Название: Странные вещи, или о печатной цензуре в Шин-Макоку.
Автор: Кисао Номи
Бета: Кофемолка
Жанр: романс, стеб, бред.
Рейтинг: NC-17. Другого не держим.
Пейринги: Фактически Юурам. Теоретически… ой, сколько их там.
Откуда брала http://semonova2008.narod.ru/strannie_vewi.html

Посвящается: моему хорошему другу, любимому коллеге, замечательному бредогонёру и одному из основателей Петербургского ККМ-фандома, неподражаемому Мишкопчелу, так же известному как Эльф или summer wind.
С днем рождения! Ногису!

ВОРНИНГ № 1: Фик не имеет под собой претензий на высоколитературность или массовость. Писался не для широкой аудитории и напичкан приколами петербургского ККМ-фандома.
ВОРНИНГ № 2: бред.
ВОРНИНГ № 3: Автор не умеет смешно писать. Ну, не дано. Ну, бывает.
ВОРНИНГ № 3 с половиной: писал всю ночь. Соответственно мозги набекрень и очепяток море.
ВОРНИНГ № 4: Вольфрам курит, выходит к завтраку завернувшись в простыню, и вообще, весь из себя такой ООС. Но это придумал не я. Этого хотел именинник. Я сделал все, что мог.\

мне например этот фанф очень понравился ))))))



–После обеда к Вашему Величеству прибудет посол от Союза Людских Стран, – церемонно кланяется мой Второй Советник. Стыдно признаться, но я не знаю его имени. С тех пор как Гюнтер перестал так рьяно носиться по коридорам Замка Клятвы На Крови и хвататься за все подряд государственные дела, я позволил себе такую роскошь как Второй Королевский Советник. Другое дело, что должность эта-таки вылилась в «королевского мальчика на побегушках», но, положа руку на сердце, когда мои замыслы удавались?.. Удался, наверное, только один: мир между людьми и мадзоку. Это было труднее, чем казалось на первый взгляд и, несмотря на то, что я и моя свита (которую я, не в меру сентиментальный, предпочитаю именовать «семейством») положили на это немалые части своих жизней, нам все же предстоит еще многое. По земным меркам я уже здорово стар, но я, в конце концов, могущественный мадзоку, так что надеюсь еще кое-что успеть на своем веку. Долголетие моей расы не может не радовать, ибо жизнь стала ощутимо прекрасна с тех пор, как я обнаружил себя двадцать седьмым Мао Шин-Макоку. Второй Советник бормочет что-то про посла от Союза, но я, откровенно говоря, не слушаю его. Причиной тому первый лорд Шин-Макоку, он же, исключительно в шутку, «первая леди», и опять же в шутку «королева». Собственно, Вольфрам фон Бильфельд, мой драгоценный муж. Это неземное создание прекрасно осведомлено о том, что его присутствие вообще не совместимо с государственными делами, но, тем не менее, не способно убить свой треклятый эгоизм, который, впрочем, может быть весьма очарователен. Потакая этому самому эгоизму, он беззастенчиво устроился в кресле в дальнем конце королевского кабинета. Беззастенчиво – потому что в халате, из-под полы которого виднеется розовое кружево, известное, наверное, всему королевству, в основном благодаря нашим не в меру разговорчивым горничным и их фанзинам. О, да. Однажды утром мы проснулись еще более знаменитыми, чем прежде…

Все началось с того, что в нашу спальню влетел Гюнтер, обеспокоенный еще больше обычного. Один тот факт, что он, как выразился Вольфрам, «посмел потревожить королевский сон» уже вселял тихий ужас, ибо уж кто-кто, а Гюнтер никогда бы себе такого не позволил. Дрожащим голосом он сообщил, что в столице начались необъяснимые волнения. Это известие разом разбудило и меня, и Вольфрама, и я уж было собрался развести бурную тираду на тему «Коня мне, коня!», когда Гюнтер, краснея и отводя глаза, достал потрепанного вида журнальчик и протянул нам.
Нет, читать я не рискнул. Мне вполне хватило картинки на обложке, чтобы всем сердцем пожелать срочно слиться обратно в Японию. Я как раз собрался быстренько улететь в сторону купален и оставить разборки с этим непотребством моей нежно любимой свите, но Вольфрам, не отрывая взгляда от обложки журнальчика, поймал меня за шкирку и вернул на место, напомнив парой весьма обидных (но уже привычных) выражений, что трусить – не мой стиль. Я затаил дыхание и стал ждать реакции жениха на перечисленные заголовки. Пока лорд фон Бильфельд поочередно скрежетал зубами и сыпал проклятиями себе под нос, а Гюнтер тушил периодически начинавшие дымиться вещи, я успел несколько раз помолиться и попрощаться с этим бренным миром. Потому что я, воспитанный в условиях земной цивилизации и имевший всю свою жизнь такие два фактора, как взрослый старший брат и Интернет, пусть и отдаленно, но представлял себе, что такое фанфикшн и что там обычно пишут.
Только вот, насколько мне известно, на Земле фанфикеры довольствовались вымышленными персонажами, и не марали имена великих политиков. Впрочем, как знать, как знать… Вольфрам тем временем пару раз злобно на меня посмотрел, как будто я как всегда был во всем виноват, после чего, грозно потрясая журнальчиком, обратился к Гюнтеру.
–Господин фон Крист, – начал Вольфрам совершенно ледяным тоном и вдруг сорвался на крик: – Что это такое?!
Позади Гюнтера загорелась портьера. На моей памяти Вольфрам никогда не позволял себе подобного тона. То есть он мог закатить классический скандал на предмет моей предполагаемой измены, мог закатить скандал средней степени важности по тому же поводу, но вот таких откровенно злобных выпадов в чью-либо сторону, особенно в сторону обитателей Замка Клятвы я не слышал ни разу. Из путаных объяснений взволнованного Гюнтера постепенно стало понятно, что наши очаровательные служанки умудрились тайком распространить по столице несколько номеров своего первого фанзина.
Вольфрам был в ярости: мы с Гюнтером с трудом успевали тушить собиравшиеся загореться предметы, пока мой милый жених сыпал совершенно неподобающими проклятиями и поминал «похабных женщин», «извращенцев» и «поруганную королевскую честь». Откровенно говоря, это был первый день, когда мы были близки к полнейшей солидарности. Меня, правда, не очень волновали вопросы королевской чести и «всяческого изврата»: какое право я имею осуждать предающихся фантазиям одиноких женщин, когда сам помолвлен с юношей?.. Земное воспитание приговорило меня самого себя считать извращенцем. Меня смущали две вещи. Во-первых, я, конечно, был очень рад своей популярности у населения, но я совершенно не хотел, чтобы любимые подданные подразумевали за моими плечами любовные подвиги, которых я не совершал (я их вообще не совершал, стыдно признаться). А во-вторых, мне было почему-то неприятно думать о том, что имя Вольфрама искупалось в этой грязи.
Поэтому я даже не стал возражать, когда он направил свой отряд в народ, вылавливать эти самые фанзины. Гюнтер вызвался руководить процессом. И разумеется, мы решили не посвящать никого в детали происходящего – я прекрасно представлял себе реакцию Мураты или, допустим, Шери, так что переполох был ни к чему. Сглупив, я сам едва не вызвался принять участие в поисках, но Вольфрам вовремя одернул меня и настоял на том, чтобы я остался в замке. Время уже шло к обеду, а мы все так же сидели в спальне, вернее, я сидел на кровати с ногами и смотрел, как Вольфрам ходит по нашим покоям из угла в угол, ужасно забавный в своей розовой ночнушке.
–Нет, я даже не знаю, что может быть хуже! – жаловался он. – Мало того, что к завтрашнему дню вся столица будет знать все подробности нашей личной жизни…
–Вольфрам, у нас с тобой нет никакой личной жизни, – осторожно напомнил я.
Он резко остановился, посмотрел на меня с таким видом, будто хотел рявкнуть «уж лучше бы была!», а потом сказал довольно спокойно:
–Кто теперь в это поверит?
Я пожал плечами:
–Согласен, это не очень приятно, но какая разница? В Шин-Макоку никто не осуждает подобных связей… и, в конце концов, отношение к человеку формируется не от того, с кем он… и как он… – я почувствовал, что начинаю краснеть, и торопливо закончил, – а по его делам.
Вольфрам фыркнул, а потом посмотрел на меня как-то очень серьезно и сказал проникновенно:
–Неужели ты правда не понимаешь? Мне противно даже думать о том, что множество людей сегодня представляли тебя обнаженным и…
Я спешно тронул его руку, пока он не успел продолжить:
–Я… я понимаю, Вольфрам. Мне тоже неприятно, но… Вольфрам сел на постель рядом со мной и какое-то время смотрел сквозь пространство, а потом вдруг расхохотался:
–Зато теперь ты точно обязан на мне жениться! Я тяжело вздохнул, подумав в который раз: «Да куда я от тебя денусь…» и спросил:
–И что мы теперь будем делать с теми, кто уже прочел это?
Вольфрам развалился на кровати и, погруженный в изучение полога над своей головой, задумчиво протянул:
–Каааазним?
Я только фыркнул:
–Ага, массовые репрессии. И диктатура. Конечно.
Вольфрам пробормотал что-то вроде «Не дави интеллектом, все равно не поверю, что он у тебя есть…», но я решил проигнорировать это заявление. На обед мы решили не спускаться – думали, что будем делать, когда отловим все фанзины. Гюнтер, зашедший к нам, предложил принять закон о печатной цензуре, чтобы впредь такого не повторялось. Пришлось согласиться на это. К ужину мы выловили ровно половину – пять штук. Гюнтер принес небольшую стопочку и шмякнул на кровать. Потом посмотрел на Вольфрама с самым ревнующим видом и ушел, с чувством хлопнув дверью.
–С ума вы что ли посходили?.. – усмехнулся я, вытаскивая из стопочки один журнал. – Подумаешь, пара рассказиков… ой-ой.
«Ой-ой» – это я увидел пометку на краю обложки. “Nc-17” – сообщала пометка. И вот тут мне поплохело. Учитывая то, каким зачитанным выглядел бедный журнальчик, становилось совсем грустно.
–В-вольфрам… – позвал я, проглядывая список заголовков.
–Да? – Вольфрам был занят тем же самым.
–Давай… может ты дверь запрешь, а?
Вольфрам помолчал немного, увлекшись разглядыванием чего-то в журнале, потом кивнул и отправился запирать.
–Теперь они точно решат что-нибудь нехорошее, – сообщил он, ехидно ухмыляясь и потрясая журнальчиком. – Что-то мне подсказывает, что эти штуки разовьют у всех и каждого прекрасную фантазию…
Я поперхнулся.
–Да уж… а казалось, хуже быть уже не может… Но все же, стоит признаться – нам обоим было жутко интересно.
Именно поэтому мы уселись на разных концах кровати читать это непотребство.
Первые пару рассказов мы только бледнели и краснели, боясь даже глаза друг на друга поднять.
Вариаций присутствовало огромное количество. Я обнаружил себя любовником практически всех и каждого, кто хоть раз переступал порог дворца – тут был и Конрад (и как только додумались?), и Мурата (три ха-ха… да ни он, ни я… да ни за что), и Сарареги (чур меня, чур! Я бы из одного страха попасться Вольфраму не стал бы…), и даже Шори (вот это уж совсем дикость). И ни одной женщины! Мне оставалось тяжело вздыхать: видимо, в мыслях своих подданных я был законченным геем… Вольфрам, читавший все тоже самое, долго сверкал глазами бормоча себе под нос свое фирменное «изменник», а я мог только возмущаться в ответ – я-то при чем? Слава богу, пребывая в глубоком эстетическом шоке, мой дорогой жених оказался неспособен меня даже покалечить, только запустить подушкой один раз, но к тому моменту я, благодаря обширной практике, научился-таки от них уворачиваться.
Ему самому, впрочем, повезло не больше. Он жутко бледнел, находя подробные описания своих сношений с Конрадом, или с Гвендалем, или с обоими сразу.
–Нет, Юури, я больше не вынесу… – проскулил он наконец, отшвыривая журнал в сторону и зябко обхватывая себя руками. – У меня такое ощущение, будто со мной и правда все это проделали. Вызвать полстолицы на дуэль?..
Вид у него и правда был затравленный и только что не напуганный.
–Ну нет, – решительно и твердо сказал я, притягивая его к себе и обнимая. – Кто-нибудь тебя обязательно убьет, а мне эта идея не нравится. Давай-ка ты лучше прекратишь попусту истязать свой рассудок и ляжешь спать?
Вольфрам посмотрел на меня как-то странно, и я сам не сразу осознал, что говорю довольно необычные вещи. Я быстро подумал, что на меня так подействовало прочитанное. Вольфрам, тем не менее, остался вполне доволен моими словами, пообещал никого не вызывать на дуэли и лег-таки в кровать
. Я подумал, что хуже уже все равно никому не будет и тоже лег. Вольфрам тут же сделал еще одну совершенно странную вещь – он вдруг прижался ко мне и положил голову на плечо.
–Не гаси пока свет, хорошо? – попросил я.
–Читать будешь? – спросил он.
Я кивнул.
Вольфрам вздохнул и прижался ко мне еще ближе, будто ища защиты. Он никогда так раньше не делал, он же слишком гордый для того, чтобы просить помощи или вообще давать понять, что эта помощь ему нужна. Но в тот момент я кожей чувствовал то отвращение, которое его переполняло. Я чувствовал себя так же.
–Я не представляю, как буду смотреть им в глаза, – признался я.
Вольфрам, даже не думавший спать, согласно кивнул:
–Вот уж точно. Ты… господи, это ужасно… Гвендаль и Конрад… меня… – он закрыл лицо руками, – так стыдно.
Я усмехнулся:
–Если тебя это утешит, мне не легче. Не переживай так. Слава богу, они этого не видели.
–Зато толпа каких-то крестьян весь день небось судачила… – пробормотал Вольфрам. – Нет, ты представляешь?! Они ведь правда находят это возможным!.. Это ужасно…
Я прижал к себе Вольфрама и сделал то, что мне никогда раньше не приходило в голову: я поцеловал его в макушку.
Вольфрам замер и медленно поднял на меня глаза.
–Это что было? – спросил он шепотом.
Я пожал плечами, стараясь скрыть неловкость:
–Просто… знаешь, я вот тоже попредставлял себя поочередно с Конрадом, Муратой и Сарой и подумал, что ты – не самый плохой вариант. Более родной – это уж точно.
Вольфрам вдруг едва заметно улыбнулся:
–Просто ты делаешь странные вещи. Но мне нравится.
Я тоже не мог пожаловаться. Просто по сравнению со всем тем, что я читал, Вольфрам вдруг стал чем-то само собой разумеющимся и очень правильным.
Следующий рассказ представлял меня и Сару. Причем я очень охотно и без угрызений совести изменял Вольфраму с якобы более красивым Сарой, а Мурата мне всячески в этом помогал, организовывая тайные свидания. Вольфрам же, оставаясь в одиночестве и постепенно понимая, что я собираюсь его действительно бросить, впадал в ужасную депрессию и медленно сходил с ума.
Меня захватило ощущение полной ничтожности. Несмотря даже на то, что я бы никогда ничего такого не сделал, я чувствовал себя виноватым. Все дело в том, что я вдруг начал осознавать, как же мало внимания я уделял Вольфраму и его чувствам. А что, если… что, если он меня и правда любит так, как этот Вольфрам из рассказа? Вдруг он действительно так переживает? Мне всегда представлялось, что наша помолвка – это что-то вроде глупой ошибки, исторического парадокса, может быть, но если Вольфрам и правда…
–Чего задумался? – спросил Вольфрам тихо.
Я оторвал взгляд от журнала и увидел, что жених смотрит на меня, не отрываясь.
–А почему ты решил, что я задумался?
Он вдруг улыбнулся:
–Я предполагал, что даже такие слабаки как ты иногда думают о чем-то. Ладно, шучу. Глаза перестали бегать по строчкам.
Он следит за моими глазами. Интересно, о чем он думает, когда на меня смотрит?..
–Я просто подумал, что никогда бы не повел себя так, как тут написано.
–А о чем ты читаешь? – спросил он тихо.
У меня сложилось ощущение, что он боялся услышать какой-то не тот ответ.
–Тут я изменяю тебе с Сарой. Я нахожу его гораздо более привлекательным и прошу Мурату помочь мне организовать свидание с ним. Мурата соглашается, якобы потому, что это для государства, а Сара меня соблазняет и… в общем, все очень грустно.
–А я? – спросил Вольфрам взволновано. – Я что делаю?
–Ну, – мне стало совсем стыдно. – Ты сначала ни о чем не догадываешься, а потом, когда все становится ясно, ты очень переживаешь и… в общем, плохо все заканчивается.
Вольфрам вдруг улыбнулся:
–Плохо для кого?
–Для нас с тобой. Я остаюсь с Сарой, а ты – один. По-моему это плохо.
Вольфрам вдруг рассмеялся:
–А по-моему это хорошо, что ты считаешь, что это плохо! – изрек он наконец с победным видом.
–Ох, как запутано!
–Ну, ты же понял, да?
–Да.
Мы улыбались. Это было очень странно. Я подумал, что сегодня первый вечер, когда Вольфрам при мне смеется. И его смех был очень приятным, таким свежим и немного напоминал горный ручей. «Ох, – подумал я, – начинаю мыслить метафорами. Начитался, называется…»
–А ты… – Вольфрам вдруг посерьезнел. – Ты никогда не хотел… с Сарой?
Я покачал головой:
–Даже в голову не приходило. Да я не думаю, что хоть какой-то из этих рассказов имеет связь с жизнью.
Вольфрам пожал плечами:
–Почему же. Сара-то точно к тебе клинья подбивал. Я в этом уверен… И он… – Вольфрам опустил голову, – он гораздо красивее меня, автор прав.
Я рассмеялся:
–Ну что ты глупости говоришь. Ты лучше! – и тут я сделал еще одну странную вещь, я сказал: – Ты мне нравишься таким, какой ты есть. И никакой Сара…
Я поймал взгляд Вольфрама и испугано замолчал.
–Ты… ты что сейчас сказал? – тихо-тихо переспросил Вольфрам.
Я медленно сглотнул, но пришлось повторить:
–Что ты мне нравишься таким, какой есть.
Вольфрам улыбнулся, слегка краснея:
–А я уж подумал, что ослышался.
Он снова ткнулся носом мне в плечо, а я перевернул страницу.
Две минуты я судорожно моргал глазами.
–В-вольф… – я с трудом сдерживал смех. – Посмотри сюда… тебе понравится.
–Ммм? – Вольфрам приподнялся на локтях и заглянул в журнал, туда, куда я показывал. Его реакция была схожа с моей. Сначала он сосредоточенно моргал, потом расхохотался…
–Господи, кто это придумал! Нет, ну видел бы он… Там было написано «Конрад/Ти-Зо».
–Читай вслух,– попросил Вольфрам, отсмеявшись, и улегся обратно.
Я с облегчением понял, что рейтинг у рассказа низкий, и стал читать. Я был уверен, что кто-нибудь из нас точно умрет от смеха, так несуразно смотрелось высокопарное описание страстных чувств Конрада к бедному животному. Тут присутствовали и серенады темной ночью и злобный Йозак, который пытался разлучить влюбленных всеми силами и, конечно, великодушный я, который ради Конрада согласился ввести закон, разрешающий моим подданным браки с животными.
–Я сейчас умру… – пробормотал Вольфрам, захлебываясь смехом и забавно дрыгая ногой. – Конрад… нет, ну мне его даже жалко, во имя Истинного!.. Ох. Юури! – он вдруг посмотрел на меня с интересом, – а про Истинного там тоже есть?
Я полистал журнальчик… и нашел.
–По-моему, в условиях нашей страны это что-то вроде богохульства… – пробормотал я.
А потом увидел надпись «Шин-О/Мурата» и тоже рассмеялся. Это было забавно. Нет, правда. Я, конечно, ощущал себя так, будто предаю своего друга, зачитывая Вольфраму вслух описания бурной любви принца и истинного короля, но это было ужасно смешно…
–Знаешь, что странно? – Вольфрам лежал рядом, закинув руки за голову, и смотрел на полог над своей головой. – Я не прочел ничего про нас с тобой.
Я дрожащей рукой перевернул страницу. «На сладкое. Юурам» – гласил заголовок.
–Хорошее слово Грета придумала, – тихо сказал я. – Надеюсь, она никогда не узнает, как его использовали…
И я начал читать.
Сначала там были всяческие наши перепалки и разные приключения, и мы с Вольфрамом смеялись над самими собой и друг над другом: «Да я бы так никогда не сказал!», «Ты только так и делаешь!», «Неужели я правда так смешон?». В пылу споров мы успели побросаться подушками и измять всю постель, но впервые за всю «совместную жизнь» здорово повеселились. А потом было несколько страниц про то, как Вольфрам переживает оттого, что я не обращаю на него внимания… И они были так хорошо написаны, что я даже пожалел своего жениха и грешным делом подумал, а не быть ли мне к нему повнимательнее. Следом шли пространные рассуждения о моих чувствах к Вольфраму, которые у меня, конечно, есть, но я боюсь в них себе признаться и убеждаю себя, что их нет… и снова, автор был так убедителен, что я сам чуть не поверил. А потом случилось так, что Вольфрам попал в беду, вернее, оказался в плену у коварного Сарареги, который похитил его ради того, чтобы заманить меня в свой замок без свиты, и я, конечно, отправился его, в смысле Вольфрама, спасать, а Сара поставил условие, что отпустит Вольфрама, только если я отдамся ему, и я уже почти было согласился, поняв вдруг, что ради Вольфрама мне ничего не жалко… но тут Вольфу удалось чудом освободиться, и он вытащил меня прямо из лап Сары, и мы успешно вернулись в Шин-Макоку до того, как кто-то вообще заметил наше отсутствие…
–А ты бы?.. – вдруг спросил Вольфрам.
Я пожал плечами:
–Если бы от этого зависела твоя безопасность, то почему бы и нет? Правда, я сомневаюсь, что смог бы получить от этого хоть какое-то удовольствие. Вольфрам рассмеялся:
–Я всегда говорил, ты дурак, Юури! И на будущее: если какой-нибудь похотливый извращенец решит тебя шантажировать, не вздумай согласиться на его условия! Сразу после того, как я выпутаюсь, мало тебе не будет!.. – он закончил свою речь, а потом кивнул на рассказ и прибавил тихо: – А представляешь, я бы не успел?.. Подумать страшно! Он бы тебя… это же больно, и вообще… Он бы не был ласковым и…
Вольфрам вдруг осознал, насколько странные вещи говорит, и, покраснев, отвернулся.
–Прости, я не должен был этого… Читай дальше?.. И я стал читать дальше. Выяснилось, что вернувшись в Шин-Макоку, мы с Вольфрамом устроились в королевских покоях и решили, что раз уж мы пережили такое приключение, нам следует его отпраздновать.
–Я бы никогда такого не предложил, – добродушно фыркнул Вольфрам.
–А может, зря? – и мы снова смеялись.
Тем временем в рассказе мы успели достать бутылку и даже выпить половину, а потом нас немного развезло…
–А может и правда зря, – согласился Вольфрам. Но стало уже как-то не до смеха. Я понял, что краснею, читая «Юури наконец осмелел и позволил себе поцеловать Вольфрама. Губы у юного лорда были мягкие, как у девочки, и целовался он сладко и нежно, так, что голова кружилась, а внизу живота рождалось странное тепло…» Я поднял глаза от текста: Вольфрам тоже покраснел, как школьница.
–А они правда… мягкие? – спросил я очередную странную вещь.
Вольфрам посмотрел на меня, кажется собираясь что-то сказать, но так и не издал ни звука. Тогда я поднял руку и едва-едва коснулся его губ самыми кончиками пальцев, а он все смотрел на меня… а потом, стоило мне только опустить руку, он вдруг придвинулся ко мне и поцеловал. Стыдно, но я никогда ни с кем не целовался до этого. А Вольфрам… Автор, должно быть, знал, о чем пишет. Потому что у реального Вольфрама здесь и сейчас действительно были нежные и мягкие губы и целовался он так, что у меня голова кругом шла и действительно, внизу живота…
Он отстранился от меня и, будто извиняясь, сказал:
–Всегда было интересно, как это…
–И… и как?.. – спросил я, теряя голос.
Он едва заметно улыбнулся и ответил:
–Очень вкусно. Ну же, что там дальше?
И я стал читать дальше.
«… это тепло выливалось в желание немедленного обладания. Юури становилось трудно дышать, когда он представлял это прекрасное тонкое тело в своих руках, когда думал о том, как Вольфрам будет выстанывать его имя и умолять…»
Я попробовал представить. Дышать действительно стало непросто.
Вольфрам, наблюдавший за мной, снова улыбнулся.
–А ты бы хотел?
–Ч-что? – пролепетал я, совершенно теряя грань между реальностью и рассказом.
–Обладать, – процитировал Вольфрам и, улыбнувшись хитро, прибавил: – почувствовать «это прекрасное тонкое тело в своих руках»? – иллюстрируя свои слова, он провел руками по ночнушке, очерчивая под тонким шелком контуры фигуры.
Я сглотнул.
–Д-думаю, я бы не смог отказаться…
Вольфрам усмехнулся и велел:
–Читай дальше, Величество…
«… В кои-то веки Мао был решителен. И вот, ночнушка Вольфрама полетела в сторону, лужицей резвого шелка упала на пол. Впрочем, этого король даже не заметил – его взгляд был прикован к великолепному, изящному телу, стройному и завораживающе нежному. Он не находил сил отвести взгляд от тонкого росчерка ключиц и нежной кожи с двумя темными пятнышками сосков. Он едва коснулся одного из них пальцами и Вольфрам закусил губу. Нежный бугорок мгновенно затвердел, меняя размер и форму, и Юури, не удержавшись, прихватил сосок губами, получив в награду сладостный стон…»
–Юури… – позвал вдруг Вольфрам.
У меня зашумело в ушах.
–Да?
–А как думаешь… – он, кажется, смутился, хотя минуту назад был более чем уверен в себе. – Это действительно… действительно так приятно?
Я пожал плечами:
–Не знаю, я никогда не пробовал.
–А может… – начал Вольфрам отводя глаза.
–Может, – быстро согласился я и распустил завязки его ночнушки.
Шелковая ткань легко соскользнула с плеч. Вырез сполз совсем низко, и теперь я смотрел на два пятнышка темных сосков, и действительно не мог оторваться.
–Не разглядывай меня, – шепотом попросил Вольфрам. – Так стыдно…
Он отвернулся, будто боялся встретиться со мной глазами. Я осторожно задел пальцами сосок, непроизвольно, не полагаясь на текст – просто мне вдруг безумно, до дрожи захотелось это сделать. Вольфрам вздрогнул, и маленький бугорок действительно начал менять форму. Я наклонил голову и осторожно погладил его языком, а потом втянул в рот… стон. Такой восхитительно бесстыжий стон нежного юноши, которому нравится то, что я с ним делаю. И он не хочет, чтобы я останавливался.
–Юури!.. – на выдохе.
Да как же красиво это звучит! Как же мне хочется, чтобы он повторял мое имя… И он повторяет, повинуясь моим пальцам и языку, повторяет снова и снова…
Я отпускаю его, и он смотрит на меня беспокойно и взволнованно, а потом робко шепчет:
–Юури… этого мало, я… я хочу еще…
Я совершенно теряюсь перед этой просьбой. Конечно, я тоже хочу. Я хочу, чтобы сегодня Вольфрам получил все, что только пожелает, но... но как, вот в чем вопрос. Я оглядываюсь на спасительный текст.
Точно. Нужна смазка. Мы не можем найти ничего подходящего, пока Вольфрам не находит альтернативу:
–Слюна. Я сегодня где-то читал…
–Не вспоминай, – останавливаю я его, – настрой собьешь. Лучше ляг и ноги раздвинь. Шире.
–Юури… ты что, собираешься… там… языком? Нет, не вздумай! Это же… отвра-а-ах…
Я осторожно глажу языком колечко мышц, слегка проникая внутрь. Вольфрам всхлипывает и поскуливает, умоляя меня остановиться.
–Юури, хвтатит! Ах!.. так стыдно… нет… Сопротивляется он не долго. Я глажу его языком везде, а он постанывает в моих руках и просит еще. Вольфрам, который почти умоляет меня сделать с ним такое. Ну кто бы мог подумать, а?.. На самом деле, мне кажется, что если бы сейчас он попросил меня остановиться, я бы его просто изнасиловал, потому что… это невыносимо. Я не знаю, кто из нас хочет больше…
Я толкаюсь внутрь, стараясь соблюдать осторожность. Ему, разумеется, больно и, наверное, страшно, он просит меня быть нежнее, а я почти теряю контроль. Внутри у него горячо, и тесно, и так…
–Юури!.. Пожалуйста, нет! Не сразу… хмф… больно! Я стараюсь на потерять голову. Даю ему привыкнуть, и только потом разрешаю себе начать двигаться. Сначала совсем осторожно, пытаясь понять его тело, а потом все оказывается очень просто, на инстинктах. И через несколько секунд он стонет уже не от боли, а от удовольствия, и просит еще и…
…да как же хорошо, черт возьми!
И весь мир, все миры превращаются в яркие вспышки его голоса. И его тело как будто становится частью моего. И…
Я первым прихожу в себя. Мои руки в его сперме. А моя стекает по его ногам. Но это почему-то не противно, а даже наоборот, так естественно и правильно… а разве могло быть иначе?
Он лежит, прикрыв глаза, и часто дышит, а когда дыхание выравнивается, он смотрит на меня и улыбается:
–Это было здорово, Юури…
Я укладываюсь рядом с ним и обнимаю его, тоже улыбаясь:
–Да, мне тоже понравилось. Тебе не больно?
Он мотает головой:
–Немного, но это не страшно. Мне хорошо…
–Знаешь, Вольфрам… – я не смог сдержать хитрой усмешки. – Я думаю, что знаю, что нам надо сделать завтра…

Утром обитатели замка Клятвы На Крови наблюдали прекраснейшую по сути своей картину. Как раз в десять утра, когда все собрались на завтрак, а горничные как раз расставляли блюда на столах, дверь обеденной залы распахнулась, и Вольфрам фон Бильфельд прошествовал к столу. Из одежды на нем была только простыня.
Не испытывая абсолютно никакого дискомфорта по поводу происходящего, Вольфрам поднес ко рту сигарету, глубоко затянулся и, выдохнув дым, сообщил:
–Мы решили не принимать закон о цензуре, Гюнтер…
–Но у нас есть пара замечаний к авторам фанзина, – продолжил я, подходя к Вольфраму и кладя руку ему на плечо. На мне были так же вошедшие в историю пижамные штаны с мишкопчелами. – Во-первых, – я отобрал у Вольфрама сигарету и тоже затянулся, – Вольфрам никогда не говорит «изменщик», он говорит «изменник».
–А во-вторых, если кто-то еще попробует описать наше расставание и счастливую жизнь одного без другого, мы не поскупимся на смертную казнь, можете быть уверены!
–Ну и… спасибо, что ли… – усмехнулся я.
–Ага, – согласился Вольфрам. – Творческих успехов!
Окурок отправился в вазу с цветами, и мы удалились обратно в королевские покои.
У нас было еще много дел. В конце концов, надо было назначить дату свадьбы, ведь уж теперь-то я точно должен был жениться на Вольфраме.

P.S.: –Вольфра-ам… А ты… так, чисто по случайности… никак не причастен к этим фанзинам?..