Гончарова Марианна, К_№10-2011, Кошки в Мире, Литературная страница
Кошка Скрябин
Марианна Гончарова – писатель, журналист, переводчик, педагог, автор полных юмора рассказов о людях и животных. В сентябре в издательстве «ЭКСМО» вышла её книга «Этюды для левой руки». Наш журнал начинает публикацию цикла рассказов писательницы «Кошка Скрябин».
Сегодня мы с мамой покупали в ветеринарной аптеке капли для маминого кота и для моей кошки. Для кота и кошки в одном лице — довольно бесстыжем, усатом, наглом и очень привлекательном лице в полоску. То есть морде. В полоску…
Девять месяцев назад я подарила родителям котёнка лесной дикой кошки. Продавец, принимая круглую сумму, перевернул котяшку пузиком вверх и, одобрительно кивая головой, с уважением сказал:
— Ко-о-от! Коти-ище! Ого! Будете ещё гордиться! Кошки в очереди друг друга затопчут.
Котёнок-красавец, в леопардовых пятнах, с тигриными полосками на морде, голове и хвосте, с намечающимися кисточками на ушках, с пушистым мягким пузом и корявыми тонкими лапами был беспомощным, нежным и застенчивым. Но моя мама своё дело знала чётко: в считанные дни она своей добротой, лаской и любовью его полностью растлила. Кот быстро осознал, как ему круто повезло, какое привалило ему счастье в виде этой приятной интеллигентной дамы, его хозяйки, и доброго седого дедушки, его хозяина, и стал лазить на стол, воровать всё, что плохо лежит, освоил все плоскости от пола до потолка (за что тут же получил прозвище Кот вертикального взлета), научился открывать холодильник, прятаться в шкафах и верещать оттуда, забираться в немыслимые углы под ванной, под мойкой в кухне, ночью играть, не давать спать хозяевам и лакать оливковое масло прямо со сковороды. Потом совершенно разошёлся и раскомандовался: орал, требовал, бушевал, кусался исподтишка и очень больно. Правда, был аккуратен, что касается гигиены, терпеливо сносил мытьё под душем и умилительно и бесконтрольно сладко спал на спине морской звездой.
Неделю назад я пришла к ним в гости и мама поставила вопрос, загнавший меня в тупик:
— А слушай, где у Скрябочки это… ну эти… ну такое, ну круглое, две… два…?
— Чего две у Скрябина, мама? Два?!
— Ну то, чем гордиться. Ну Фаберже! — выдохнула мама и смутилась.
— А-а-а... — догадалась я, — ну там… где-то… Ну так продавец же сказал — ого!
— Ну что ты! Какое «ого»? У других котов — я видела, тако-о-ое, таки-и-ие… эти… две... два…(надо знать мою интеллигентную маму, этот разговор ей очень трудно дался). А у нашего Скрябина как-то… ну… как-то… Ну нету никакого «ого»! Какая там гордость? Стыд один…
Я поймала кота и заглянула. С тех пор, как мы заглядывали туда с продавцом этого кота, который уверял, что эти… ну… два… две... они — налицо, верней, под хвостом, и — ого! С тех пор эти... ну… две… два… Они… растворились. Кот Скрябин, Скрябчук, Скряба, а по паспорту Скрябин Тигрисс Второй оказался кошкой.
— Мама, Скрябин — кошка.
— Не-ет!..
— Да.
— Кошка?! — побледнела мама. — Мой Скрябин — кошка? Он — она?!
Я помню, мама предупреждала, мама просила, что только не кошку, нет, кошку — нет и нет! Ни за что. Всё что угодно, но не кошку. Только не кошку! Только чтоб был кот. Кот! Ка О Тэ!
— У-у-у-ужас… — прошептала мама, — я этого не выдержу… Я же любила в нём кота…
Раз… Два… Пятнадцать… Тридцать… Я капала маме корвалол.
Так по моей милости в маленькой уютной квартире вместо любимого, единственного в мире кота вдруг появилась ненавистная кошка. Подлая коварная кошка, кусачая, вороватая. Кошка, которая игнорировала дорогущие когтеточки, испортила обои и погрызла подлокотники кресел. Кошка, которая в перспективе должна была принести гроздь котят, за которыми надо будет ухаживать и пристраивать их в хорошие руки.
— Н-не-е-ет! — мама заломила руки и разрыдалась. — Я любила в Скрябине котика, я прощала Скрябину всё. Всё то, что можно простить только котику, а кошке — никогда. Я не хочу кошку, верните мне моего котика… Верните мне Скрябина! Я не буду любить эту незнакомую кошку, я не могу её любить, хоть она и композитор!!!
А несчастный композитор, кстати, ещё за два дня до выяснения, видимо, что-то почувствовал и, предвидя развязку, понуро возлёг кучкой у входной двери, словно чего-то ждал. От этого мама плакала ещё горше:
— Он знает! Он знает, что я его не хочу… Её… Её-о-о-о-о-о!!! О-о-о-о!!! Ы-ы-ы-ы-ы-ы!!!
Я чувствовала себя виноватой. И решила забрать Скрябина к нам — у нас большой дом, у нас полно животных, ещё один — будет незаметно.
Словом, я забрала всё котовье приданое, его вещички, любимую игрушку — удочку с крабом, с которой Скряба не расставался (лась). Его (её) горшок, его (её) кормушечку и поилочку, его (её) щётки и шампунь и перевезла его (её) к нам.
В первый день он(а) сидел(а) под кроватью в спальне, страдал(а), не ел(а), не играл(а), не ходил(а), не вынюхивал(а). Мама в свою очередь ужасно страдала у себя дома. Вечером Скрябин вылезла из-под кровати, поела, умылась, повозилась с горшком, спустилась вниз, нашла в куче своего приданого в прихожей любимого краба и поволокла наверх вместе с удочкой. Потом улеглась в кресле на предусмотрительно расстеленной для неё белой подстилке и замурлыкала. Смирилась.
На следующий день мама позвонила и робко стала умолять о свидании. Она пришла к нам, гружённая сумками, как будто приехала к изголодавшемуся внуку в пионерский лагерь. В обеих сумках были гостинцы: куриная печёнка, одноразовые пакетики с разными консервированными кошачьими обедами, коробка с сухим кормом «Нутра», красная бархатная мышка, серая вельветовая мышка, фетровая птичка с розовыми перышками, шёлковая птичка с голубыми перышками, мышка в шарике, мячик с колокольцами внутри и три баночки натуральных сливок.
Скрябин возлежали рядом с компьютером и изволили дремать после ужина.
— Скрябин!!! Маленький мой! Котёночек мой! — вскричала мама, прижимая руки к груди. — Как же ты исхудал, мой Скрябочка, мой Тигрёночек!!!
Скрябин приоткрыла глаза, вопросительно посмотрела на маму, презрительно фыркнула и спряталась за компьютерный стол.
— Миленький мой, единственный, что же ты меня так плохо встречаешь? Ты на меня обиделся?! Ну, иди же ко мне, мой мальчик, мой котик… — молила мама, и строго мне: — Какую воду ты ему даешь? Свежую? С серебром?! Как часто ты его кормишь? Дробно? Четыре-пять раз?
— Мама, — сказала я ей осторожно, — раз ты так тоскуешь, может, ты заберёшь Скрябу назад?
— Кота — да.
— ???
— А кошку — нет…
Скрябин опять презрительно фыркнула из-под стола.
Мама, всхлипывая, ушла домой.
А сегодня мы покупали витамины в капельках. Для здоровой блестящей мерцающей шерстки. Я — своей кошке, мама — своему коту.
И коту и кошке в одном лице. То есть морде…
Читайте продолжение в следующем номере
Гончарова Марианна, К_№11-2011, Кошки в Мире, Литературная страница
Кошка Скрябин
Продолжение. Начало см. в №10-2011
Я им говорила, давайте её стерилизуем. Но мама… Она у меня правозащитница. Она говорит: а ты кошку спросила? А может, она хочет стать матерью?!
– А с котятами что будем делать?
Мама вздрогнула и сказала: ну подожди, ещё ведь не скоро, ещё не пришла пора. Будем решать проблемы по мере их поступления.
Пару дней назад утром на моем пороге стояла бледная испуганная мама: быстрей! побежали! Скрябин заболела! Спрашиваю, чем. Мама говорит, Скрябин сидит на своём корытце орлом по пятнадцать минут, отклячив хвостик. А взгляд у неё… И мама рукой показывает Скрябинин хвостик и лицом – какой у Скрябы взгляд: сосредоточенный, неподвижный и глаза круглые-круглые, как будто она проглотила палку твёрдой сырокопчёной колбасы целиком.
Ну, я же специалист. И мама мне доверяет. Я кричу: немедленно отменяй сухой корм! Немедленно! Это у неё МКБ. Это МКБ!!!
– Ииииии…. – ужаснулась мама; тень страшной МКБ пробежала по маминому прекрасному лицу, – что же делать, как же быть?..
Мы стали советоваться и – я же специалист – решили поить Скрябу медвежьими ушками и кукурузными рыльцами, и я побежала в аптеку, и мы заварили травки, и стали остужать, и вдруг услышали протяжный утробный вой.
Оказалось, это была не МКБ.
Это было другое. Это было «Пришла пора» и те проблемы, которые надо решать по мере поступления. Проблемы поступили.
«Пришла пора, она влюбилась», причём влюбилась по уши сразу во ВСЕХ и во ВСЁ. Она ласково приставала к дедушке, нагло преследовала маму; развратница пыталась «снять» на ночь голубя за окном; она робко и мечтательно заглядывала в глаза утюгу на гладильной доске, делала кокетливые намеки всем диванным подушкам, нагло и разнузданно донимала старое кресло и пыталась пристроиться под свёрнутый и сложенный в чехол английский плед. Время от времени она урчала и громко требовала: дайте не знаю что, но что-нибудь и побыстрей! Мама плакала и жалела Скрябин, а я помчалась к Фиме, к Сэру. Ну, к Серафиму – нашему ветеринару. Тот дал капли и велел капать. Обещал, что полегчает. Скрябин в отчаянии царапала себе лицо и рыдала:
– Вы звеееери, господа! – И добавляла из Пушкина и так страдающей от сочувствия маме: – Ах, няня-няня…
Кто-то посоветовал дать Скрябин сырого мяса. Мама, моя добрая мама, была готова догнать и завалить весь крупный рогатый скот Украины и Румынии, лишь бы Скрябин полегчало.
Принесли парную телятину. Скрябин даже не взглянула, даже не понюхала. Она повела глазами и сказала:
– Полноте! До того ли мне? – Сказала и куда-то пошла…
– Куда ты? – с тоской окликнула мама.
– Я к вам пишу… – завыло в соседней комнате…
Бедная моя мама! У неё много лет жила Карлиша, французская болонка, похожая на белую распатланную хризантему. И уже в преклонном возрасте, почти беззубая, Карлиша всё равно в определённое время вдруг становилась мечтательной, проявляла острый интерес к противоположному полу и тягала маму за поводок по городу в погоне за кобелями. И хотя ничего из этого не получалось, зато домой они приходили взбодрившиеся, подтянутые, с приятной усталостью в мышцах и в отличной спортивной форме. А вот наш кот Тяпа по фамилии Сьюткейс (то есть «чемодан» по-английски, он был британский кот)… Так вот, этот кот в обычные времена был так спокоен, невозмутим и неподвижен, что дети моих друзей принимали его за игрушку. Когда он засыпал (а засыпал он частенько на книжной полке у детей в комнате), он так расслаблялся, что валился с полки прямиком в аквариум. Но когда по радио вдруг объявляли март, Сьюткейса было не унять, он не гнушался приставать даже к небольшим собачкам и к старой почтенной ручной выдре, много лет живущей в реке рядом с нашим домом.
– Всё! Ищи кота! – приказала мама и крикнула мне вслед в лестничный проём, что даёт за Скрябин солидное приданое, только пусть предоставят кота из хорошей семьи.
Отдельная тема, как я (помните легендарную Хануму?) моталась по квартирам, сваталась, намекала, сводничала, сулила и блудливо играла бровями.
Короче, кто хотел нашу Скрябин, не подходил нам, а кого хотели мы, был красив, толст, мордаст, но совершенно бесполезен в нашем нелёгком деле – кастрирован.
Мы продолжали давать невесте капли, но бедняга Скрябин не переставала биться в истерике и вопить в окно юному воробью «вообрази, я тут одна…», ну, «и молча гибнуть я должна»
«Ничего себе молча…» – думал воробей.
Позавчера рано утром я прибежала к родителям и застала нарядную маму в шляпке с похотливой Скрябин на руках в прихожей.
– Вы куда? – поинтересовалась я у подозрительной пары.
– Мы сходим… тут недалеко… Нам надо… – забормотала мама
– Идём! Быстрей! Ыаааа!!! – выла Скрябин и скребла мамино плечо.
– Не поняла, куда это вы собрались?
– Тут недалеко… Мы туда и назад… – пряча глаза, ответила мама.
– Куда?!
– Ну, это… ну, на помойку, – смущённо призналась мама.
– Что?! – ужаснулась я.
– Ну там… там же большой выбор. Там – коты… А потом сразу дадим ей глистогонное и прокапаем противоблошиное, искупаем… А что делать? Мне её так жалко, так жалко…
Мама вышла за порог, но Скрябин испуганно дёрнулась и вернулась назад в квартиру. То ли она вдруг почувствовала бездну своего возможного падения, то ли… неужели?!. пора прошла?..
Сегодня Скрябин целый день спала и ела. Ела и спала.
Всё…
Марианна Гончарова – писатель, журналист, переводчик, педагог, автор полных юмора рассказов о людях и животных. Наш журнал продолжает публикацию цикла её рассказов «Кошка Скрябин».
В сентябре в издательстве «ЭКСМО» вышла книга писательницы Марианны Гончаровой «Этюды для левой руки»
