Ты рассказала мне, как мы бежали, спотыкаясь о толстые коричневые корни, скользя по оврагам, не думая - зверьё. Мы плакали и ревели, кусали друг друга за лодыжки, оставляли клоки свалявшейся шерсти помечать нам путь. Предследуемые преследователи - превращались то в уродливую обнажённость, то вновь, в шкурах, привычней и злей, когтистое утро, шершавые лапы, рычание в хвоях, устилающих кровавые тропки. Или вдруг - попасться, вгрызться в тощую шею, чтобы захлебнуться жидкостью крови, пока фиолетовое утро не вырвет тебя из моих объятий. А потом, одержимые, сношались механически, рьяно, как только это может быть у кота, топчучещго руку хозяйки. Оторвавшись, мы гнали куда-то от редких выстрелов, видно, окружили, пристрелят, и я тогда выпрыгнула из вагона, где много скрещивающихся линий. Они говорят, что это - о страхе. О единственном - захлебывающемся страхе убийцы, о возможности потеряться, поэтому я из всех сил била о стены. Стен нет? И дальше - составы с огромной скоростью, ну почему они не пишут об этих ветках на главной карте, туда, обратно, надеюсь, мы найдёмся. Вышибали искры из рельс, запрыгнуть - быстро, убежать - навсегда. Быть может, в стёклах где-то прозрачное отражение - зелёная твоя футболка. Окей, всё в порядке.
Что по-другому, я тебе рассказала, будет и у тебя, и у меня. Пусть даже какие-то красивые мерзости, как небритые подмышки и волчьи морды каждое утро и каждый незабываемый вечер, без телефонных звонков, и карты метро без конечной. Вспоминай меня, когда будешь ужинать чем-то осязаемым и тёплым, может я в слюне, бегущей по косматому пеплу волос, может я в глазах, поверженного тобой зверя...