Унылый московский вечер уже распростался над парком, уезжаю, пора, как же это мне ему сказать. И вмсто этого губы непослушные говорят люблю, смотреть, как он, стиснув зубы, боится спрашивать и глядеть на часы. Поправлять платок, украдкой глядя, как он ломается и жмется. И стоим друг напротив друга и вот вечер нам не вечер – все отравлено музыкой расставанья, пошленьким ресторанным вальсом. И память тщетно пытается стереть то-то общее, как-то хоть убедить себя, что все – пустое, детское, и он сжимает губы и закрывает глаза. И вроде как я плакала, когда это впервые с нами случилось и только потом осознала, что это за счастье. Таня, Танечка. Опускаю глаза, будто забыла что и вдруг вспомнила: «люблю». Какое тихое и неуместное слово. Как он крепко сжимает мою руку, охровое небо, окрашенное огнями магистрали – только сегодня такое низкое, давящее. Что же делать-то, смотря, как его лицо медленно превращается в маску и темнота за окном начинает отражать красное, дурное, зареванное лицо.