Где серое небо над парусом вьется,
Там звезды тускнеют в мареве туч,
Восходит над фьордом алое солнце,
Роняя на камни небесный свой луч.

И замерло все в скалистом колодце,
Не слышно в ветрах дыханье богов,
И пока не зайдет кровавое солнце -
Крепко спаяны звенья вечных оков.

Далеко за туманами, на острове Севарстёд
Жил да был кузнец-калека
С глазами синими, как самый чистый лёд,
С душою честного человека.

Заточен был он, словно раб,
И пуще хромоты неволя тяготила
Того, кому неведом страх,
Кого великим даром боги наградили.

Пока однажды, пугливая, несмелая,
Не приплыла на остров в ночь
С колечком сломанным Лебяжье-белая -
Нидуда конунга дочь.

Оковы пали, вдруг лишившись власти
Над тем, кто крепок духом был, -
Надежду возродили негаданное счастье
И пара самодельных крыл.

Коль спросят тебя, без смущений реки:
Те всех счастливей от века,
Кто любит друг друга всему вопреки -
Дочь конунга и кузнец-калека.

А стрелки слиплись на двенадцати, еще чуть-чуть до конечной. Время замерло, словно простреленный радикулитчик, а снег не знал и падал. Не кружился, не летал, просто падал. Зачем он падал, глупый? Уж лучше бы взлетал. Скучный снег. А может, он просто устал?
Тихо похрапывала в своем кресле кондукторша. Кроме меня в вагоне никого, а до конечной - совсем чуть-чуть осталось.Что она здесь делает, глупая? Разве быть кондукторшей - это хоть немножко счастье? Каждый день стук колес и тысячи лиц, которые не запоминаешь, и тысячи рук, которые суют тебе мелочь. Уж лучше милостыню просить у церквушки. Скучная кондукторша. А может, она просто устала?
Засыпает уже, наверное, и машинистка. Осталась последняя остановка, и трамвай замрет до утра, а потом все начнется сначала. Но машинистка вернется домой, укроет одеялом спящих детей, а завтра сварит борщ и постирает носки мужа, завтра не ее смена. Ну, если у нее есть муж и дети, конечно. Да и какая, собственно, разница? Каждый день так или иначе похож на предыдущий. Неужели она этого не понимает, глупая? Неужели не хочет вырваться из этой серости? Нет, она лишь продолжает варить свой борщ. Скучная машинистка. А может, она тоже устала?
Вот и конечная, выхожу из трамвая. И мне совсем не жаль прощаться с этими женщинами, я их больше никогда не увижу. Да и зачем? Они просто были кадром настоящего, а теперь уплыли в туманное прошлое, и рассыпались, разбились о скалистые берега. А кадры сотрутся, будто их и не было никогда, и все это - дефекты старой кинопленки.
Шагаю медленно, наслаждаясь хрустом снега под ногами, мне ведь некуда торопиться, и я так опоздала. А в дворике одинокая скамейка - бесформенная клякса на белом полотне. Сажусь, прямо на снег, не смахивая. А чего мне терять? Умереть от простуды, плавно и незаметно перешедшей в воспаление легких, - это не самая худшая смерть.
И тишина. Ночь, улица, фонарь. Все как у Блока, только аптеки не хватает. Да и зачем она мне? Все равно ведь тетенька-фармацевт не даст ничего от усталой истасканной души. И нету рядом никого, кто вылечил бы словами, своими мыслями. Рядом лишь фонарь и снег. Крупные белые хлопья падают уже не так часто, словно их запас на небесах иссяк, словно небеса выдохлись, устали. И фонарь светит тускло, отбрасывая смазанные тени. Интересно, фонари умеют уставать, сами собой, а не когда перегорит лампочка?
Во мне лампочка, видимо, перегорела. Кажется, дальше уже ничего не будет. Ничего, кроме этой тихой ночи и усталого снега. Просто я тоже слишком устала.

Написано год назад. Странно, однако. Сейчас мне намного лучше - даже по сравнению с днем вчерашним.

Лишь о том, что все пройдет, вспоминать не надо (с)

Это разве новогодняя песня? Сижу, а из соседней комнаты с телевизором тянется "всеее пройдееет", и поневоле думаешь не о конфетах и фейерверках, а о конце сущего и наших бренных жизнях. П-О-Ч-Е-М-У? Почему, как, кто и зачем вообще включил телевизор? Глупые шутки, надоевшие песни, и даже шоколадный торт меня не спасает. Я действительно не понимаю, что со мной. Неужели я совсем разучилась радоваться? Страшно как-то. Обидно и страшно.
И чтобы спастись от страха, я начала писать сказку. Пусть хотя бы в ней все будет хорошо, ведь если не в жизни, то где, как ни в сказке, исполняться мечтам?
Это лишь начало, и, боюсь, не успею дописать до полуночи. Вот оно - снова "боюсь".
Если бы только у меня были волшебные часы!

***

- Мам, а Дедушка Мороз меня точно услышит?
- Конечно, солнышко, он слышит всех деток. Ты поближе к окошку подойди и попроси его о том, чего хочешь больше всего на свете.
- Я хочу, чтобы папа вернулся.
Смотрит на меня огромными голубыми глазищами, а сердце будто тупым ножом кто-то режет.
- Оленька, милая, Дедушка Мороз не сможет вернуть нам папу.
- Но он же волшебник! Волшебник, правда?
Обнимаю ее, чтобы спрятать выступившие на глазах непрошеные слезы.
- Правда. И он дарит детям чудеса - подарки, веселье, смех...
- Тогда почему он не может подарить мне папу?
Тонкий голосок звенит обидой.
- Потому что, Оленька, есть Время - самое большое Чудо на земле, которое нельзя изменить. Ни один волшебник не сможет повернуть время вспять.
- Но часы ведь могут!
- Часы мы можем перевести, но само время останется прежним. Даже если бы...
- Мам!Я придумала!
Разжимает ручонки на шее, радостным комочком скатывается с кровати и подбегает к окну.
- Только ты не подслушивай, ладно?
Смотрит на меня так серьезно, что невольно начинаю улыбаться.
- Ладно. Я выйду, а ты меня потом позовешь? - кивает. - Только говори громче, чтобы старенький дедушка все хорошо расслышал.
Тихонько прикрываю дверь за собой и замираю на пороге, прислонившись плечом к дверному косяку. Слушаю. И с тоской понимаю: я сама бы отдала что угодно за такой подарок. Если бы только он существовал.
 

Зимой всегда тоскливо. Особенно от осознания собственных ошибок. Особенно под Новый год. Когда мир раскрашивается радугой мишуры и фонариков-светлячков, освещающих темный город, и отовсюду льется мелодия волшебства, тогда становится тоскливо вдвойне. Оттого, что Новый год я могла бы провести с тем, кого чувствует моя душа. Люди глупы, души - мудрее, они видят то, что не зрят глаза. Это необъяснимое чувство, когда хочется нежно обнять человека, с которым ты вовсе не знакома, человека, который снится по ночам, с которым достаточно встречаться взглядом раз в день вот уже как четыре месяца, и чувствовать, будто знаешь его тысячу зим. Вот почему я верю в другие жизни, в переселение душ, и пусть это глупо, я только так могу объяснить то, что душа стремится к нему, протягивает ручонки, словно неразумный и вместе с тем мудрый ребенок. Нужно было просто ее слушать.

Завтра поеду за подарками. Так и не верится почему-то, что Новый год уже через три дня. Не бывает такого и все тут. Ждешь целую вечность, а когда приходит - не веришь, потому что ждать-то уже надоело. Поэтому со временем люди и перестают верить в чудеса и сказки - детство проходит, и они устают. Или наоборот: детство проходит именно тогда, когда люди устают верить.

Иногда так хочется его догнать, а иногда вдруг понимаешь, что тебе уже все равно - вот что страшнее всего.

Но в сказки же необязательно верить, их можно просто любить всем сердцем - милые добрые сказки, как отголосок детства, ушедшего к кому-то другому.
Начала смотреть недавно "Once upon a time", сразу вспомнилось любимое "Десятое королевство", которое я не уставала пересматривать много раз. А Волк так вообще был воплощением идеального мужчины в моем детском умишке - так забавно вспомнить. А еще я посмотрела "Рождественскую историю". Милая сказка, вселяющая добрый дух Рождества в каждого своего зрителя. Тоска в душе притихла и стала чуточку светлее, даже теплее как-то, что ли, будто праздничная свечка.

И да, я поняла, что новый год придет ко мне под звуки скрипки. Случайное знакомство с творчеством Дэвида Гаррета определенно made my day. И последующие дни, кажется, тоже. Я просто влюбилась в эту волшебную музыку - нет, правда, это просто чарующе. То, что этот человек делает со скрипкой, - н е в е р о я т н о!

Неудивительно, что дата 19 декабря пропущена. Я вчера была ни на что не способна. Даже на то, чтобы сказать человеку "С Днем Рожденья!". И, возможно, именно эта фраза стала бы Началом, которого я жду без малого полгода. Но... Так сильно я в себе еще не разочаровывалась.

Полети сквозь туманы черным вороном,
Взмахом крыл рассекая муть небесную,
Да глядеть не забывай во все стороны,
Дабы в темень не попасть мракобесную.

Ты полети да над горами-исполинами,
Чьи вершины посребрились уж проседью,
Над серыми озерами и узкими долинами, -
Передай Отцу Небесному, что просим мы

О победе славной да над лютым ворогом,
О покое братьев, павших в битве с доблестью.
Пусть с Престола не глядит так строго Он,
Пусть решает судьбы наши да по совести.

В небесах пронесется колесо перуново,
Крутояры туч в молодецком сойдутся бою,
И пусть звонкий ливень намочит понёву -
Широко раскинув руки, на пригорке стою.

Гляну вниз - подо мною плещется море,
Море вешних лугов и зеленых полей.
Не страшны тебе, море, ни печаль и ни горе,
Ты роду людскому счастье, море, пролей.

Распахнув шире очи, я стою на порожке
Между морем небесным и твердью земной.
А на встречу ко мне по извилистой стёжке
Незнакомец спешит. Иль то суженый мой?

Когда экзамен по педагогике сдан, а за окнами снова мороз, есть время, чтобы включить свой Воображариум. Пусть ненадолго, до тех пор, пока в очередной раз не зазвонит телефон, или же пока я не вспомню о практической фонетике, - как повезет.
Кстати, о Воображариуме by Nightwish. Скачала лишь инструменталку, ибо, прослушав на сайте, пришла к выводу, что голос Аннет абсолютно лишний, а Марко на пластинке и без того немного, так что хуже не будет. Так вот, это - то бишь инстументал - было не просто лучше, это был выпад из реальности минут этак на семьдесят. А затем - второй круг. Не знаю насчет третьего, ему просто не суждено было свершиться. Но это было совершенно необыкновенно, местами безумно и невероятно вдохновляюще. Сидишь, утопаешь в музыке, как в липкой трясине, и чувствуешь себя Алисой из "Madness returns" - потрясающе!
И да, после "Taikatalvi" (переводится как "зимнее волшебство" - сказочно, правда?) мне страшно захотелось купить музыкальную шкатулку. Была у меня одна в детстве, зеркальная, с резным ключиком. Помню, даже чуть не плакала, когда она сломалась. Определенно, сделаю себе подарок на Рождество! Потому что что может быть сказочней музыкальной шкатулки?
Наверное, только расписные узоры на оконных стеклах, на которые так здорово смотреть, сидя под мягким пледом с чашкой чая, что пахнет малиной и еще чем-то не менее вкусным. И представлять, будто ты вовсе не в панельной пятиэтажке, а за каменными стенами Винтерфелла. Зима пришла.
Обязательно в перерывах между экзаменами нужно дочитать "Битву королей", вот что. И далее по списку, потому как ждать второго сезона еще долго. Но это если время будет.

Когда опустится последняя снежинка
И слезою пробежит по горячей щеке,
Ты протяни мне ладошку, Максимка,
И нежно погладь по замерзшей руке.

Ты протяни мне ладошку, Максимка.
Давай, как прежде, с тобой помолчим.
И пусть нас окутает туманная дымка,
Пусть от подъезда потерялись ключи.

Мы еще постоим, согревая ладошки, -
Белобровая окутала зимушка-зимка, -
До тех пор, пока не погаснут окошки,
Ты улыбайся мне, милый Максимка.

Я часто задумывалась над тем, что значит "книга правильная и неправильная" - разве может быть неправильным то, что тебе нравится? А нравится, прежде всего, то, что способно дать пусть крошечную, но Истину, заставить шевелиться что-то если не в голове, то в сердце - вот он, критерий "правильности", потому как "зашевелившееся" непременно должно нести в себе что-то доброе и созидательное.

Собственно, отрывок из написанной век назад рецензии:

"Пару слов о Марии Семеновой.
Может, конечно, дело исключительно во мне, но нет ни одной даже малой повести у нее, над которой бы я не плакала. Все потому что ее герои - внутренние. Они живые и настолько проникают тебе в душу,  что их действительно перестаешь воспринимать лишь как имена, написанные на бумаге. Такое с литературными персонажами у меня происходит очень редко, но вот в книгах Семеновой оно есть. Что Бёдвильд и Волюнд в "Хромом кузнеце" (именно они приходят мне на ум, если речь заходит о любви, а не пресловутые Ромео с Джульеттой; а уж чего самодельные крылья Волюнда стоят!), что Зимушка Желановна из "Валькирии", которая так долго ждала Своего Единственного, что чуть не ошиблась, но ведь разглядела, поняла; что веннский паренек-калека Коренга из романа по миру Волкодава "Там, где лес не растет", передвигающийся на лодочке-тележке, который должен отправиться на другой конец мира, чтобы избавить свой род от проклятия, - все они прочно оседают в памяти, их не забываешь тут же, отложив книгу. И даже когда переворачиваешь последнюю страницу, долго сидишь и думаешь. Думаешь о чем-то важном. О чести, о преданности, о любви. А еще есть некий мотив ожидания в нескольких произведениях Семеновой: та же "Валькирия" изначально называлась "Тот, кого я всегда жду", а как ждала Оленюшка Волкодава, которому отдала свою бусину! Это смешно, наверное, но в десятом классе, сидя на городской олимпиаде по литературе и понимая, что я очень смутно помню то, что было в обязательных темах сочинения (ну а как, скажите, писать на тему "Пейзажи в произведениях Тургенева" без цитат?), я решила взять тему свободную, которая звучала как "Книга, которую я запомню на всю жизнь". Или не так, но дословно я не помню. И да, я писала про "Волкодава". Потому что он дал мне какую-то Истину, что ли. Или много вселенски важных истин, которые все равно можно объединить в одну, да это и неважно. А еще у Семеновой замечательные стихотворения, одна "Песнь надежды" чего стоит. Многие из них "бОльные" (не больнЫе, нет), такие светло-грустные, да все почти, и я все их очень люблю. Собственно, слов-то я написала много, а все равно что ничего не сказала, и даже как-то обидно, что печатный текст не может передать всех эмоций."

Так вот, к чему я это? К тому, что на каникулах надо будет обязательно перечитать. И перечувствовать.

И вот вдруг я здесь.
Спустя виток Спирали длиною в четыре года. Похоже, я обвилась вокруг этой Лестницы Жизни, подобно змею Йормунганду, и укусила себя за хвост. Или дважды вошла в одну и ту же реку - вернулась на лиру. К себе. Для себя.
Перестала доверять бумаге или вовсе разучилась писать от руки, отдав пальму первенства привычным клавишам, - не знаю. Да и неважно все это, на самом-то деле. Важно почувствовать себя другой, какой-то… «обновленной», что ли. И пусть слово шероховатое, как изъеденная жуками кора, зато верное. Не представляю, почему именно сейчас, ведь зимой принято умирать и возрождаться весной, но раз уж так получилось, то... с Рождением! Или, правильнее сказать, Возрождением!