A Thousand Kisses Deep
Leonard Cohen

Don't matter if the road is long
Don't matter if it's steep
Don't matter if the moon is gone
And the darkness is complete
Don't matter if we lose our way
It's written that we'll meet
At least, that's what I heard you say
A thousand kisses deep

I loved you when you opened
Like a lily to the heat
You see, I'm just another snowman
Standing in the rain and sleet
Who loved you with his frozen love
His second hand physique
With all he is and all he was
A thousand kisses deep

I know you had to lie to me
I know you had to cheat
You learned it on your father's knee
And at your mother's feet
But did you have to fight your way
Across the burning street
When all our vital interests lay
A thousand kisses deep

I'm turning tricks
I'm getting fixed
I'm back on boogie street
I'd like to quit the business
But I'm in it, so to speak
The thought of you is peaceful
And the file on you complete
Except what I forgot to do
A thousand kisses deep

Don't matter if you're rich and strong
Don't matter if you're weak
Don't matter if you write a song
The nightingales repeat
Don't matter if it's nine to five
Or timeless and unique
You ditch your life to stay alive
A thousand kisses deep

The ponies run
The girls are young
The odds are there to beat
You win a while, and then it's done
Your little winning streak
And summon now to deal with your invincible defeat
You live your life as if it's real
A thousand kisses deep

I hear their voices in the wine
That sometimes did me seek
The band is playing Auld Lang Syne
But the heart will not retreat
There's no forsaking what you love
No existential leap
As witnessed here in time and blood
A thousand kisses deep

Перевод песни A Thousand Kisses Deep
Leonard Cohen

Не важно, что этому пути всё нет конца,
Не важно, что спуски и подъёмы так круты,
Не важно, что луна не светит
И всё вокруг погружено во тьму.
Не бойся сбиться со своей дороги,
Ведь наша встреча была назначена судьбой.
Я понял это из сказанных тобою слов
На глубине в десятки поцелуев.

И я любил тебя, когда ты мне открылась,
Как открываются цветы в тепле.
Ты видишь? Я как снеговик,
Стоящий под дождём и тающий,
Тебя любивший ледяной любовью,
Пусть и слепленный неизвестно кем…
Всё, что он есть и кем он был –
На глубине в десятки поцелуев.

Я знаю, ты не могла без этой лжи,
Единственным спасеньем был обман,
Ты поняла это ещё когда была ребёнком,
Когда сидела на коленях у отца.
Но почему же ты должна была сражаться
На улицах, охваченных огнём,
Если всё важное для жизни – здесь,
На глубине в десятки поцелуев?

Я вышел на улицы,
Я начал колоться,
Я возвращаюсь к «Boogie Street»
Я хочу покончить с этим,
Но я уже застрял. Могу сказать,
Что мысли о тебе приносят мир,
И в деле о тебе всё ясно
Кроме того, чего я сделать не успел
На глубине в десятки поцелуев.

Твоё богатство и влияния не важны,
Не важно, даже если ты и слаб,
Не важно, что ты написал ту песнь,
Которую поют все в мире соловьи.
Не важно, обыденно ли всё
Или же вечно и необыкновенно,
Ты строишь стены, спасая свою жизнь
На глубине в десятки поцелуев.

Пони бегут,
Девушки молоды,
Нужно добиваться успеха.
Твой выигрыш ничтожно мал,
И полоса везения проходит.
Открыт вопрос, что делать с этим невозможным поражением?
И ты живёшь, как будто всё взаправду
На глубине в десятки поцелуев.

Я слышу голоса в вине,
От них мне иногда не по себе.
Играет песня «Доброе старое время»,
Но сердце никогда не отойдёт.
Нельзя забыть то, что любишь,
Невозможно сделать прыжок сквозь пространство и время
И засвидетельствовать его в показаниях приборов
На глубине в десятки поцелуев…

http://www.youtube.com/watch?v=P0j14GrB-u8

Леонард Коэн выложил новый альбом в сеть
Новый альбом канадского певца и поэта Леонарда Коэна (Leonard Cohen) «Old Ideas» портал NPR Music выложил для свободного прослушивания. Это первая запись Коэна за восемь лет.

Полностью прослушать 42-минутную пластинку можно на портале NPR Music.

Одиннадцатый по счету студийный диск Коэна «Old Ideas», о дате релиза которого ходило много слухов, официально выйдет 31 января на лейбле Columbia. После выхода пластинки 77-летний Коэн обещает отправиться в новый мировой тур.

«Old Ideas» — первый студийный альбом знаменитого канадского музыканта с 2004 года. Темы, затрагиваемые в текстах песен, в основном, носят экзистенциальный характер, рассматривая «жизнь в целом как катастрофу, в которой никто не виноват».

Что касается стиля, то, по мнению многих рецензентов, «Old Ideas» во многом перекликается с поздним Бобом Диланом, с которым Коэна сравнивают уже на протяжении почти полувека.

Одна из новых песен, «Show Me The Place», в декабре 2011-го была выложена в интернет. Другая, «Going Home», появилась на прошлой неделе на сайте журнала New Yorker.

С 1994 по 2006 год Коэн вообще не появлялся на публике и даже провел некоторое время в буддийском монастыре, однако из-за финансового кризиса 2008 года он потерял все сбережения и вынужден был вновь начать гастролировать, побывав в том числе и в Кремле.

Леонард Коэн начинал как поэт и писатель, его романы «Любимая игра» (The Favourite Game, 1963) и «Блистательные неудачники» (Beautiful Losers, 1966) были восторженно приняты критикой и читателями.

Карьера Коэна как певца началась почти случайно в 1967 году благодаря художнику Энди Уорхолу. За сорок лет Коэн записал десяток альбомов, последний из которых, «Dear Heather» (2004), стал результатом сотрудничества с джазовой певицей и музыкантом Анджани Томас.

В июне 2011 года он стал лауреатом премии принца Астурийского в области литературы, высшей литературной награды Испании.

http://esquire.ru/wil/cohen

Все, что я говорю вам сейчас, — это оправдание за то, что я сказал кому-то другому.

Поэзия — это доказательство жизни. Если твоя жизнь пылает, поэзия — это ее пепел.

Я никогда не считал себя поэтом, если говорить правду. Я всегда полагал, что поэзия — это приговор, который другие люди выносят особому виду сочинительства. Поэтому называть себя поэтом — довольно опасная вещь. Оставьте это определение другим; только они и могут им пользоваться.

Утрата — это мать творчества.

Все самые хорошие произведения на земле созданы из-за отсутствия любви.

В любом выдающемся творчестве всегда содержится разрушительный элемент — и именно он доставляет нам истинное удовольствие. Разрушение неприемлемо только в том случае, когда дело касается политической или социальной жизни. В том, что мы зовем искусством, разрушительность — это одна из самых желанных характеристик.

Во всем есть разлом. Только так свет может попасть внутрь.

Еще в детстве меня тронула музыка и одухотворенность речей, которые я слышал в синагоге, — все было там таким важным. Я всегда полагал, что мир был создан при помощи слов, и поэтому всегда видел неземной свет в этих речах. И это то, к чему я всегда хотел быть причастен.

Кажется, это был Бен Джонсон (классик английской поэзии и драматургии; 1572-1637. — Esquire), кто сказал: я изучил все вероисповедания и все философии, но жизнелюбие побеждает всё.

Мне сложно комментировать молитвы. Я не талмудист. Скорее — маленький еврей, похожий на тех, кто когда-то писали Библию.

Иудаизм — это четырехтысячелетняя беседа с богом и его пророками.

Я знаю, что где-то есть око, которое наблюдает за каждым из нас. И есть суд, который когда-нибудь взвесит все, что мы делаем.

Не надо противиться чуду.

С семи до одиннадцати — это большой кусок жизни, полный притупления и забытья. В этом возрасте мы постепенно теряем дар общения с животными, а птицы перестают садиться на наши подоконники, чтобы поболтать. Постепенно наши глаза привыкают к тому, что видят, и начинают оберегать нас от чуда.

Дети показывают свои шрамы, как медали. Для влюбленных шрам — это секрет, который скоро будет раскрыт. Шрам — это то, что бывает, когда слово становится плотию («и слово стало плотию» — фраза из Евангелия от Иоанна. — Esquire). Это так легко: показать рану — величественный шрам, полученный в бою. И так тяжело показать прыщ.

Женщина смотрит на свое тело с тревогой — так, будто тело — это ее ненадежный союзник в битве за любовь.

Эта война будет вечной: война между теми, кто говорит, что война идет, и теми, кто говорит, что никакой войны нет.

Позвольте судьям разочароваться в правосудии — и их приговоры будут более точными. Позвольте генералам разочароваться в победе — и убийство будет считаться позорным. Позвольте священникам разочароваться в вере — и их сострадание станет истинным.

Я не считаю себя пессимистом. Пессимист, я полагаю, это тот, кто ждет, что вот-вот начнется дождь. А я и так чувствую себя вымокшим до нитки.

Я чувствую необычайную легкость от того, что не беспокоюсь о своем счастье. Хотя, конечно, есть вещи, которые делают меня счастливым: когда я вижу, что у моих детей все хорошо, и когда я смотрю на собаку своей дочери. А еще — бокал вина.

Я пью перед каждым концертом. Это профессиональное. А вот после концерта пить незачем.

Когда я бросил курить, я потерял возможность брать некоторые ноты в среднем регистре. Но зато я научился брать некоторые ноты в верхнем. Так что теперь я не могу петь особо низко, зато высоко — без проблем.

Только в Канаде человек с таким голосом, как у меня, может победить в номинации «Вокалист года».

Я бы не хотел производить впечатление особого знатока музыки, но все же я чуть лучше, чем принято полагать. Знаете, люди поговаривают, что я владею всего тремя аккордами, в то время как на самом деле я знаю целых пять.

Возможно, я урод. Но я делаю музыку.

Когда-то мы играли музыку для забавы, и гораздо больше, чем играют сейчас. А сегодня никто даже не расчехлит гитару, если за это не заплатили авансом.

Да, я был на многих концертах Дилана.

Когда я впервые решил отправиться из Монреаля в Нью-Йорк, моя мать — которая всегда казалась мне очень наивной, потому что была русской (еврейкой, иммигрировавшей из Литвы. — Esquire), и ее английский не был идеален — так вот, она сказала мне: «Леонард, будь острожен. Эти люди, которые там, они не такие, как мы». Конечно, я ничего не сказал ей — это была моя мать, и я не хотел выказывать никакого неуважения, — но я подумал: «Мама, но ведь я уже не ребенок». Но она была права. Как же она была права.

Шестидесятые стали для меня точкой невозврата. Я жил в отеле «Челси» (нью-йоркский отель, в котором в разное время жили Боб Дилан, Дженис Джоплин, Сид Вишес, Дилан Томас и другие. — Esquire), и это было то место, где картофельные чипсы на вечеринке могли быть очень опасны. Я имею в виду настоящую опасность — потому что они вполне могли быть пропитаны кислотой. Помню, как-то раз я зашел в чью-то комнату, где шла вечеринка, и съел несколько чипсов. А потом — четыре дня спустя — все еще пытался найти свой номер.

Если бы я знал, откуда приходят хорошие песни, я бы старался бывать там гораздо чаще.

Я всегда считал себя второстепенным автором. Моя вотчина очень мала, но я пытаюсь исследовать ее со всей тщательностью.

Я не хочу создавать что-то для того, чтобы мне платили. Я хочу, чтобы мне платили за то, что я что-то создаю.

Никогда не приобретай себе то, с чем тебе будет жалко расстаться.

Нельзя вечно бояться смерти. Потому что когда-то она придет и заберет этот страх вместе с твоей жизнью. К тому же с возрастом у каждого человека начинают умирать клетки мозга, ответственные за страх.

Я не слишком-то часто думаю о смерти, но в определенные периоды жизни тебе становится очевидно, что твое время не вечно. Теннесси Уильямс сказал: «Жизнь — это милая, ладно скроенная пьеса — за исключением третьего акта». Возможно, я сейчас нахожусь именно в третьем акте — когда ты еще пользуешься преимуществом своего опыта, полученного из первых двух. А вот то, чем все кончится, — это уже мое личное дело.

Чем старше я становлюсь, тем очевиднее мне становится, что я не ведущий на этом шоу.

Кажется, я даже перестал ненавидеть книги.

Реальность — это один из вариантов происходящего, который я никак не могу игнорировать.

Не могу понять, почему моя рука — это не ветвь сирени.

Я старый филолог, который сегодня выглядит лучше, чем выглядел тогда, когда был молод. Вот что сидение на заднице делает с твоим лицом.

Я никогда не любил появляться на людях, и я по-настоящему ценю тот момент, когда закрываю за собой дверь отеля, в котором живу.

Кажется, что гаражи, пристройки и мансарды всегда старше того дома, к которому они пристроены.

Не так уж и важно, как все работает.

Если бы Гитлер родился в нацистской Германии, то вряд ли бы он наслаждался окружающей атмосферой.

Я не имею ничего против английской королевы. Даже в глубине души меня никогда не возмущало, что она не похожа на Джеки Кеннеди. С моей точки зрения, королева — это просто чрезвычайно вычурная леди, павшая жертвой тех, кто разрабатывает ее наряды.

Я никогда не обсуждаю своих женщин и своих портных.

Не бойся выглядеть усталым.

Я могу дать вам только один совет: не начинайте учить греческий.

Последнее утешение того, кто страдает бессонницей, — это ощущение превосходства в дремлющем мире.

Никогда не принимай решения в тот момент, когда тебе хочется поссать.

Дьявол будет смеяться, если я скажу, что искушения нет.

Неужели вас больше ничего не интересует?

---

  
Леонарда Коэна чаще всего сравнивают с Бобом Диланом или Сержем Гинзбуром. Коэн – это дух 60-ых, человек-эпоха. Один из вполне академичных докладов о Леонарде Коэне на посвященной ему специальной конференции в Торонтском университете начинался фразой:«Когда в 1988 году, после многолетнего перерыва, Коэн выпустил пластинку «I’m your man», возникло чувство, что 60-ые вернулись: его голос вновь звучал из открытых окон, на улице». (Те, кто любят Фасбиндера, вспомнят, что в «Предостережении святой блудницы» (1971), ставшего одним из реквиемов иллюзиям 60-ых, весь звукоряд построен на песнях Коэна). Но прежде, чем начать петь, Коэн издал не один сборник стихов: «Сравним мифологии?» (1956), «Солонка земли» (1961), «Цветы для Гитлера» (1964), «Паразиты небес» (1966),  два романа «Излюбленная игра» (1963) и «Прекрасные неудачники» (1966). В 1968 году книга избранных стихов Коэна была удостоена высшей литературной награды Канады – Премии Генерал-губернатора, которую поэт, однако,  отказался принять… Песни появились позже (первый диск вышел в 1967 году)… Но случилось так, что за пределами Канады Коэн-певец заслонил Коэна-поэта… Песня «Future», звучащая в фильме «Прирожденные убийцы», для многих и многих стала главной – и часто единственной ассоциацией с Леонардом Коэном. (Переводя на здешний опыт – это примерно так же, как если бы Окуджава ассоциировался только с «Мы за ценой не постоим» – даже не с  «Ваше благородие, госпожа Удача…»).
 На самом деле, за негромкими, исполненными иронии и грусти песнями Коэна, стоял нонконформизм – сродни кортасаровскому (Кортасар и Коэн –  они на самом деле похожи – вплоть до того, что долгое время жили вне родины – Кортасар, уехав в 50-ых из пероновской Аргентины, так туда и не вернулся, Коэн же в 60-ых семь лет провел на греческом острове Гидра…). В одном из интервью 1990 года Коэн обронил: «Когда я пишу текст, я чувствую: это что-то вроде речи главы правительства в изгнании...»  Речи человека, пытающегося говорить о любви в мире, давно живущем вне ее. Мир, каков он сейчас – мир, где подлинные сущности заменены видимостью.



Леонард Коэн. Стихи.

Даже камень имеет мечту.
Линию жизни - лист.
Солнцу посредством луча дано
перемещаться вниз.
Я проиграл, но душе нельзя отправиться на покой.
Даже бренча цепями во сне,
помни, кто ты такой!

Я узнику это сказал, врага
убившему моего.
Сказал рудокопу. Тот раскопал
в земле мой клад - оттого,
что, видимо, долго я жил в аду
видел сны, и что ад - 
пройденный путь. И о нём теперь
напоминает клад.

Прошлой ночью видел себя - 
телом - со стороны.
Тысячу лет во Вселенной Снов
я наблюдаю сны,
чтоб повторились семь дней, когда,
одетое в наготу,
тело моё вдруг изверг туман
и я оказался - тут.

В снах мне Песня была дана
признаком бытия,
голосом в нашем с тобой гнезде.
С нею остался я.
И - ни земли, ни небес кругом,
ни окон, где правит свет,
ни зеркал, изменяющих мир,
где птичьего свиста нет.

Нет и смерти...Но ты - человек,
это - твои мечты.
Даже во сне из них не мечтай 
выкарабкаться ты.
Я люблю сны, те - как трава
в зелёной тугой тени.
Солнца и камня люблю слова - 
всё, что знают они!

И по утрам, чуть забрезжит свет,
для Тебя говорят
все истраченные дни, куда
Ты обращаешь взгляд.
Знать не могу, сколько ждёт ещё
их меня вдалеке.
Каждый - Песня, что сложишь Ты на моём языке.

ххххх

покой


Я пуст как бумага
Боюсь наклонившись над ней
ты поймёшь что дышать
как прежде не слыша
восторженных вздохов
мне не под силу
Я в порядке казалось тебе
Но вот он покой что является
снова
руками хватая за горло
Взгляд мой проводит тебя
оставляя одежду и тело
чтобы вернувшись обратно
внутри созерцать 
пустоту.

Моя честь

Моя честь не в порядке.
Она у ног женщины и глядит снизу вверх,
но ей не даётся ни шанса.
Она неплоха для своих пятидесяти двух.
Но пятьдесят два - это пятьдесят два.
Моя честь - это я, кто даже не дзэн-наставник,
а некто в дурацком костюме
небесного цвета. Сегодня юрист
отнял мой тридцать второй
и спрятал в железном желудке
сейфа. И...я беззащитен
против женской надменности в мире,
что сделало меня её лёгкой добычей.
Однажды я встану с колен
и, спеша к самолёту, прощаясь, ей брошу:
"Я отдал побольше, чем ты могла бы вернуть,
и сегодня умру на какое-то долгое время,
и буду покоиться в склепе
собственной мрачной тоски
и отравленно помнить
день, когда некто, в дурацком костюме,
решил, что, наверное - хватит..."


http://www.peoples.ru/art/music/rock/leonard_cohen/ 
http://www.niworld.ru/poezia/nesterov/cohen/cohen.htm 

http://www.liveinternet.ru/users/leonard_cohen/ 

Мир искусства