Как это было давно. Ноябрьские синие ночи отмечая частыми встречами, говорили как должно молодым людям горячей, в щеки льющейся крови о любви, о путешествиях, как хорошо бы рвануть в Рио. Где холодное московское небо взровано джойнтом с поникой, как мусор жгут танцовщицы слова, в песке оставленные, где так легко быть молодым. Во мне не хватало уверенности, за неимением чего я начинала только курить эту дамскую дрянь - считала себя взрослой. Не было той силы рук, стремящихся поймать букет, невестой выстреленный; оставляла, уходила, умывала руки. Модники слушали Психею и группу Седьмая Раса; в моих наушниках - зарождающаяся привязанность к электронике, ставшая после образом мыслей, способом быть. Раздражавшая всех особенность шутить обидно, ёрничать, больно била по голове одинокостью какой-то. Как у чьего-то пса, разлохмаченного, снующего по двору. В восковую холодность руки ему свою ручку; и довериться, как только можно мужчине. Впереди маячила депрессия, клиника, селективные ингибиторы обратного захвата серотонина, а у него - просто какое-то унылое говно. Города ночные в Сочельник утешают без слов; мне тогда говорили, что на мне нет лица. Река совершала ритуальный танец, все по моей голове. Я по асфальту размазала руки, колени. Меня везли домой на такси, я загоняла какую-то телегу про определенность конца или про обреченность поиска - меня уже тогда цепляли такие темы. Светлые головы, ясные монологи, все всерьез, все как в последний раз. Пальцы сковывал инстинкт позвонить. Тем утром он взял и меня бросил. Было весело. Приводила неоспоримо скучные доводы. Как это было давно. Я полюбила реп, и походу полюбила сильно. Самолеты летали ниже. Ночь была тяжелая, особенно утро. По телеку крутили какое-то кино с Брюсом Ли.