, они тотчас заговорят о подводном телеграфе, о налоге на бумагу, о способе выделывать, крысьи шкуры, то есть о чем-нибудь положительном, определенном; сойдется десять немцев, ну, тут, разумеется, Шлезвиг-Гольштейн и единство Германии явятся на сцену; десять французов сойдется, беседа неизбежно коснется "клубнички", как они там ни виляй; а сойдется десять русских, мгновенно возникает вопрос,- вы имели случай сегодня в том убедиться,- вопрос о значении, о будущности России, да в таких общих чертах, от яиц Леды, бездоказательно, безвыходно. Жуют, жуют они этот несчастный вопрос, словно дети кусок гуммиластика: ни соку, ни толку. Ну, и конечно, тут же, кстати, достанется и гнилому Западу. Экая притча, подумаешь! Бьет он нас на всех пунктах, этот Запад,- а гнил! И хоть бы мы действительно его презирали,- продолжал Потугин,- а то ведь это все фраза и ложь. Ругать-то мы его ругаем, а только его мнением и дорожим, то есть, в сущности, мнением парижских лоботрясов. <...>
Скажите, пожалуйста,- спросил Литвинов,- чему вы приписываете несомненное влияние Губарева на всех его окружающих? Не дарованиям, не способностям же его?
- Нет-с, нет-с; у него этого ничего не имеется...
- Так характеру, что ли?
- И этого нет-с, а у него много воли-с. Мы, славяне, вообще, как известно, этим добром не богаты и перед ним пасуем. Господин Губарев захотел быть начальником, и все его начальником признали. Что прикажете делать?! Правительство освободило нас от крепостной зависимости, спасибо ему; но привычки рабства слишком глубоко в нас внедрились; не скоро мы от них отделаемся. Нам во всем и всюду нужен барин; барином этим бывает большею частью живой субъект, иногда какое-нибудь так называемое направление над
нами власть возымеет... теперь, например, мы все к естественным наукам в кабалу записались... Почему, в силу каких резонов мы записываемся в кабалу, это дело темное; такая уж, видно, наша натура. Но главное дело, чтоб был у нас барин. Ну, вот он и есть у нас; это, значит, наш, а на все остальное мы наплевать! Чисто холопы! И гордость холопская, и холопское уничижение. Новый барин народился - старого долой! То был Яков, а теперь Сидор; в ухо Якова, в ноги Сидору! Вспомните, какие в этом роде происходили у нас проделки! Мы толкуем об отрицании как об отличительном нашем свойстве; но и отрицаем-то мы не так, как свободный человек, разящий шпагой, а как лакей, лупящий кулаком, да еще, пожалуй, и лупит-то он по господскому приказу. Ну-с, а народ мы тоже мягкий; в руки нас взять не мудрено. Вот таким-то образом и господин Губарев попал в барья; долбил-долбил в одну точку и продолбился . Видят люди: большого мнения о себе человек, верит в себя, приказывает - главное, приказывает; стало быть, он прав и слушаться его надо. Все наши расколы, наши Онуфриевщины да Акулиновщины именно так и основались. Кто палку взял, тот и капрал» .

Читаю "Дым" Тургенева, купила Дорис Лессинг "Golden Notebook" и Ивлин Во, "Brideshead revisited" - на английском.
Ждут окончания "Дыма"

К слову сказать, я прочла "Маленьких женщин". Слегка не по возрасту, конечно - книжка-то детская - зато на английском. Текст, кстати, странный - язык 19-го века, полно незнакомых слов, но смысл угадывается легко из-за простого и предсказуемого сюжета.
Наивно, простодушно, но при этом с американской философией (свобода воли, протестантизм, честный труд ради достижения цели и пр.) - и душевно, в конечном счете.

Сюжет простой: год из жизни четырех сестер-подростков в период Гражданской войны, на которую ушел их отец. История взросления, преодоления себялюбия и поиска счастья, радости и истины в изложении для детей.

Купленная случайно и не менее случайно брошенная в сумку книжка Трумана Капоте неожиданно оказалась чудесной, трогательной и по-американски настоящей повестью "Голоса травы". Всего 140 страниц про события одного лета из жизни одного взрослеющего мальчика - но зато каких!
Я люблю американскую литературу - она пронзительная, искренняя, человечная и очень честная.