хуево не то, что тебе уже тридцать, и тебя назвали жирным,а тебе опять захотелось спрятаться в шкаф и заплакать.
хуево не то, что ты был не согласен, но все молчали и ты промолчал,краснея щеками,стыдясь своего молчания.
хуево не то, что ты спасовал перед чьим-то мерзким борзым еблом, а потом всю ночь перебирал в уме варианты,как бы ты его победил.
за эти обиды ты отыграешься завтра,на прыщавом консультанте в Эльдорадо,размозжив его глупую головенку,о бетонные плиты своей осведомленности,житейской мудрости,непреложного знания.
хуево то, что больше всего на свете ты боишься быть уличенным в доброте и искренности.

Еще недавно,смотреть на небо,я не любила,мне было скучно.

Ну что там,в небе?

Дозорный- шершень

.Большая птица.

Седая туча.

Воздушный шарик,из детской лапки,сбежал,бесстыжий,и пляшет с ветром.

А ночью темной, большие звезды дрожат слезами.

И небо плачет.

Алмазным градом,в кромешном горе - роняет звезды за горизонты.

И туча плачет - дождем на землю.

И дремлет птица на влажной ветке.

Усталый шершень вернулся к матке - героем.

Шарик -плевочком красным.

Ко мне под ноги.

Упал.

Он небу - отдал всю душу.

Земле - останки.Обрывки плоти.

Смотрю на небо,теперь, иначе.

Смотрю с мольбою.Прошу быть нежным.

В бескрайнем небе - железный сокол.

Он мой любимый,

Мой Истребитель.

В рычащем сердце,его горячем 

Закручен болтик - с моей любовью.

Я плачу в небо, верни мне небо,его скорее, мы будем вместе.

Эх,влюбиться бы в моряка дальнего плавания.Молодого,чтоб глаза будто синькой капнули,кулачища как дыньки,что у тетки в огороде на грядке зреют.Зубы белые свои,чтоб все время скалил,улыбчивый,и лучики мелких морщинок от солнечного прищура.Любил бы карамельки дюшес,Рио Риту,серебрянные портсигары,горластых,но сговорчивых буфетчиц с чулками,перманентами и папиросками в малиновых ртах.И меня. 
Шагами своими смелыми,чуть зыбкими,качающимися от пребывания в море,подошел бы на набережной,в глаза бы взглянул: "Скучаешь, русалочка?" и тут же все бы уже стало решено,радостно и безнадежно.
И все те несколько дней летнего тягучего сиропа были бы нашими.От зябких мурашек росистого прозрачного утра,до обжигающей терпкости густых сладких ночей,цвета,только что сваренного черемухового повидла.
Нашего Пятидневного курортного романа,хватило бы на целое кино про любовь,такое где встретились и полюбили.Карусель закрутила -завертела: запел аккордеон,и все солнечные зайчики,сахарные комы ваты,маргаритки и фиалки,земляника и свежие пучки зелени,тающий пломбир,ситец в мелкий цветочек,отмытые до блеска дождем листья тополей,укромные уголки чужого сада,атласные ленточки,голубиные мелкие поцелуи,клятвы и обещания,свитые пальцы,жертвенные ночи,все закружится на этой же карусели,с нами влюбленными. И ты черствый,заворожишься этой прозрачностью чужой любви,историей безукоризненного счастья,досмотришь до конца,встанешь обыкновенно мрачный,как ни в чем ни бывало, а вечером будешь долго стоять у окна и смотреть в сумерки,и что что заноет в животе томлением.
И расстались бы не успев поссориться,разочароваться,наскучить.
На память осталось бы тонкое колечко с бирюзой,розовая раковина,фотокарточка с дикого пляжа,где он во всей красе улыбается обьективу и мне и стойкая неприязнь к подтаявшему пломбиру.

золотистая дрянь,белозубая блядь, остроухая сука.
без тебя - летаргический сон,нескончаемый обморок.
брежу,брызжу,дрожу,мироточу смолой,каменею в разлуке.
терпкий маковый сон.красный пух.лисий яд.ржаворыжее облако.

ждал тебя,верный пес ,истукан,часовой,время- черная ртуть
черпал мерил ковшами,глотками,слюнявое вязкое время.
с дном прогорклым болото.ел тину,студил обожженую грудь.
по следам твоим путанным,жадной стремительной тенью
я метался. незрячим скулящим голодным побитым щенком 
приползал подыхать в капли крови большой земляничной поляны 
в мускус мятой травы, в сладкий клевер поклоны,ничком
в подорожники горькие - кутая сердце,баюкая раны.

моя ляля, росянка,беглянка,бесёнок,лисёнок,малыш,
злой куклёныш с губительным жалом опасным, осиным,
перестану дышать для тебя,перегноем вмолчу в эту тишь.
прорасту тонким кустиком дикой горючей калины.
в каждой ягодке горькой,в калиновой крови - косточка в форме сердца.в каждой.проверьте.

Вместо эпиграфа: 
"Бабы с привкусом гречневой каши заставляют меня совершать лишние движения языком по их губам".(Бронтозавр лаваш щеколда крыша гусеницы лещ) 
Нуждающийся студент,измученный голодом,тоской по теплому пальто ,и назойливой галлюцинацией в образе горячего калача с маслицем,принял решение дарить изысканные удовольствия одиноким,но страстным дамам за небольшую плату. 
И так как собою был неказист,телом слаб, а мужским своим невелик и вял,орудовать решил своим слюнявым, вечно голодным ртом. 
Первая же клиентка так оглушительно пахла гречишным духом, селедками и солоноватым  творогом из волосатого своего,черного, слизистого треугольника, что студентика зашатало,зашумело в ушал,от голода, слабости,и он воткнувшись в её сьестное, ароматное всем своим существом,принялся есть его,жмурясь,вслипывая, чавкая. 
Дамочка стонала,елозила по софе своим огромным розовым задом, закатывала глаза. 
Нечеловеческий  пронзительный крик помешал было чаёвничать престарелой  квартирной хозяйке,да быстро стих. 
Старуха успокоившись, продолжила  перемалывать своими вставными челюстями тонкие косточки жареных в сметане карасиков. 
Пыхтящая как паровая машина,разгорячённая дама,не почуяв неладного,спохватилась лишь тогда,когда сладкая боль наслаждения переросла в невыносимую. 
Мутными глазами взглянула,приподняв голову, на то, как рвется,пожирается,разрывается на куски ее хорошенький  пухленький бугорок,брызжет кровью и ошметками курчавого мяска,и тут же лишилась чувств. 
Насытившийся  студентик отнял голову от сочного багрового месива, и если слышно урча, вытер,ладонью в чернильных пятнышках, рот. 
Встал,отвесил  глубокий галантный поклон,основательно выеденной мертвой дамочке, и тихим заикающимся голосом,словно оправдываясь за доставленные неудобства,прошептал ей: "Голод не тётка". 
И сияющий румянцем,тоненький и ловкий,поспешил домой учить латынь" 

сука лежит не шевелится третьи сутки.

глупые куры нахально  клюют её суп из её  алюминиевой миски.

вздрагивает,моргает, шевелит уши, если слышит какой - то  писк

это калитка скрипит.

это чей - то  заплакал ребёнок.

сука лежит. её острые  белые  зубы

прячутся в черной пасти заполненной горем.

горькой слюной.молчанием.сука не воет.

сука глаза закрывает , пытается вспомнить

сон  это или не сон, про комочки теплые,

что копошились,возились и пахли

жизнью,сеном,детьми,немножко пылью, редькой из крошечных ртов.

грели,жадно сосали сок

что застыл сейчас болью чугунной в её опустевшем брюхе.

и когда затихали,спали,наевшись,не было в мире счастливей суки.

сукины дети остыли в железном ведре, мертвым супом,в воде из колодца.

в этом ведре понесут по весне  перегной,ароматный опил, неугодную дикую зелень.

утром бездушный  хозяин  заботливо выплеснет мертвое сукино счастье  в овраг.

Однажды,некий некто так неистово вас вожделел,желал,хотел,совращал,жаждал,соблазнял,умолял отдаться.
Если вы не совсем урод, то наскребете с десяток таких историй.
Приврете разумеется,утаите гнусные подробности,замолчите стыдный финал.
Но все эти таксисты,черноглазые торговцы урюком,учителя физкультуры,перезрелые сестрицы ваших школьных товарищей,ужратые в говно бляди на танцплощадках,знаете ли,
детский сад,рассматривание писи соседки на сончасе,несмышленые онанирующие маленькие лапки, по сравнению с тем
что однажды перепало мне:
Мне 15.Я в плащике- сплошь сверкающие голубые пайетки и оторочка из белого пуха.Ножки ровненькие.Коленочки круглые.Каблучки высокие.
Загляденье, ледяная веточка,в голосе звон бубенчиков.
Я Снегурочка.Стихи читаю на детских утренниках, "Ёлках" в провинциальном кружке самодеятельности,к которой отношусь чуть брезгливо,но ответственно.
Красивой внученькой быть лестно,с дедкой Морозом песни пою, задорный танец маленьких утят пляшу, хороводы вожу,раздаю кульки.
А потом,где то в разгар новогодних каникул я той же нарядной Снегурочкой оказалась на большой скромно украшенной сцене,не хуже чем в главном ДК.
Я, единственная на этой площадке,барышня, читаю стихи:
"Снег сегодня белый белый,от него кругом светло,
Рукавички я надела,в зимней шубке мне тепло"
А в зрительном зале сидели и желали меня сто?двести?триста? мальчиков до 18,но не старше, которых не сосчитать,потому что бритые и в серых ватниках,будто братики,усталые тусклые стальные братики.
Адреналин,тестостерон,сбивающая с ног волна похоти,океан застоявшейся спермы, до звона в ушах,до обморока,поток неутоленного желания,дикая жажда,голод безумных,ярость,кипяток.
Новогодний утренник в колонии для несовершеннолетних преступников,отступников,оступившихся сыночков.
Если бы я споткнулась и упала со сцены, мне кажется,меня разорвали бы на клочки,растерзали, растащили на молекулы,за секунды,не осталось бы ничего,как в том фильме про Парфюмера. 
Никогда я больше не чувствовала себя таким сочным жирным желанным куском бабьего мяса,теплой пизды ,как в те полтора часа новогодней сказки.

Илларион Игнатьич решил всерьёз приударить за Софьей Александровной, и по такому случаю прополоскал рот одеколоном и сменил носки.
Софья Александровна в этот момент чихала рисовой пудрой, после очередной атаки на стайку испуганных веснушек.
И воодушевлённо заселяла их,совместную с Илларионом Игнатьевичем,несуществующую гостиную в несуществующем доме,камином с амурами,полосатым диваном,яблочной немецкой экономкой и двумя жеманными кенарами в клетке.
Вечерний воздух был густ и ароматен,как горячий шоколад по англицкому рецепту.
Ощущение усиливалось от ванильных вихрей,миниатюрных зефиров теплых булочных и сумеречных кондитерских.
Там краснощёкие пекари творили свои крендельки и багеты,эклеры и штрудели.
Илларион Игнатьич шел не торопясь,весьма довольный собой, поглядывая украдкой в витрины и приглаживая,пахнущей фиалковым мылом пятернёй, свою лысеющую, но ещё вздорную, макушку.
Софья Александровна вконец отчаялась, когда часики застыли стрелками на девяти.
"Не пришел!А так обещал!Такие надежды! Пальчики целовал!"
До этого она все надеялась,все поправляла брошь, и накрахмаленные салфетки на чайном столике и прислушивалась к шагам на улице.
От такого огорчения поискала было сердечных капель, да, видимо все вышли.
На столе, как франт,в коробке с вензелями, стоял штрудель,сливовый,хрусткий, из кондитерской Эйцнарха.
Софья Александровна равнодушно ковырнула его ложечкой, отправила кусочек в разочарованный ротик, и не успев добраться до тягучей сливовой начинки,всхлипнула, подавилась крошкой, и некоторое время спустя - скончалась, от удушья.
Её единственная прислуга,колченогая неряшливая Глаша,в это время окунала,похрипывая,в свои потные большие груди,усатую жадную чавкающую голову пьяненького извозчика.
Похохатывала,взвизгивала.
Пар от её тела ,душный,нечистый, как в прачечной,смешивался с его луковым запахом.
В этот вечер всем хотелось любви.
И в роковой этот  час, Илларион Игнатьич, ослабевщий от предвкушения тихого семейного счастья с дражайшей Софочкой,свернул в бордель.
Там хриплоголосая белокожая Мадлен,щупленькая и ловкая, поила его вином, ослепляла кружевами и острыми ключицами,ласкала,нежила,и наградила,ко всему прочему,застарелым сифилисом.
О чем Илларион Игнатьевич, так и не узнал,потому как,возвращаясь сырым тусклым утром домой, в похмельном своем,шатком отчаянии,был насмерть задавлен каретой усатого извозчика.

все любят жрать, спать и трахаться.

и никто не любит брать на себя ответственность.

«Что за времена настали. Эпоха немногословных решительных женщин и говорливых рефлексирующих мужчин»

Солнечной лужицей  масла плавиться каждое утро, в традиционной твоей, холостяцкой каше.

Не соглашаться и вторить.

Ссориться,спорить.

( жарко,температуры комнатной,холодно) и может  быть даже -

состариться вместе.

Как в сказке про "жили долго и счастливо, и умерли в один день".

Для этого  не обязательно  быть :

Принцем прекрасным  и хрупкой принцессой, которые шустро играют свадьбу , не спешась с  коня и не ослабив тугого корсета.

Не обязательно  Питером  Пеном и Венди, которые взявшись за руки летают, в эгоистичном любовном бреду, наплевав на забытую Тинкербелл фею.

Рыцарем смелым со шпагой и дамой прекрасной, что мнёт  в ожидании смерти  Последнего В Мире Дракона платок кружевной, и красиво страдает.

И даже в стихах набросала уже на салфетке ему некролог.

Дедом и Бабкой, что тешат себя напоследок, пытаясь продлить свою молодость и отложить на потом одинокую старость,Колобками, Бычками со смоляными бочками, Снегурками, Хрупкими яйцами Курочки Рябы.

Достаточно быть.Просто быть. Просто быть вместе.

Мягким надёжным  дном,выстилать все твое  -

душистое,острое,пряное,терпкое,взрывоопасное,злое,колючее.

Сдобным пушистым тестом ,

мне интереснее,

и гораздо важнее,

Чем несъедобной кремовой  розой венчать чей - то скучный  бисквитный  безвкусный корж.

Чем блестеть  золотыми бусинками на верхушке помпезного  торта ( хотел прикоснуться к прекрасному , сломал  к ебеням коренной и кусок отколол от резца)

Стоматолог икнул, улыбнулся.Довольный ,потер свои алчные руки.

Выбирая на рынке персик для своего возлюбленного, мы выберем самый пушистый и спелый из всех возможных.
Любя, мы не допускаем даже мысли,о том что возможно кормить своего любимого гнильем,уценкой,отбросами.
Мы отдаем лучшее.
И только в крайней нужде, вы-нуж-ден-но, будем делить плесневелую корку на двоих, по - честному.
Почему, в таком случае,мы считаем возможным,побыв лучезарными и ароматными для чужих, своим - родным и близким мы,не задумываясь, вываливаем все свое нутро,не всегда свежее, часто дурнопахнущее, ядовитое.
Мы эгоистично считаем что любимый должен и обязан принимать тебя любым, нефильтрованым, необработанным.
Что значит : "Я скуп.Я ленив.Любишь меня?Ковыряйся в жиже моих предрассудков и комплексов,будь самоотверженным фильтром и выуживай редкие крупинки золота, мне неважно, что ты не станешь богаче,что я отдам тебе в сто крат меньше, чем у меня есть"
Любя,желая отдавать лучшее, не ограничивайтесь персиками.