16 день месяца Полотна
Рунн, Шенбруннский сад

Девушка сидела на одной из скамеек, расположенных вдоль тенистой аллеи, и была, казалось, полностью поглощена чтением ветхого, но, несомненно, древнего и мудрого трактата. Даже с расстояния в десять шагов было видно, что страницы старого талмуда буквально испещрены тёмными пятнами - свидетельством того, что сие творение рукописной мысли уже длительное время пользовалось популярностью среди любознательных читателей. Перетянутая кожей обложка сильно обветшала и в одном месте была порвана, из переплёта то и дело сыпалась труха - видимо, благословления трудолюбивых монахов, создавших этот труд оказались бессильны против твердолобой упорности жуков-древоточцев и книжных червей.
Мельком бросив взгляд темных глаз на замершую над книгой Анриетту де Барна, Катажина неспешно прошествовала мимо неё по аллее и свернула на симпатичную лужайку неподалёку. Выбрав могучий раскидистый дуб, дававший много тени, она велела покорно следовавшей за ней служанке выложить на траву содержимое большой плетеной корзины, которую она взяла с собой - квадратный плед, всяческую снедь, обычную для маленького пикника. На дне корзины ждала своего часа книга, по толщине не уступающая той, что читала Анриетта.
Идея этой вылазки на природу, так неожиданно для окружающих пришедшая в голову Катажине, и еда, и книга, и место, где она остановилась, - всё это было не случайным. В планы юной ведьмы входило близкое знакомство с Анриеттой, и она старалась подготовиться к этому как можно тщательней.

Расправив легкое весеннее платье, Катажина медленно опустилась на плед, протянула руку и вытащила из корзины толстую рукопись, на поиск которой было затрачено немало драгоценного времени, а также несколько ушат отборной грязи, вылитой на недостаточно расторопного библиотекаря - в доме Клиша служил на редкость тупой кичливый дятел, не бельмеса не смыслящий в своём деле.
Но её страдания окупились - в руках Кася держала "Логику" Ристолеуса - богато оформленный трактат древнего философа, изданный и одобренный Церковью как, по словам некоторых богослужителей "наименее еретический по существующему вопросу". Почти все остальные книги, посвященные логическим теориям, были либо просто запрещены к изданию на территории Рунна, либо внесены в Алый реестр и сожжены. Вместе с авторами.
Небрежно проведя ладошкой по шероховатой поверхности переплёта, девушка решительно открыла книгу и уставилась на первую её страницу. Принадлежащее дяде Клишу издание славилось замысловатыми гравюрами, нечитаемым шрифтом и богатством отделки. Мерой поступью текли томительные часы и минуты ожидания. Внутренне Кася вся кипела и бушевала от жажды действия, но сторонний наблюдатель мог увидеть лишь красивую девушку, глубоко погрузившуюся в чтение. Изредка она отрывала свои прекрасные глаза от древних страниц, чтобы взять булочку или поправить выбившейся из плетеной из кос "корзинки" локон. Несколько парочек мирно прошествовали мимо неё раза два или три. Птицы трепетно щебетали. Солнце палило. Анриетта читала. Кася злилась.

Через несколько часов подобного ожидания проявление несвойственного колдунье долготерпения было вознаграждено - Анриетта изволила наконец оторваться от пожелтевших страниц, поднялась на ноги, огляделась вокруг себя и, как и рассчитывала Кася, медленно направилась в сторону в её сторону. Ведьма вся внутренне напряглась, будто ей предстояло совершить резкий прыжок, и, когда Анриетта проходила мимо неё, громко окликнула девушку:
- Номени Анриетта! - наградой ей послужил поворот головы - её заметили. - Не ожидала встретить вас здесь. Вы помните меня? Я Катажина Риди, мы недавно виделись в доме вашего батюшки.
Поколебавшись, гордая представительница древней фамилии всё же подошла к Катажине, успевшей подняться с земли. Анриетта также поздоровалась, но предложение присоединиться к трапезе отклонила и было уже собралась идти себе дальше, как Кася предприняла еще одну попытку:
- Что вы читаете?
- "Золотое зеркало", - пораженная бесцеремонностью провинциальной выскочки, Анриетта ответила почти сразу. Всё было в этом ответе - и очевидное превосходство девушки, и уверенность в том, что она, Анриетта, во много раз умнее и образованнее юной графини, и её презрение к тому, что она читает - наверняка, это какой-то модный любовный роман и ничего более.
- Серьезное произведение, - уважительно протянула Катажина, прекрасно понимая, какое впечатление производит, и, не без злорадства, готовясь его разрушить. - Я читала его недавно. А вот сейчас пытаюсь осилить "Логику" Растолеуса... Вернее, пытаюсь найти хоть крупицы логики в том, что оставили церковники в этом, некогда интересном труде. Нет, право слово, "Логические законы" Протора кажутся мне достойными большего внимания, чем эта книга. Жаль только, автор решил проводить свои изыскания на теологическом поле. Такое у нас карается сурово.
- Вы читали Протора? - в голосе надменной Анриетты впервые появился оттенок интереса. - Но она же был еретиком, а его законы официально запрещены! В нашей библиотеке нет его работ...
- Что значат людские запреты перед бессмертным знанием, дарованным нам гением, погибшим во славу его? Эта книга признанна бессмысленной и ложной, но вот вы, номени Анриетта, хотели бы ознакомиться с этой книгой? - лукаво склонив головку на бок, Катажина почти томно взглянула на, казалось, опешившую девушку. Та замерла на секунду и вдруг покачнулась, тихо вздохнула:
- Что тебе от меня надо?
- Что?
- Я спрашиваю - что тебе нужно? Ты же не просто так пришла в этот сад?
- С чего... ты взяла? Что ты можешь мне дать?
- Отвечай, - в голосе был еще более сильный холод. И Кася мысленно улыбнулась: рассердила ли она эту девчонку или заставила задуматься - уже было не так важно, хотя и имело смысл.
- Я не подумаю отвечать какой-то спятившей девице! Что происходит?!
- Не знаю, - пик прошел, глаза Анриетты чуть затуманились, голос ослаб. - Не знаю, я просто... чувствую. ТЫ здесь неспроста. Мы встретились не по воле случая.
"Чувствует? Читает меня!! Чувства, мысли? Ах, гадина..." - Кася изо всех сил старалась обуздать взбесившиеся эмоции.
- Думаю, я понимаю, о чем ты...
- Вряд ли. - Анриетта тоже сумела собраться и теперь заспешила прочь.
- Ты уж поверь, - бросила ей в спину Катажина. - Я знаю, о чем говорю, и, похоже, гораздо лучше, чем знаешь это ты.

Жила-была девочка Касенька. Зла никому не делала, знать ничего не знала и вообще на мировое господство не покушалась. Жила себе припеваюче, горя не знала. По полям бегала, цветочки собирала...
Оставим сию невинную идиотку в покое, потому что, если, может, у неё и была возможность привлечь в себе внимание высших сил да возвыситься и сделать "себя саму", как любят говорить американцы, то дура эта шанс свой упустила. А значит, нашего внимания (силы высшие, ауу!) не привлекла.

Поговорим лучше о графине Катажине Риди (звучит уже гордо), чьей первейшей задачей всегда было стремление добиться положения, которое ей суждено занимать по праву. В детстве, попав под дурное влияние мрачного сатаниста, девушка окончательно укрепилась во мнении, что её дом - на вершине горы, самое лучшее для неё окружение - слуги да рабы, а сама она - помесь Мадонны и Царицы Фей. А остальные должны молчать в тряпочку, слепо повиноваться её мудрым приказам и тихо радоваться, что их, презренных, не пустили на коврик для мышки или тапочки для слона. Ибо коробят они её царственное зрение своим уродливым видом.

Робкие комментарии госпожи авторши, ибо сама она, девушка адекватная и скромная:
То "право", о котором я говорю, вытекает из уникальности Касиных способностей. Того факта, что, как у Ищущей, в крови Каси намешаны гены всех Древних богов Рунна. И, если признавать, что у каждого из "больших" родов (ну, Нортми, Барна, Иберо) в предках числится хотя бы один бог, то Кася тогда - достойнейшая из достойных. Это ей втолковали еще в детстве (да она и сама дошла), этим и объясняется её высокомерие и лёгкий "клин" в шизофреническую область.

К сожалению, окружающие редко с радостью и должной благодарностью воспринимали подобное положение вещей, поэтому Катажине (особе, несомненно, умной и догадливой) вовремя пришла мысль о необходимости маскироваться под "дурочку" до тех пор, пока она не пробьет её час и она не станет хозяйкой положения. Сатанизм как способ достижения власти ничем не хуже других, так что девочка с легкостью вступила на темную дорожку и делает по ней первые, но вполне уже уверенные (а как же могло быть иначе, она же само совершенство!) шаги.
Первым шагом (сделанным совершенно неосознанно, по воле случая, но оттого считающимся ещё более "судьбоносным") было поступление в ученицы к Ашзеру. Потом она еще возблагодарит судьбуи уже намерянно посвятит себя выбранной стезе и, как мы видим, добилась результатов. Теперь она живет в столице, ищет печати и магов, но главное не это. Главное - это то, что ко всем найденным "братьям" (хотя, на практике больше - "сестрам":)) относится презрительно и свысока, отделяя себя от них жирной чертой. Они - инструменты и ее мало интересует. Но это в душе. А для виду - она может заботиться о них, помогать, переживать, очаровывать... Полный набор достаточно искренних аргументов - в её запасе.

Авторша тихо пищит, пока не прибили:
Для примера могу привети пост Эстебана Барна от 9 числа, где Кася получилась безумно элегантной и куртуазной. С виду она, может, и такая, но не позволяйте себя обмануть! Кстати, "не позволить" себе могут, пожалуй, только что Ашзер (знающий ее, как облупленную) да Рия (обладающая соответствующими талантиками). Остальные же вынуждены расрывать её подлую сущность при достаточно длительном общении. На этом я буду стоять долго.

Следующими шагами нашей героини станет обнаружение факта существования Триады, кучки могучих колдунов, и желание у них учиться. Будет это примерно так: проторчав некоторое время в доме Барна (она уже завела там много знакомств), она обратит внимание на немалое количество магиков на квадратный метр их особняка, а уж после того, как наткнется на "жалкого и забитого" Жоффа ("крутого боевого мага", по словам Вса) окончательно уверится в том, что дело нечисто. Понадеясь на удачу и собственную изворотливость, она устроит перед ним целое "представление" с упоминанием имени своего учителя и рисованием каких-нибудь жутких оккультных знаков. Жофф прижмет её к стенке, припугнет хорошенько, поразиться сметливости девчонки и предложит ей ученичество. Она, не будь ведьма, согласится. Лишние знания ещё никому не мешали. Всегда найдется цель, которой они могут послужить. С целью, слава богам, у неё проблем никогда не было.

Update от авторши:
Извиняюсь за слова "уверится" и "понадеясь". Понимаю, что, когда пишешь Касю, нужно использовать лишь слова, выражающие абсолютную уверенность, но у меня уже закончились синонимы. Считайте, что они там есть.

В процессе обучения (на воспитание её отдадут кардиналу Теодорусу) Катажине до печенок надоест собственный учитель и вся "Кучка" в целом. Ашзер, хоть и самонадеянный, как индюк, умел ценить качества девушки и более или менее щадить её представления о собственной особе. От членов Триады подобного ждать не приходится - они смотрят на неё снисходительно, хоть и хотят чему-то научить, но позиция вечной apprentice Катажину совсем не прельщает. Девушка вырастает "из собственной юбки" и рвется в пампасы. С кем-то ругается, с кем-то ссорится. Обучение длится около двух месяцев, и отнимает много времени и сил, отвлекает от поиска печатей. Во время правления Константина, воспользовавшись всеобщей сумятицей, агенты Триады (или кто-то из её членов) умудряются украсть предмет, по описанию очень похожий на одну из печатей. Предмет показывают Катажине на предмет опознания, но делают это неразумно - де мы и без Ищущей прекрасно обходимся. На это малолетняя ведьма с легким презрительным жестом замечает:
"Да никакая это не печать..."
И вполне убедительно доказывает, что "всякая бумажная рухлядь" навроде древних рукописей и в подметки не годится для обнаружения столь редких сокровищ. Можете ей утереться, мол. Я всё равно лучше.
Колдуны, кажется, верят. Горестно вздыхают: "Как это, мол, господа, мы с вами облажались." Ненужная более вещь вроде как уносится, а Теодорус, в гневе, досаде или другом любом чувстве на выбор, хватает её с подносика и случайно (руки, видимо, не из того места растут) отламывает кусочек.
Следующая встреча происходит на похоронах. Шучу.
Умирает он ночью, но оставшиеся просекают фишку чуть раньше и обращают гневные взоры на Катажину.

Авторша бормочет из-под стола, больно сцена страшная:
Как мы отмажемся не знаю, но обязательно отмажемся. В третьего триадца предлагаю возвести Ашзера (протекцию составить). Во-первых, Кася его до сих пор боится (что поделать - вбили). Во-вторых, нам нужен свой человек в Триаде!(с)
Кстати, в связи со всей данной котовасией, хочу упомянуть ещё два момента. Для начала мою, прозвучавшую оговоркой, фразу про "боится". Несмотря на самоуверенность (первый слой её психики) и прочие дела, глубоко в душе она безумно одинока и многого боится. Докопаться до этого - не уверена, что кому-то дано (ну, может человеку действительно любящему только), так что не считайте её совсем сдвинутой, она на самом деле - травмированный ребенок просто.
Вторая штука тут - жестокость и ненависть. Произрастает из страха и является своего рода защитным механизмом. Я вас не боюсь - я вас ненавижу. Ненависть - хорошее лекарство против боли. Её стиль - упреждать удар, даже если его и не последует. А вдруг? Если та же Рия издевается над служанками холодно и отстраненно, но Кася будет рвать и метать, и даже получит некое удовлетворение (не путать с удовольствием!) от причиняемых страданий.

Таким образом, я собираюсь хоть какими-то реальными делами подкрепить веру Катажины в себя. Самомнение от вышеупомянутых действий у неё не выростет, так как Вса мне обещает "что-то совершенно жуткое, унизительное и болезненное". А это совсем не то, чем самомнение надо поливать. Полагаю, это её несколько вылечит.
Данный пост касается только дел магических и не включает дел любовных, очень важных для стабилизирования личности этой егозы насовсем. Не включает - потому что ничего пока не обсуждалось, да и не ко времени пока, наверное. Любые события будут накладываться на данную канву."

UPD: Это видел Всадник.
UPD: Это видел Био. Было принято решение затаить на "неоценивших" нашей милости Триадцев зло и (позже) сбежать. В Скифию. На год как раз.
UPD: Это видел Блейз. Критиковал :)
UPD: Это видела Фиона.
UPD: Это видела Санни. Критиковала мряшно, но вроде сошлись во мнениях.
UPD: Проверила орфографию. Мне стыдно - это видело столько народу! :(
UPD: Это видела Мяука.

6 день месяца Полотна,
Рунн

Филипп стремительно выбежал из дома. С гулким хлопаньем за ним закрылась парадная дверь, словно не желая выпускать из-под опеки семейного особняка юного отпрыска. Но мальчика было не остановить. День, проведенный под непрестанным надзором матушки и кучи нянек мог свести с ума кого угодно, а уж Филиппа, при дворе привыкшего к тому, что к нему относятся, как к взрослому, - тем более.
Беспрестанное кудахтанье над его особой, жалобные причитания, глупейшие просьбы и обещания... Филиппа аж передергивало от осознания всего, что ему пришлось пережить за прошедшие сутки, пока он проводил законный выходной в родных пенатах. Старшие братья, с которыми он надеялся поговорить, были слишком заняты своими делами, отца он видел лишь мельком, так что большую часть времени он провел с матерью.
- Ах, мальчик перетрудился... Ох, как много ему приходится делать! - засунув руки в карманы новых штанов, паж брел по улицам Рунна и тихо пародировал все те глупости, которыми его осыпали весь день - Кто бы мог подумать, что он выйдет таким умным, правда, Гретхен? Какие у него глазки, какой носик.. Уси-пуси..

Вытерев свой замечательный носик рукавом курточки, Филипп перешел на другую сторону улицы, продолжая бормотать. Ноги несли его в неведомом направлении, а в своем сознании он доходчиво и убедительно втолковывал родной матери, как нужно обращаться с великими рыцарями современности. "Нас нельзя укладывать спать вместе с трехлетним Ришаром! И не надо пытать вытирать нам рот после обеда. Вы б ещё слюнявчик мне повязали, maman! И уж если мы случайно, повторяю - случайно, разбили банку с вареньем, прошу вас, не ставьте нас в угол, - на этом месте Филипп отвлекся и неприлично для рыцаря шмыгнул носом. Тот глухой, вязко-стеклянный звук разбитой банки вишневого ещё долго будет сниться ему в кошмарах. Варенья было жалко. - Лучше бы выпороли..." - маленький Барна был сегодня мрачен как никогда. Суровая реальность, всегда вносящая свои неумолимые коррективы в его планы, на этот раз превратила эту чёткую и несомненно правдивую речь в возмущенный вскрик: "Мне уже 12, мама!"

И вообще, жизнь мало радовала. В тот памятный день, когда за жалкий сверток с какой-то безделушкой, теперь Филипп понимал это со всей отчетливостью, было куплено его молчание, молчание рыцаря, обет не говорить о том, что именно он слышал от того несдержанного слуги о Её Величестве... В тот день блистательный рыцарь был куплен за жалкие сребренники. Филипп твердо решил, что не успокоится, пока не отдаст сверток его хозяину и получит возможность снова считать себя рыцарем и вернет себе честь и имя благородного номена.

Но найти Грегуара и его товарища ему не удалось. Не удалось даже разузнать, к свите которого из баронов они принадлежат. Дворец переживал набег толп номенов, после смерти Императора слетевшихся в столицу, подобно стае грифов, алчущих добычи и наживы. Каждый из них притащил с собой семейство и немалую свиту, так что количество людей, проживающих во дворце и его окрестностях, резко повысилось. Слуги сбились с ног, выполняя многочисленные прихоти скорбящих, да так, что, вопреки сложившемуся мнению, что у прислуги всегда хватает времени на любопытство, никто не смог вспомнить двух неприметных мужчин. Но Филипп не терял надежды. Тут главное - найти подход, какой-нибудь оригинальный способ освежить память людей. Мальчик напряженно думал..

Ноги сами вывели его за пределы Золотого города, и он не заметил, как, миновав узкую прослойку Служилого, очутился в ремесленной части Рунна. По сути, эта часть города представляла из себя множество маленьких рынков и рыночков, плавно перетекающих из одного в другой и бескрайним океаном разливающихся внутри высоких крепостных стен.
Здесь непрестанно чем-то торговали, так что мальчик решил воспользоваться предоставившейся оказией и непрестанно крутил головой в поисках чего-нибудь интересного. Его занесло на какую-то узенькую улочку, где собрались торговцы диковинками и необыкновенными чудесами. Филипп уже было решил поподробнее присмотреться к потрясающе красивым заморским раковинам, чтобы, возможно, купить одну такую для старшей сестры Жанны, как почувствовал, что кто-то дергает его за рукав.

- Номен, номен, я знаю, что вы ищете, - загадочно вращая маленькими глазками, перед Филиппом стоял паренек лет 8-9, грязный до невозможности и жутко лохматый. Он потянул Филиппа в сторону какой-то обшарпанной вида двери и продолжал шептать. - Номен, там, за этой дверью вам предскажут вашу судьбу, ваше будущее, вы сможете найти ответ на любой вопрос.
"На любой?, - пронеслось в голове. - Значит вот он - оригинальный подход!"
И он смело шагнул в мрачный провал двери.

Пройдя с десяток шагов по неосвещенному корридору, со всех сторон заставленному разной рухлядью, начиная громоздкими подсвечниками и заканчивая деревянным креслом-качалкой, ставшим прибежищем для нескольких поколений трудолюбивых пауков, паж Её Императорского Величества оказался в маленькой комнатке с низким потолком. Комнатушка была освещена лишь огарком свечи, вставленным в блестящий стеклянный шар, который, казалось, впитывал имеющиеся лепестки света, и испускал из себя таинственный полумрак, подозрительными клочьями свернувшийся в углах помещения.

- Сядь, мальчик мой, - произнес чей-то мягкий голос. Филипп вздрогнул и только сейчас заметил, что он в комнате не один. В дальнем углу боком к нему согнувшись стояла старушка, такая древняя, что она спокойно могла бы сойти за один из предметов мебелировки. Длинные серые лохмы свисали на её морщинистое лицо, цветастые лохмотья, которые она выдавала за одежду, были испещрены пятнами от пищи и воска. Она протянула скрученную артритом руку и указала на сундук, стоящий в другом конце комнаты. - Сядь.
Замерший было в углу, Филипп поспешил взгромоздиться на высоченный сундук и в нерешительности поболтал ногами.
- Молчи.
- Тебе не нужно ничего объяснять.
- Я знаю...
- ...зачем ты пришел.
- Знаю даже лучше...
- ...чем ты сам.
Старуха всё говорила и говорила, а мальчику казалось, что в комнате звучит несколько голосов, звучащих с разных сторон. бесконечно шепчущих ему, не давая вставить ни слова, завораживая, околдовывая своим шепотом, бесконечной сменой голосов, тембров, интонаций... Филипп с трудом боролся с так некстати начавшимися слипаться глазами. Зевнул.
- Старуха Гретта всегда знает, что нужно её клиентам.
"Это та самая ведьма! - пронеслось в голове мальчика. Она должна знать, где можно найти Грегуара!"
Он открыл рот, чтобы начать говорить, но не успел.
- Молчи, я сказала!
- Молчи...
- Молчи...
- ...и слушай.
- Меня не интересует то, что ты, как тебе кажется, хочешь у меня спросить. Я не занимаюсь пустяками.
- Гретта предсказывает судьбу, милый мальчик, и делает это лучше всех в этом городе, ты знал?
- А тебя ждет великая судьба...
- ...тебя полюбит прекрасная дева...
- ...ты станешь великим воином...
- ...тебя будут уважать и бояться!
- Ты легко достигнешь любых вершин, но...
- ...ничто не достаётся бесплатно!
Карга приблизила лицо к лицу Филиппа и больше не отрывала от него своих горящих глаз.
- У тебя есть некая вещь, мальчик...
- ...она досталась тебе не по праву, но...
- ...но может принести успех!
- Отдай мне эту вещь.
- И я подарю тебе могучий талисман, способный покорить сердце любой красавицы.
- Отдай мне эту вещь!
Голоса звучали все громче и громче, тени в комнате начали беспокойно шевелиться, а пламя от свечи вдруг взвилось чуть ли не до потолка. Филипп испуганно подался назад.
- Но... Вы не понимаете.. Я.. Должен вернуть...
- Отдай мне! Верни её мне!
На младшего Барна уставились необычайно расширенные зрачки, за которыми не было видно глаз ведьмы, что пугало еще больше, чем страшный голос, хриплыми завываниями промчавшийся по комнате, всколыхнувший занавески и взъерошивший волосы на голове юного пажа. Коротко вскрикнув от неожиданности, тот спрыгнул с места, кое-как увернулся от грязных рук, тянущихся к нему через стол, и стрелой вылетел из здания.

Услышав, как захлопнулась дверь за его спиной (уже второй раз за этот день, невольно подумалось ему), Филипп стремительно обернулся, чтобы перекреститься, избавився таким образом от порчи, которую могла навести на него ведьма. Сделав шаг назад, он не заметил, как наступил на что-то мягкое, резко подавшееся в сторону, быстро обернулся, чтобы извиниться. На него с ужасом смотрело маленькое существо, казалось бы перегнутое через самое себя. Разного размера глаза выпучились на миг то ли от боли, то ли от удивления. Неровную, болезненную кожу лица прикрывали свалявшиеся, маслянистые патлы, а губы кривились в странной гримасе...
- Изыди!! - храбро заорал Филипп и со всех ног припустил прочь из Ремесленного.

Говорят, это цитата из письма Блейзу, пролевающая свет на все те изменения, творящиеся у нас в период после-траура:

Ты знаешь как делаются государственные перевороты и ломается весь сюжет? Да запросто =) Нас с Мяукой-систером только к нему подпусти =) Прочитала пост Руиза, прониклась, мне нравится этот человек =)
Поговорила с Галеном про Костю, тоже прониклась. Долго думали с Мяу (минут 15 %)) и что-то нам по тихой грусти пришла идея несколько gоломать все задумки.

Несомненно Руиз, а значит и Аделина (они у меня как то комплектом значатся) уже впутаны в интриги хотя бы тем, что кардинал приютил Константина и знает, не может не понимать, кто это. Мы решили, что стоит Константина посадить на трон, до Лианны, самым первым. В совете Иберо, Динштайны и Торнхеймы выступят на его стороне, мальчик им подходит. Вопервых, товарищ сильно экклесиат, вовторых, Александрит (без смены династии, Империя не расколется) которым можно вполне удобно управлять. Санни говорила, что в принципе Руиз на стороне Южного лагеря, это значит, что в принципе Константин как наиболее законный товарищ будет спорить с Лианной, у которой тоже документы будут, он старше и мужчина, но УЖЕ монах, она младше, женщина, но ЕЩЕ НЕ монашка, на первый сет это два основных претендента, брат и сестра покойного монарха.
Асни и Диего в данном раскладе отдыхают :)

Для большей интриги предлагается ДО выборов Константина прятать, откармливать, приводить в порядок и внешне наиболее приблежать к Александровской внешности. Диего в свою очередь присягнет товарищу, предположительно самым первым, его к нему или Руиз или Дели приведут, и возможно до совета, пока НЕ будут объявлены официальные претенденты, усердно делать вид, что от Южного лагеря выдвигается его персона.
Поэтому все идет почти как по плану, Этьен и Флавио поддерживают Ли, Рой и Иберо Диего. Но на совете вместо Диего называют имя Константина, Фьеры и гильдии вынуждены согласиться хотя бы потому, что опять же Константин это стабильность, а Ли это Флавио и явно недовольство очень многих домов.

Соответственно Костю коронуют. Происходит как я думаю основное разруливание Ли-Страд-Анна, Евгений остается в столице, Рой остается в столице, происходит некое изменение правительственного кабинета. Как никак это победа Южного лагеря. Временное затишье, все успокаиваются.
Самое время для всякого рода романтик :) Кто нить ломает какую нить
печать.

Ессно Флавио не собираются просто так все это оставлять, ждет подходящего момента и дожидается. Торнхеймы несколько ссорятся с Иберо из-за брака с Фростами, Диего с одной стороны увлечен Радэ с другой
проблемами в семье. из столицы уезжает Рой. Евгению по словам Вса собираются помогать Барна, ну и Этьен в принципе на стороне Ли. Не знаю еще как, но Константина убивают, непонятно Флавио или Барна, но Ли освобождают дорогу (на этом этапе плана отсутствуют очень многие герои, не решено с тем же Никэ, где и что с ним будет, Мяу думает).

Снова траур, но думаю полный траур объявлен не будет, страна не может снова два месяца жить без императора, поэтому берется стандартные 7 дней до погребения, собирается срочный совет. Соответственно происходит некоторая перетасовка голосов, севера нет (после со Страдом Рой примет нейтралитет), нет многих представителей церкви, но сейчас по голосам выходит с большим отрывом Ли. Иберо требуют признать результаты недействительными и дождаться полного состава совета Думаю на данном этапе это даже поддержит Этьен. Флавио не согласны, Лианну коронуют через 14 дней, по прошествии 21 дня со смерти прошлого императора, раньше нельзя....

С этого момента все идет по накатаной ну или должно идти. Новый всплеск интриг, в игру вступает Алиса Иберо (можно аплодировать :)), народ причем практически весь помимо Барна и Флавио пытается сорвать или задержать Коронацию. Диего вызывает Страда на дуэль, его отравляют. Лианну коронуют. В столицу возвращается Рой. Иберо оставляют столицу.... Ожидается война. Перерыв в год.

Нехило, не правда ли? Надо бы заучить эо наизусть...

8 день месяца Полотна,
Рунн, Императорская оранжерея

Такие прекрасные. Каждый идеален, им хочется подражать, их хочется любить, ими хочется беспрестанно восхищаться. Говорят, краше нет на свете, они - воплощенная прелесть этого мира, Божественная благодать, снизошедшая до погрязших в серости и быту людей. Такие разные. Желтые, красные, синие, фиолетовые, оранжевые, розовые... Море цвета и оттенков, собранных в одном маленьком помещении, наполняющих его до самых краёв, живо разбавленное множеством солнечных зайчиков, задорно баламутящих пеструю поверхность этого чудного облака, грозящего выплеснуться за грани, за пределы и наполнить весь мир незабываемыми ощущениями и запахами. Такие живые... И не боящиеся жить и умирать. Как же нам, людям, не хватает иногда этого бесстрашия!

Агнесса стояла среди цветов в малом крыле Шенбруннской оранжерее и не могла поверить своим глазам. Недавно взошедшее солнце в очередной раз неповторимо изменило окружающий её мир, заставляя гадать, что из произошедшего с ней в недавнем прошлом было сном, выдумкой, а что случилось на самом деле. Как бы там ни было и что бы не случилось, это должно было быть дурным сном, кошмаром, вызванным дурной болезнью ума и сердца. И дело не в горечи переживаний и страшащих опасностях, а в том, что мир, созданный этим ранним солнышком, мир, который в данную минуту окружал Агнессу, настолько разился от всего, что было у неё в прошлом и что могло быть в будущем. Это был неожиданный поворот, стремительный рывок... Куда?.. Вверх, в небо? Несомненно.

Солнце скользило лучами по поверхности земли, оживляя своими ласковыми прикосновениями каждую травку, каждую пылинку, наполняя экзотически прекрасные цветы, за ночь превратившиеся в безжизненные и холодно прекрасные копии самих себя, в символы любви и жизни, радости и смеха. Эмоции переполняли Агни. Ей вдруг захотелось пробежаться босиком по нежной траве, подставить себя ласковым лучикам, начать кружиться по комнате, потерять голову, себя, раствориться в свете, в жизни, в счастье...

Нечасто выпадают такие минутки. Секунды. Мгновения неподдельного восторга окружающим бытием. Тогда и только тогда человек по-настоящему бывает счастлив. Не почему-то, а скорее вопреки. Вопреки всем проблемам, собственным и мировым, вопреки врагам, строящим козни и завистникам, стремящимся побольнее уколоть. Но не только это. Вопреки друзьям тоже. Вопреки радостям, успехам, победам. Вопреки тому, чего ты добился и что ты потерял. Мирозданию не важны сиюминутные достижения отдельного человека. Для него человек - ничто, мелкая песчинка, пылинка даже на бескрайних просторах пустыни времени. И когда ты можешь нечаянно прикоснуться к осознанию этого, остальные проблемы перестают волновать. Ведь всё, кроме единства с окружающим нас миром, - неважно.

Агни не смогла разобраться о чем именно она думала и что привело её к такому выводу. Очень странное чувство. Хотелось одновременно смеяться и плакать. Только она начинала задумываться над этим вопросом, как в голову приходило такое огромное количество мыслей, что она не могла от них отделаться и непременно начинала думать про самые разные вещи. Мысли с быстротой маленьких молний мелькали у нее в голове, собирались в рои, подобно пчелам, жили своей собственной жизнью, не мало не заботясь о переживаниях хозяйки. Сперва она вспоминала прошлое лето, проведенное в Анфра, а потом загадывала, куда поедет на следующее, и потом... Вспоминала любопытную цитату из книжки любимого алиерского мыслителя, думала о том, что хотела бы прочитать ещё, потом оказывалось, что на свете такое количество книг, которые непременно нужно прочитать и вообще - столько дел, которые нужно переделать, у неё никогда не хватит на это времени! "Не надо об этом думать, иначе я умру от усталости," - лениво подумала девушка, присев на плетеный стульчик в углу оранжереи, и расправила складки на нежно-голубом платье. Голова шла кругом, грудь полнилась чудесными ароматами, наводя на мысли о безумных оттенках и легчайших приправах. Агни устало улыбнулась растущему рядом кусту чертополоха и тихонько рассмеялась:
- Иначе я умру от усталости...

- Простите? Мне показалось, вы что-то сказали? - чистый молодой голос заставил Агнессу вернуться с Небес на грешную землю. Захваченная врасплох (замечтавшись, она пропустила появление незнакомой номени), она теперь чувствовала себя невообразимо глупо и это, видимо, против воли отразилось на её лице, потому что вторая девушка принялась извиняться за своё вторжение: - Ох, простите, я действительно не хотела вам помешать! Ранним утром здесь редко кто бывает, я не ожидала кого-то застать.. Как, впрочем, и вы, наверное... - Она мягко улыбнулась, отчего стала еще красивее.
- Нет-нет, как можно. Оранжерея всегда открыта для всех обитателей Шенбрунна. Меня зовут Агнесса де Анфра, - Агни вскочила на ноги, коря себя за оплошность. Она тоже улыбнулась, пытаясь придумать, как бы загладить то первое впечатление, несомненно уже сложившееся у незнакомки.
Та слегка изменилась в лице, но всё так же спокойно произнесла:
- Анна Флавио-Валевская. Мне очень приятно это знакомство, номени Агнесса, поверьте.

Вот теперь Агнесса смогла совладать с лицом. Cлишком сильно она ещё секунду назад хотела понравиться этой девушке. И слишком долго она училась сдерживать свою бурную реакцию на некоторые поступки и жесты, на некоторые слова... Любовь, жених... Дуэль... Фридрих... Эстерад Флавио.
Дружелюбное выражение ее лица нисколечки не изменилось, но в глазах сразу что-то потухло. Девушка не раз корила себя за ту невольную неприязнь, что рождалась ко всему, связанному с этими понятиями. Многое она могла преодолеть. Перестала завидовать чужому счастью, как то было в первые, после той судьбоносной дуэли, месяцы темного отчаяния. Она смирилась. Перестала нервно вздрагивать при имени Фридрих (кто бы мог подумать, что на свете так многим мальчикам при рождении было дано именно это светлое имя?).
Но она не смогла простить убийцу. Не смогла принять его в тот маленький мирок, что она сумела воссоздать после постигшей её катастрофы. Не могла позволить ему забрать у себя ещё и эту, последнюю надежду на какое-никакое счастье. И потому рьяно отвергала всё, с ним связанное.

Раньше это было просто, но сейчас... Этим утром Агнесса впервые задумалась о вещах, о которых раньше даже и помыслить было невозможно, но, в то же время, забыла подумать о главном. В её пронизанном светлым солнышком уме не было ни единой мысли, посвященной любимому, а ведь раньше она думала о нем каждый день, вспоминала его слова, его улыбку. А теперь вдруг осознала, что помнит до смешного мало.
"Должно быть, я слишком идеализировала его тогда... Смешная влюбленная девчонка понимала в этом мире чудовищно мало," - подумалось ей.

Решительно тряхнув головой, отгоняя непрошенные мечтания, Агнесса сосредоточилась на стоящей напротив неё девушке. Она что-то сказала только что... Ах да, мята и полынь... Мята и полынь - её любимый аромат. Именно это привело жену Эстерада Флавио в оранжерею сегодня утром. Агнессе пришлось вновь одернуть себя и что-то отвечать Анне, продолжая светскую беседу. Говорят, она безумно любит своего мужа. Мысленно Агни недоуменно усмехнулась - ведь она была далеко не единственной, кто желал флавийцу всяческих бед. Страд с детства славился своей неугомонностью и за 24 года жизни успел насолить немалому количеству народа. Тем выше был её интерес к этой странной девушке.

Анна Валевская была явно умна, красива, богата, любила музыку, танцы, редко пропускала императорские балы, устраивала свои собственные. О ней много говорили, и то, что слышала Агнесса, никак не подсказывало ей, как же Эстерад сумел очаровать такое создание.

- А я люблю запах роз. Такой насыщенный, он иногда просто сводит с ума, - Агнесса нашла глазами кост желтых роз и немедля встала к нему, лаская пальцами величественные цветки. Она уже решила, что постарается подружиться с этой девушкой, в конце концов, у них столько общего! Она же не виновата, что... Что...
"Благородный муж дожен уметь воспитывать себя, подобно малому дитя," - гласила древняя мудрость. И Агнесса наполнилась решимости побороть свой страх. Губы её растянулись в решительной улыбке:
- Номени Анна, прошу у вас совета по крайне важному вопросу, - изящный пальчик поднялся в интригующем жесте. - Меня давно уже волнует одна ужасно важная проблема - я хочу вот такое платье, - и она кивком головы указала на розу, и, отвечая на недоуменный взгляд собеседницы, продолжила, - Понимаете, эта роза... Она такая пышная, нежная, легкая, буквально воздушная! Вот и платье должно быть таким же. Я прямо вижу огромное количество слоев и складок, только шелк, никакого кружева, такое идеально гладкое сверху и распадающееся на множество лепестков книзу... Это будет такое платье! Я наконец-то смогу затмить Сандру, - Агни шутливо рассмеялась. - Но, к сожалению, я никак не могу подобрать цвет. Мне слишком нравится этот желтый цветок, как думаете, платье того же цвета подойдет мне? Или лучше всё же выбрать что-то другое?

Впечатленная эмоциональным объяснением и, наверное, грандиозным проектом будущего наряда, Анна ответила не сразу:
- Не мне судить, но, по-моему, номени больше пойдет насыщенный синий цвет. Он имеет свойство загадочно струиться, а также будет выгодно оттенять ваши глаза.
- Спасибо. Вы правы, это платье будет синим! Все просто будет поражены...
Анна понимающе кивнула:
- Я вас понимаю.. - улыбка и вздох, словно прячущий что-то внутри. - Девушки с большим удовольствием выбирают наряды, каждый раз надеятся, что это заметят, оценят... Как хорошо, что есть человек, ради которого так хочется быть самой красивой! - Только произнеся последнее слово, девушка поняла, что её слова могут причинить боль, и тут же её глаза приобрели жалостливое выражение. Или жалостное? Никто не смог бы разобрать.
Агнесса же, вроде и не заметив допущенной бестактности, продолжала щебетать:
- Вы не правы! Как же вы не правы! Косметика, платья, украшения... Все это нужно женщине в первую очередь ради нее самой! Мной неоднократно было подмечено, что правильно сделанная прическа как нельзя лучше приводит мысли в порядок, помогает сосредоточиться. Красивое платье, тугой корсет - распрямляет плечи, позволяет чувствовать себя достойной большего. Ваша красота позволяет вам в первую очередь уважать себя! Уважать как женщину. Мужчины, их взгяды, глупая лесть - все это побочно... Это только ещё больше стимулирует нас. Главная же цель - самоуважение. Понимание того, что ты можешь добиться всего, чего пожелаешь. Того же, что и мужчины.

Подобные "крамольные" речи были прерваны появлением еще двух фигур, желавших с утра пораньше посетить императорскую оранжерею. "Предполагалось, что я здесь в одиночестве буду читать книги," успела только подумать Агни, как её внимание было полностью поглощено невероятным шумом, издаваемым этой парочкой.

свадьба и всё, что я о ней думаю

и вообще - примерный план действий

Во-первых, решение старого Динштайна о необходимости завести наследника. Это прописывает Вса. А нужно ли? Литературный эффект. Неожиданность и все дела. Тогда можно было бы использовать. Обсудить.

Во-вторых, пост от Агнессы как таковой. Сцена: Динштайн и наш дражайший папочка. Входит Агнесса: "Вызывали?" и все дела... Про то, что она Дина побаивается, но уважает. Прописать отца и вообще всё его поведение! Побольше описаний, чтоб сомнений не возникало. Отношение Агнессы. Папа относится к этому спокойно. Может вообще сам предлагает её кандидатуру? Типа, всю жизнь готовили как воспроизводительницу наследников для Динштайнов. Побольше грязи, если описываю с точки зрения Агнессы. Она пока молчит. Камера на Альбрехта. Кста, вообще, в чем тайна такого к нему отношения? Модо орет, что он религиозный фанатик. Что-то я пока этого не видела. Он и Фридриха убил из тех же соображений:). Может "тайна имени"? Альбрехт звучит так... так... по-взрослому... Старческие седины и все дела. А между тем ему всего 48 лет... Ну, ладно, это лирика. Выглядит дядя, скажем так, потерянным и виноватым. Может вообще всё свалиить на нашего папаню и не мучаться? Слишком легко. Представляет, какого нам сейчас там стоять, но поделать сейчсас ничего не может. Война со Страдом отнимает много времени, да и вообще - ему всё равно с кем наследников делать, он чтит память первой жены. А девочку, нас то есть, ему все же жалко (приделаем ему "человеческое лицо", нам же с ним жить!). Партия Агнессы. Что разумнее - прямо сразу грохнуться в обморок, либо долго не верить, либо закатить грандиозный скандал? Не, скандалы - это по части Катажины. Грохаться в обморок не позволяет положение эмансипе. Мотать головой как корова - меня не прельщает. Может прислонитьяс куда (не к оконному стеклу - это уже пошлость), перевести дыхание... Или вздохнуть, тяжело так, набрав полную грудь воздуха... и вдруг в растерянности выдохнуть? Смотреть на них большими глазами. Отказаться. Быть задавленной громоздкими аргументами со стороны родича. Страд. Война. Большая политика. Про семью. Про страну. Спасти всех (на самом деле им посрать, но нас должно пронять). Во славу дома Динштайн! и все дела... Поднять голову: "А как же Фридрих?.." Растянуто и потеряно. Голос непременно слабый! Мож даже хриплый. Тут - Альбрехта должно дернуть, но он большой мальчик, он справится. Отец "подводит черту" (выражение не использовать!!) Позволим себе слёзы?

В-третьих, объяснение с Альбрехтом (как я его уже, почти по-домашнему:) ). Нужно ли вообще? Зависит от времени, наверное. Хватит - напишем, дурное дело нехитрое. Пытается успокоить Агни? Использовать давешние слова Всадника о Остарикке, вальсах и дворцах. Кста, а самому Динштайну это нравится? Да она и была там сто раз. Объяснение натыкается на глухую стену непонимания. Она уже согласна (а глаза-то красные!), но принимать его не хочет. В упор. Альбрехт представляется нам мягким и пушистым. Хоть и неуклюжим. Между прочим, если времен не будет, этой же цели добиться путём письма к Диего (к кому ж нам ещё податься? Эрмине или Сандре мы б плакались: "Ой, мамоньки...") Письмо датировать - серединой/первой половиной того самого десятимесячного перерыва. Мы ж будем там делать что-то вроде прологов? А-ля "герои провели зиму в Туссенте" (с) Мы тогда уже беременные и вообще рьяно роемся в библиотеке. Ищем положительные стороны в сложившейся ситуации, она ж оптимистка! Да и вообще - человек ко всему привыкает... Это было четыре.

Потом, нам нужна ссора со Страдом. Я её просто жаждю:) Встречаются они, значит в корридоре... Тут, кстати, возникает вопрос: а где действие-то происходит? Мы всё ещё в Рунне? Страд её тормозит - и вываливает все те неприличные предложения, которыми меня Модыч потчует с января. Про женское образование и все дела. Типа, дорогая моя, я и только я могу избавить вас от этого религиозного урода... На что мы ему: "Вы, и только вы - причина того, что мне приходится сейчас выходить замуж!!" На грани истерики, что он нас вообще достаёт? Страд так задумчиво: "Да-ааа, первый хоть посимпатичнее был, помоложе..." Интересно, у него хватит наглости на что-нибудь скабрезное? На этой почве, короче, и цапаемся. Пять.

И наконец, как венец всех прочих усилий - сама свадьба. Примерный пост есть, но его надо редактировать, править, снова редактировать, а потом ещё и к ситуации подгонять... Общее настроение - безнадега полнейшая, тьма беспросветная. Ввернуть мамочку (в начало, это ещё не написано). И последняя фраза - вроде как, не мытьем, так катаньем, но стала ты, Агнесся, герцогиней фон Динштайн. Горжусь тобой, доченька! Пункт шестой.

Занавес опускается.

4 день месяца Полотна,
Рунн, покои императрицы Эрмины

В чем основная проблема человеческой жизни?
Она идет своим чередом. Что бы не случилось. Засасывает в трясины своей рутинности и не даёт человеку вырваться на свободу и почувствовать вкус её настоящей. Никогда. Ни за какие таланты и заслуги. Взаимоотношения человека и жизни в точности похожи на осу, застрывшую в капле смолы. Вот жила-была маленькая букашка, точно знавшая, чего она хочет от своего непутевого существования, а через какие-то мгновения она уже предмет для мелкого торга на летней ярмарке в Бирло. "Уникальная, красивейшая вещица, господа, несомненно достойная вашего внимания!" Да, смакуйте, господа потомки, нам это сделать почему-то не удаётся...
Казалось бы, что могло бы круче изменить размеренный ток жизни Шенбруннского дворца, как не смерть его хозяина? Но ни тут-то было... Довольно скромный набор "развлечений", приличествущий Её императорскому Величеству и её свите, и без того одуряюще скучный, в эти траурные дни отдавал удушливым ароматом однообразных вечеров и пыльных традиций.

Битый час Агнесса де Анфра наряду с остальными фрейлинами сиднем сидела подле своей императрицы и и обсуждала крайне захватывающую проблему - какой именно из оттенков розового и фиолетового лучше подойдет для передания небывало красивого заката, буйным цветком разгорающегося в верхнем левом углу очередного гобелена. То и дело кто-то из молоденьких фрейлин "вдруг" вспоминал о трагической кончине императора. Слышались сдавленные крики, лились потоки горючих слез, причудливо закатывались густо намазанные глазки, отовсюду звучали просьбы принести наконец стакан воды или успокоительные капли. Юные номени гордились своей чувствительностью и сентиментальностью, а сердце Агнессы каждый раз болезненно сжималось от негодования.
Ни для кого было секретом, что вдовствующая императица имела мало причин горевать о безвременно почившем муже, а уж как её хорошая подруга, Агнесса с кристалльной ясостью воображала всю глубину той ненависти, что Александр вызывал в людях. Так что публичные проявления мировой скорби были совершенно неуместны в этой комнате. К тому же они были настолько пропитаны неискреностью и фальшью, что не могли не выводить Эрмину из себя. Все попытки Агни отвлечь императрицу от тягостных раздумий и мрачных перспектив пока оставались бесплодными, хотя она видела, что та благодарна ей за эти усилия.

В зал тихо вошел симпатичный паж в золоченной ливрее и торжественно объявил, что Виктуар Барна, старший наследник дома Барна, просит аудиенции у Её Императорского Величества. Агни от счастья была готова расцеловать всегда такого серьезного маркиза де Барна. Он, разумеется, тоже будет выражать соболезнования и разыгрывать невосполнимую утрату, но у Виктуара хотя бы есть на это причины - как-никак Александр был его родным кузеном. А потом, он наверняка пришел не только для этого. Главное отвлечь имератрицу от необходимости постоянно носиь маску скорби, а потом уж можно будет отослать всех и позволить Эрмини расслабиться и отдохнуть от этой суеты.

- Здраствуйте, Виктуар, - тепло поприветствовала юношу Эрмина.
- Приветствую Ваше Величество. Номени, - Виктуар галантно отвесил несколько поклонов в сторону присутствующих дам. - Да простит меня Каспиан, что прерываю ваше уединение в такой неподходящий момент, но я пришел по небольшому делу.
В комнату вошла совсем юная черноволосая девушка. Не произнеся не слова, она подошла к императрице и присела в глубоком реверансе.
- Это номени Катажина Риди, Ваше Величество, дочь знаменитого ауралонского скульптора, трагически скончавшегося в прошлом году. Девушка осталась сиротой, и я хотел бы просить Вас присмотреть за ней. Рунн полон соблазнов, и без должной опеки ей придется нелегко.

Барна хотел сказать ещё что-то, но тут дверь резко распахнулась и в комнате появилась Сандра де Ла Прад, ещё одна фрейлина императрицы. Немотря на то, что внешний вид блистательной красавицы как всегда был достоин всяческих похвал, сегодня она чем-то напоминала взъерошенную птицу, растерянную и слегка напуганную. Беспокойство и неуверенность, как терпеливые хищники, поджидающие в засаде свою жертву, притаились в глубине её позрачных глаз.
Обменявшись понимающими взглядами с Сандрой, Эрмина встала со резного кресла:
- Номени, прошу оставить меня одну. Виктуар, я позабочусь о вашей подопечной. Пусть она придет ко мне как-нибудь попозже... послезавтра, скажем? Мне было приятно вновь повидатья с вами, - властный голос не вызывал сомнений, что его обладательница хочет остаться одна. И побыстрее. - Агни, останься, прошу.

Последняя реплика застала Агнессу у же на выходе из зала и заставила её удивленно обернуться. Она догадывалась, о чём сейчас пойдет разговор, но её "теплые" отношения с Сандрой не давали той поводов откровенничать в присутствии светловолосой фрейлины. Императрица всегда стремилась помирить девушек, но ей и в голову не приходило давить на них. Обе они был одинаково преданны своей госпоже, а взаимной приязни все равно так не добьешься...
Сандра, видимо, была того же мнения.
- Эрмини, мне нужно поговориь с тобой. Наедине, - спокойно произнесла Сандра, особо выделив последнее слово.
- Сандра. Агнесса. - Императрица тяжело вздохнула.- Прошу вас прекратить эту глупую вражду. Вы нужны мне. Обе. Сил нет переживать еще и из-за ваших разногласий. К тому же причины для них... её не существует более... - она устало опустилась в кресло. - Рассказывай, Сандра, я догадываюсь, что новости не самые хорошие.

Рассказ не занял много времени, но получился довольно эмоциональным. Рыжеволосая девушка вышагивала перед слушателями время от времени останавливаясь, чтобы сопроводить свои слова еще и движениями рук, когда явно не находила подходящих выражений для обозначения своих чувств. Страха не осталось, оказавшись в спокойной и безопасной обстановке, её гораздо больше начали возмущать все те унижения, что ей пришлось пережить. Она совсем забыла о присутствии Агнессы. которая до сих пор не могла считаться её союзником, и просто раскрывала душу перед близкой подругой, рассчитывая найти поддержку и сочувствие.
Когда она завершила рассказ, императрица поднялась и успокаивающим жестом положила руку на плечо фрейлины:
- Мы просто обязаны остановить... это! Я, да и вы все, страшно устала от нескончаемого потока мерзостей, что льются на наши головы. Терпеть более невозможно!
В ответ Сандра пробурчала что-то нечленораздельное, и Агнесса поспешила перехватить нить беседы:
- Я прошу вас обеих успокоиться. Придворные лекари утверждают, что сильные переживания безвозвратно ухудшают здоровье, и как раз в этом я склонна с нимим согласиться. Так что давайте попробуем найти корень нашей проблемы. - уверенными движениями фрейлина начала разливать вино по хрустальным бокалам, стоящим тут же на столике. Перехватив почти испуганный взгляд Сандры, Агнесса вполголоса заметила: "Не волнуйтесь, оно разбавленное."
- Итак, перед нами стоит два основных вопроса. Во-первых, кто выливает на нас ушата подобной грязи, ибо, не знаю, заметили ли вы, но с каждым днем сплетни, расползающиеся по дворцу становятся все грязнее, а главное - удивительно подходят ко всему сказанному номени Сандрой. Вопрос второй: зачем ему это надо?
- Ну, с первым, пожалуй, проблем не будет. Слишком многим сейчас мешает Эрмина, - вставила своё слово рыжеволосая фрейлина.
- Да и с вторым мы разберемся с легкостью, - улыбнулась ей в ответ императрица. - Стравить крупнейшие семейства империи, на который сейчас буквально держится все государство... Насолить и тем, и тем, да ещё и остаться в выигрыше.
- Мы ещё посмотрим, кто выиграет эту партию. Противник определен, давайте теперь искать союзников?
- Я надеюсь, что двоих я уже нашла, - многозначительные взгляды, которыми императрица одарила обеих фрейлин, не оставляли сомнений, кого она имела в виду.
- Разумеется, Ваше Величество. Вы всегда можете рассчитывать на меня... То же относится к номени Сандре. Я хотела бы попросить прощения за то, что в своё время... не проявила понимания и не поверила, хотя имела к тому все основания. Я действительно сожалею.
Сандра де Ла Прад одарила Агнессу долгим взгядом зеленых глаз и вдруг присела в официальном поклоне:
- Я присоединяюсь ко всему вышесказанному. Мир заключен, и теперь предлагаю перейти к решительным действиям.
Задумавшись на секунду, Агни вдруг улыбнулась и мечтательно произнесла:
- Ваше Величество, а как давно ли вы исповедовались? Я вот подумала, не стоит ли сегодня испросить личной аудиенции кардинала? - И, в ответ на ошарашенные взгяды подруг, добавила. - А я тоже найду, кому исповедоваться...

5 день месяца Полотна,
Шернбруннский дворец, приёмная герцога Нортми

Глубокий вздох. Последний шаг остался до массивной дубовой двери, ведущей в приёмную Этьена де Нортми. Последняя возможность поправить прическу, привести мысли в порядок, унять бешено колотящееся сердце. Фигура Черного герцога всегда заставляла Агнессу нервничать. Неудивительно, ведь в империи его боялись люди от мала до велика. С равным успехом им пугали как малых детей, так и вполне уже взрослых мятежников во всех концах государства. Он верой и правдой служил своей стране и, казалось, служил всегда. Но больно уж неприглядным был список "побед" его ведомства. Уж больно пугающим арсеналом инструментов владел этот могущественный человек. Слишком много людей зависели от его решений и слишком страшной сила была сконцентрирована в его руках. До дрожи пугающей была мысль о том, что, благодаря своей должности, он имел возможность знать всё и обо всех.
Нет, неправильные мысли крутятся сейчас в её голове! Уж кого-кого, а Этьена де Нортми никогда нельзя было обвинить в потворстве преступлениям. Если б он знал всё, он не допустил бы такого развития событий. И ей бы не пришлось сейчас делать то, чего делать совершенно не хотелось.
Она сделала шаг и решительно толкнула дверь.

Приёмная не представляла собой ничего необычного. Обставленное в строгом официальном стиле, в чем-то даже красивое, но мрачноватое помещение. Никакой излишней роскоши, вообще никаких излишеств. Герцог де Нортми славился аскетизмом, видимо, надеясь заразить этим чувством своих подчиненных. Сбоку от Агнессы за широким столом сидел всегда вежливый Бром ван Хоос, секретарь главы Службы Безопасности. Слева располагался ряд кресел для посетителей. Даже очень важные особы частенько были вынуждены ждать герцога, устроившись в этих креслах. Сама обстановка комнаты имела своей целью показать, что перед хозяином этого кабинета равны все, а он отчитывается только своему императору.
- Номени Агнеса чего-то желает?
- Здраствуйте, господин ван Хоос, я хотела бы видеть герцога де Нортми. Дело важное, но я, конечно же, готова подождать, - бесшумно опустившись в одно из кресел, девушка проводила взглядом секретаря, скрывшегося за дверью, ведущей в кабинет герцога. Он тоже был своего рода легендой, этот ван Хоос. После каждого его возвращения из Коннтланта, где жили его жена с тремя дочерьми, придворные сплетники с распахнутыми от восхищения и ужаса глазами пересказывали выдуманные подробности его невиданных приключений. Спустя некоторое время эти небылицы обрастали такими подробностями, что поверить в них мог разве что очень впечатлительный младенец, но люди все равно верили. Ведь речь шла о СИБе.

Ждать, как ни странно, пришлось совсем не долго. Всё тот же ван Хоос гостеприимно распахнул перед девушкой дверь. Храбро вскинув голову, Агнесса сделала последний шаг.
"В логово зверя", - почему-то подумалось ей.

- Приветствую вас, номени Агнесса, присаживайтесь, что привело вас ко мне? Простите, но у меня не так уж много времени, так что все эти светские любезности оставим на более спокойные времена, хорошо? Вы что-то хотели рассказать мне? Это, разумеется, должно быть связано со смертью нашего императора, я прав?
- Да, вы правы, Ваша Светлость. Как всегда, - девушка решила, что немного лести как раз заменит нехватку тех самых "любезностей" в предстоящем разговоре. - Я не знаю, кто совершил это страшное преступление и не моё дело искать виновных. Я вряд ли смогу сказать вам что-то новое, но всё-таки попытаюсь обратить внимание Вашего Сиятельства на некоторые истины. Бессмысленно обвинять в одном единственном преступлении такое большое количество людей. Виноваты все - значит не виноват никто, не правда ли? Слишком много разных сил перемешано в этом деле. Два параллельных следствия мешают друг другу, и это видно даже мне, стороннему наблюдателю. СИБ и церковь никогда не договорятся, это тоже очевидно. Но так же очевидно, что пока вы строите друг другу козни, кто-то третий сможет воспользоваться этими противоречиями, воспользоваться с выгодой для себя, а не для Империи. Подумайте об этом! Уже сейчас некоторые особо ретивые служители церкви задаются вопросом: кто именно подготовил покушение на Александра? Они не верят, что Ваш сын действовал самостоятельно и добиваются от него ответов на вопросы, которых он не может знать. Это тупик, так не пора ли прекратить взаимные нападки? Я не предлагаю Вам смириться, но вы можете заключить временное перемирие. И объединиться для решения общих проблем.

Как только Агнесса упомянула Николу, Этьен внутренне напрягся и не сводил с девушки тяжелого взгляда. После минутной паузы, образовавшейся, когда она закончила свою пылкую речь, последовал всего один вопрос:
- Вас прислала Эрмина?
- Ваше Сиятельство, если вы считаете, что... Если Вы поверили тем порочным слухам, что циркулируют по двору, то Вы ошибаетесь. Ошибаетесь в первую очередь в Вашем сыне, который никогда бы не предал своего отца. И ошибаетесь в нашей императрице. Путаете её с кем-то другим, быть может...

Не спуская с девушки глаз, Этьен произнес уже совсем другим голосом:
- Хорошо. Я приму к сведению ваши слова. И передайте нашей императрице, что я благодарен ей за высочайшее внимание.
Агнесса склонилась в реверансе, развернулась и тут герцог задал еще один вопрос:
- Агнесса, а зачем вам это было нужно?
- Я не в чем не виновна перед законом. А кто-то же должен был это сказать. Не думайте, что вы единственный, кто заботиться о благе Империи.

[b]4 день месяца Полотна,
Рунн, Шернбруннский дворец

[i]Служить опорой и защитой - вот основная обязанность любого рыцаря. Это же его основная привилегия. Быть нужным, а главное - значть, что ты нужен. Знать, что тебя ждут и помнят. Дом, родные, любимые... любимая. Возвращаться не просто в неприступный замок, а возвращаться к людям, к прекрасной женщине, которая наверняка любит и помнит. И ждёт.

Это ли не величайшее счастье для рыцаря? Да и для любого смертного, пожалуй... Но, в то время как несметным тысячам подобная радость даруется Высшими силами совершенно бескорыстно, мужественные паладины вынуждены подтверждать своё право на подобное благоволение Небес в тяжким боях и удивительных подвигах. Рыцари никогда не жаловались. Они давали священную клятву и знали, что награда, положенная в конце их славного пути, окупит любые страдания и лишения. И чем страшнее и ужаснее враги, противостоящие воину, тем прекраснее будет его Принцесса и тем сильнее будет её любовь. Оно того стоило.

Но Филиппу всё равно было обидно.
В сложившейся ситуации, когда смерть императора Александра перевернула верх дном жизнь всякого обитателя Шернбруннского дворца, храбрый и решительный герой мог с лёгкостью найти случай продемонстрировать свою любовь и преданность. Но двенадцатилетний Барна никак не мог найти тот самый подвиг, что показал бы его достоинства в самом правильном свете. Громкими расследованиями и защитой драгоценной особы от неведомых опасностей занимались другие люди, а ему оставалось лишь присутствовать на всех официальных встречах да дежурить у покоев Её Величества раз в неделю.
Хотя... Кто-то же должен был этим заниматься?

Занятый составлением грандиозных планов освобождения императрицы из лап безжалостных чудовищ, Филипп мало обращал на окружающую его действительноть до тех пор, пока спор двух дворян из свиты какого-то провинциального барона перешел на повышенные тона.

- Да говорю тебе, это она! Карга Гретта с Мышиной улицы, наворожила господину и совершенно точно указала на эту мегеру. Спуталась с Темным Сеятелем, продала ему свою грязную душу, и взамен он проклял нашего императора! - говоривший в подтверждение своих слов активно размахивал руками и зловеще шевелил бровями, надеясь, видимо, такими аргументами убедить своего старшего товарища. Филиппу даже не пришлось ускорить шаг, чтобы быть в курсе беседы (что с точки зрения рыцарской морали, несомненно, было бы сомнительным шагом), и он незаметно прислушивался к словоизлияниям молодого человека. Раскрыть тайну убийства мужа возлюбленной - чем не подвиг, достойный рыцаря?

- Не знаю, Грегуар, она как-то не похожа на злобную ведьму... - второй собеседник был настроен скептически. - Многие говорят, что по сравнению со своим мужем молодая императрица - натоящий ангел.

"Да о чем это они? - стрелой пронеслось в голове мальчика. - Они же не могут это серьезно..."

- Это сделала Эрмина, мамой клянусь!

Филипп сам не помнил, как очутился перед говорившим, яростно размахивая кулаками:
- Да как вы смеете... Да вас за это... Как у вас только язык повернулся!..
- Что?!
- Я... Я... Моё имя Филипп Барна, я придворный паж Её Величества Императрицы Эрмины. Вы бесчесный... Вы подлец... - от избытка чувств Филипп сбился.
- Не лезь не в своё дело, недоросток! - разозленный мужчина размахнулся, чтобы отвесить юному наглецу увесистую затрещину, но его руку ловко перехватил старший мужчина, силой оттеснив своего товарища от императорского пажа.
- Не смей, Грег! - прикрикнул он, проявляя невиданную прозорливость. - Филипп, вы же милый мальчик, не обращайте внимания на моего вспыльчивого друга, он же пьян, это же очевидно. Слышите, какую чушь несет? Да что вы... Не слушайте его, пожалуйста! И не надо повторять подобную чушь вашей госпоже или вашим братьям. Вот это вам, - он впихнул в руки застывшего от удивления Филиппа какой-то сверток, - я надеюсь, мы договорились? Мы пойдем, хорошо? - последние слова он произносил, пятясь в противоположную от Филиппа сторону. Силком таща за собой изрядно опешившего Грегуара, он торопливо шипел ему на ухо: "На каторгу захотел? Говорить такое Барна, да еще и слуге Её Величества! Где твои мозги?"

"Я хочу вызвать вас на дуэль, - в пустом коридоре тихо прозвучал голос Рыцаря В Сверкающих Доспехах, - Я хочу..."

3 число месяца Полотна

Доехав до известного во всем Рунне особняка семейства Барна, Катажина глубоко вздохнула и вышла из кареты. В знак глубокого траура на девушке было надето черное кружевное платье с глубоким вырезом. Кася не могла позволить себе много украшений - ониксовые сережки в ушах, два золотых колечка на левой руке, ониксовый же браслетик на правой... Всё же от некоторых привычек довольно сложно избавится:).
Гордо выпрямленная спина. Скорбные тени под глазами, опущенные уголки рта. Поразительно, какого эффетка можно добиться с помощью косметики! Но главное - взгляд. Взгляд, полный опустошенности и горечи утраты. Этот свой образ девушка называла "Скорбящая сирота" и применяла его лишь раз в жизни - на похоронах родителей. В тот раз эффект она произвела потрясающий. Оставалось надеяться, что в могущественном канцлере громадной империи ещё осталась хоть капелька сочуствия, которой можно будет должным образом воспользоваться.

Вежливо представившись строгому дворецкому и объяснив ему цель своего визита, Катажина осталась ждать в малой гостиной. Всё в этом доме, от мраморной лестницы до гобеленов в гостиной, говорило о высоком происхождении его обитателей и о том положении, которое они занимают. Положении, позволявшем им быть на короткой ноге с императорской фамилией, позволявшем им руководить судьбами государства и тысяч людей вокруг. Положении, позволявшим им быть независимыми от казалось бы любых обстоятельств. Вся эта роскошная мебель, дорогие и черезвычайно редкие безделушки, старинные картины на стенах - всё олицетворяло тот образ жизни, который всегда хотела вести Катажина, и в то же время, всё то, что так истово и верно она ненавидела все эти годы. "Это я должна... нет, это я буду жить в этом доме, - повторяла она про себя, с трудом сохраняя на лице маску "бедной сироты", - и я не я, если не добьюсь своего! Они не стоят и мизинца моей руки!"

А ещё в этом доме чувствовались отголоски какой-то непонятной тревоги. Чувство было совершенно незнакомым, но в тоже время совершенно естественным, что пугало ещё больше.
Создавалось впечатление, что этот дом населен существами настолько опасными и непонятными, что сам дом боиться их появления.

- Что вам угодно? - задумавшись о своём, Кася пропустила появление юной номени, видимо, дочери хозяина дома. Изобразив на лице самую искреннюю свою улыбку, Катажина начала торопливо объяснять, что хотела бы увидеть герцога Барна по очень важному делу, но девушка с равнодушным лицом мраморной статуи, что стоят на центральной площади Аластора, ответила категорическим отказом. Герцог крайне занят и не может уделить номени ни минутки своего драгоценного времени.
Было что-то странное в этой неприступной гордячке. С одной стороны, перед Касей явно стояла богатая номени, дочь герцога, будущая жена и мать... Мозгов у таких не больше, чем у пресловутых коз, а уж гонору и самомнения - на десять завоевателей мира хватит. Но с другой стороны... С другой стороны, было в этой девушке что-то знакомое, родное. Что-то, что Кася с трудом могла понять, но всегда четко и ясно ощущала. Чувство схожести и родства, какое бывает только между двумя магами. Родства, которое перерастает либо в крепкий союз, либо в лютую ненависть.

Катажина попробовала ещё раз:
- Можно ли подождать? Я понимаю, что я невовремя. Но иногда выбирать не приходится, - неизвестно, что заставило суровую девушку изменить своё решение - очаровательная ли улыбка, сопровождавшая эти слова, или умоляющие нотки, умело вплавленные в тон просительницы, но она велела отвести Касю в приемный кабинет и гордо удалилась, не сказав ни слова на прощанье. Ну и ладно. Не больно-то и хотелось. Любите, когда перед вами унижаются, мадемуазель? Ничего, умный человек умен тем, что умеет ждать своего часа и не растрачивать силы понапрасну. С вами мы ещё разберемся.

Встречи с герцогом Барна так и не состоялось. В приёмную комнату вошёл статный молодой человек. Прислонившись к закрытой двери, он изучающе уставился на Катажину. Под подобным "раздевающим" взглядом молодая и неопытная дворянка просто обязана была почуствовать себя неловко, поэтому Кася поспешила опустить лицо и склониться в глубоком реверансе, выгодно демонстрирующим все достоинства её фигуры. Она уже поняла, что все её просьбы выслушивать будет именно этот стройный блондин и теперь поспешно меняла стратегию своего поведения.
- Виктуар де Барна, к вашим услугам, номени.
- Моё имя Катажина Риди. - запинающимся голосом произнесла она, - Я дочь покойного графа (барона???) Риди, скульптора... Для меня большая честь...
- Да что вы... Это для меня честь познакомится с такой очаровательной девушкой, тем более, что эта девушка - дочь величайшего художника нашего времени. Оставьте эти церемонии, я не столь суров и страшен как мой отец.
Кася робко улыбнулась шутке и позволила усадить себя в роскошное кресло. Расположившийся в соседнем кресле молодой человек, не сводил с неё своих внимательных глаз, но теперь в них отражалось любопытство и интерес, как-будто он уже всё решил для себя и заставить его отказаться от этих выводов будет непросто.
- Я понимаю, что пришла совершенно невовремя, в эти дни все мы скорбим... Я так сочуствую вашей семье...
- Да, все это очень печально. Я слышал, не так давно вас также постигла тяжелая утрата. От лица нашей семьи я хотел бы выразить соболезнования. Мой отец знал господина Буэно...
Кася поспешно опустила голову, якобы пытаясь справится с охватившим её горем, и принялась нервно теребить в руках конверт с письмом.
- Но, если я правильно понимаю, вы пришли по какому-то делу?
- Да, разумеется. Вот письмо от моего дяди, Максимилиана Клиша. Он считает, что мне необходимо как можно скорее выйти замуж и просит поспособствовать... просит составить мне протекцию ко двору. Я совсем никого не знаю в столице, а он всегда так занят... - к концу фразы голос девушки совсем угас. Катажина никогда не умела и не любила просить о помощи, так что эта неуверенность вышла у неё особенно живо.
- Для меня это не составит никакого труда, наоборот, будет очень
приятно оказать услугу столь очаровательной девушке - подчеркивая
слово "услугу", произнес он. - Уверен, что ваша красота заставит многих склонить головы.
Откровенно залюбовавшись радостно загоревшимися глазами, Виктуар
поднялся вслед за вскочившей Катажиной:
- О, спасибо, я и не могда надеяться... Как мне отблагодарить вас?
Он подошел к девушке почти вплотную, провел пальцем по щеке, заглянул в её бездонные глаза:
- Я надеюсь, что когда-нибудь я тоже смогу рассчитывать на вас, Катажина. Мир тесен. Возможно и мне понадобится ваша... услуга. Или помощь в свое время.

3 день месяца Гребня
Рунн, Шернбруннский дворец

Она была прекрасна. Нет, удивительна! Замечательна, обворожительна, бесподобна... Многие эпитеты переберал в голове Рыцарь, любуясь на Прекраснейшую из Принцесс. На свою Принцессу. Вдвоем они гуляли по саду среди ухоженных цветов и деревьев, но снова и снова он думал только о Ней. И о том, что даже самые прекраснейшие из цветов меркнут в сравнении с её красотой. Их окружали люди, много людей - фрейлины, дворяне - но Рыцарю и Принцессе было всё равно. В этот солнечный день они видели только друг друга. Принцесса кружилась от счастья, звонко смеялась, и этот смех звучал в Его ушах талантливейшей из мелодий. Вот Она обернулась к нему, вскинула тонкую руку в шелковой перчатке... Она зовёт Его, зовёт своего любимого, и Он откликается на этот зов...

-Да уж, нечастно в наш жестокий и бессердечный век можно увидеть такую физиономию! - звонкий девичий голос безжалостно ворвался в светлые мечты юного Филиппа Барна, смяв и растоптав сказку, в плену которой он находился, и оставив императорского пажа один на один с суровой реальностью. Случайно заглянув на балкон, откуда открывается такой прекрасный вид на сад, сестры Фьер застали там юного пажа, тайком наблюдавшего за своей императрицей.
- Ты права, сестричка, такое выражение лица заслуживает того, чтобы быть запечатленным в хрониках всемирной истории. Его нужно сохранить для потомков, чтоб никто не говорил, что в XXVII веке люди не знали любви! - голос Каэтаны Фьер так и сочился ехидством. Внимательно осмотрев мальчика с ног до головы и, видимо, удовлетворившись результатами осмотра, девушка смягчилась. - Не обижайтесь, Филипп, но вид у вас и вправду презабавный :)
Филипп нервно провел рукой по волосам - обычно аккуратно уложенная стараниями матушки или толпы сестриц и кузин, его светлая шевелюра пребывала в непонятном беспорядке, делая своего обладателя похожим на заигравшегося щенка. Залюбовавшись на свою возлюбленную, он совершенно забыл о том, что его могут увидеть, и теперь пожинал плоды своей непредусмотрительности. Мальчик попытался представить, как он выглядел пять секунд назад, и мысленно застонал. Коннлант и Ирр на голове, щеки горят незамным энтузиазмом, выпученные глаза похожи на тарелки из торжественного сервиза, что подаются в Южной столовой дворца Их Императорских Величеств, а сияние, которым они наполнены, с легкостью может соперничать с сиянием знаменитых на весь мир маяков в Аласторском заливе. "Хорошо хоть рот не открыт и язык оттуда не высовывается, - с досадой подумал юный паж, - а то окончательно был бы походил на папиного дога Бернара, когда к столу подают сливочный пудинг." При воспоминании о пудинге Филипп непроизвольно улыбнулся, и его настроение стремительно поползло вверх.
- Как я могу обижаться на вас, мадемуазель Каэтана! Скорее это я должен просить у вас и у мадемуазель Вероники прощения за то, что позволил себе пропустить появление двух таких прекрасных дам! - фразочкам, подобным этой, Филипп долго и старательно учился, наблюдая за Дироком де Ла Прадом, славившегося своими победами на любовном фронте. Рыцарь должен уметь не только драться, но и очаровывать Прекрасных Принцесс, без этого он не Рыцарь...
- Мы прощаем вас, - тоном королевы-матери произнесла Вероника и тут же весело рассмеялась, - но только при условии, что вы согласитесь нам позировать. Всегда хотела внести вклад в историю, а картина с вашим участием действительно потрясет мир, я в этом уверена! Мы назовём её... "Величие любви"!
- Ты хочешь написать картину? Никогда прежде не замечала за тобой тяги к живописи... - в голосе Каэтаны послышались удивленные нотки. - И потом, что значит "позировать нам?"
- Неужто ты ещё не поняла? Одной мне творить, пожалуй, действительно будет скучно. а вот в четыре руки мы с тобой справимся с чем угодно! - и Вероника заговощически подмигнула сестре.
- Вынужден вас разочаровать, милые дамы, - Филипп, с большим трудом, но всё-таки сумел вклиниться в этот, грозивший затянуться до бесконечности диалог, - то выражение лица, так поразившее вас, - явление уникальное. Вряд ли я смогу повторить её в точности, а тогда в чём смысл позирования? Не расстраивайтесь, пожалуйста, войдите в моё положение - я же тогда буду любоваться на двух прекрасных нимф! А это совсем иное.
Видя, что доводы рассудка не помогают и девушки всё равно недовольны, Филипп решил зайти с другой стороны:
- Ну прошу вас, несравненные, - пустил он в ход "тяжелое оружие", - я не могу вам позволить написать эту картину! Увидев меня, представителя великого рода Барна с такой "физиономией", народ подумает, что я сошёл с ума! Мой род будет навеки опозорен, а отец и братья будут вынуждены убить меня или отправить в лечебницу для душевнобольных! В ваших руках судьба древнего и могучего семейства... и одного его бесценного наследника! Прошу вас, сжальтесь над моей судьбой! - в довершение этой сцены Филипп ловко упал на колени перед ошеломленными девушками и попытался расцеловать подолы их платьев. "Отвлекающий маневр - очень важная военная стратегия, - однажды втолковывал ему кто-то из старших братьев, - ты заставляешь противника концентрировать силы и внимание на одном, тем временем умело скрывая другое." - Я буду вашим вечным должником, буду помогать вам во всех ваших... "прожектах"! Я обязуюсь...
В общем, он потом уже не помнил, чего там было пообещано. Главная цель была достигнута - Каэ и Вероника полностью забыли о "Величии любви". И это можно было считать неплохим достижением - при дворе они уже давно приобрели славу упрямых в достижении своих целей дам, и если какая-то идея запала в их прекрасные головки, заставить их бросить её было не так легко. Но Филипп мог гордиться собой: всего лишь один маленький рейд на дворцовую кухню, куда, по слухам, привезли какие-то удивительные сладости из Кирии, смог отвлечь сестер Фьер от увлечения живописью.
Выходя с балкона, Филипп успел незаметно бросить прощальный взгляд на императорский сад. Она уже ушла...

Что ж, будем надеяться, всё обойдется одними сладостями...

[+] [-]

Offline

ПЕЧАТИ и их свойства.
Полезная информация для пользователей и руководство по эксплуатации =)

Печатей 12. По легенде это части тела одного из богов, убитого людьми. После его смерти Боги, охранявшие мир от вторжения из вне, приняли решение жить жизнью смертных, передавая собственную силу своим смертным потомкам. Но дабы мир был защищен, разделили тело своего убитого брата на части, заключив в них осколки его духа, и создали из этого печати. Печати были облечены в материальную и простую для понимания форму, каждая печать стала ключом к узлу силы сдерживающему зло. Физическое разрушение любой из печатей значит разрушение такого узла.
Каждый из богов взял собой определенные Печати, что бы впоследствии передать потомкам с легендой о том, что они не должны быть разрушены.

Печати представляют собой 12 предметов. Изначально принадлежали:

Чаша – Нортми (сначала передана Церкви, Клинкам господним, в последствии разбита Императором Александром XVIII)
Узел- Гельва (изначально хранился в Гельве, потом разрублен Александром Завоевателем)
Ожерелье – Торнхеймы (сначала утеряна в междоусобных войнах, потом уничтожена перед строительством Шенбруннского дворца)
Полотно – Валевские (передано Церкви)
Кинжал - Флавио
Стрела – Скифия (ныне в Горыни)
Брошь – Конарэ
Перстень – Барна
Гребень - Иберо
Игла – Динштайн (передана Церкви)
Медальон – Индейцы
Фибула – Фрост

Свойства печатей:

1. Человек разбивший печать умирает, его жизненная сила полностью поглощается высвобождающимся осколком духа Молчаливого.

2. Печати стремятся к собственному разрушению, ибо тогда части духа заключенные в каждом из узлов высвободятся и снова станут целым.

3. Люди чувствуют печати по-разному:

а) Основная часть людей 98% вообще не видят разницы между ними и другими предметами и с печатями иначе как физического взаимодействия не имеют. Печати принадлежащие обычным людям «ищут» Носителя.

б) Люди, наделенные магическим даром, в основном дальние потомки богов, испытывают к печатям обычно несильное несознательное притяжение, такие люди могут стать Носителями или Владельцами печатей. Если это случается осколок духа живущий в каждой Печати может оказать достаточно сильное влияние на разум человека.
Между Владельцем и Печатью появляется довольно прочная связь, в своем роде основанная на том, что владеющий Даром при разрушении Печати может отдать ей большую силу, чем обычный человек. Поэтому Печать стремится остаться с Владельцем.
Забрать печать у Носителя можно только по его добровольному желанию. Попытка отобрать Печать силой в таком случае может стоить решившемуся на это рассудка или даже жизни.

и) Ищущие – как правило их очень мало, не больше двух-трех человек на поколение, они несут в себе кровь нескольких богов (Больших Домов) и самого Молчаливого и способны чувствовать печати на большом расстоянии, могут определить как они выглядят и остро чувствуют разрушение любой Печати. В непосредственной близости от печатей испытывают чувство необоснованной тревоги.

ИМПЕРСКИЙ СУД

Очередное ведомство – Имперский Суд. С тех пор, как император Валентин провел кодификацию, упорядочив старые имперские законы, и создав постоянно работающее ведомство, которое занималось законодательными инициативами, прошло почти тысяча лет. За это время имперские юристы проделали громадную работу, разработав теорию общеимперского права, которая легла в основу общей для всей Империи системы законов. Оставив провинциям большинство местных обычаев и традиций, они поставили их перед необходимостью отменить те из них, что противоречили Имперским законам.

«Имперские законы – самые справедливые законы в мире!» - это этот лозунг не лишен смысла. В них учтено почти все – но применяются они от случая к случаю. Грамотных судей в империи, к сожалению мало, и почти все они проживают в центральных областях страны.

Судебная система делится на четыре ветви, но здесь пойдет речь только о трех из них, ибо церковные суды не входят в компетенцию правительства, а управляются прямо из Ауралона. Это - Инквизиция – церковный суд по делам Веры. J Тем не менее – колдовство – это уголовное преступление, если не идет речь об отрицании Каспианской веры.

Остальные суды представляют собой строгую иерархию, где все подчиняется вышестоящим инстанциям.

Абсолютной судебной и законодательной властью обладает Император. Его решения не оспоримы, он может любым образом трактовать законы и составлять новые акты.

За ним следует Высокий Совет, состоящий из глав всех регионов, глав всех орденов, главы церкви, всех кардиналов, глав гильдий, представителя купечества, городских властей, армии и крестьянства. Он способен большинством голосов изменить решение Императора, если тот не дееспособен, или отсутствует как таковой. Отменить решение Совета может лишь действующий Император. Но Совет собирается крайне редко.

Далее идет Высший Суд, возглавляемый Манфредом де Нубэ. Высший суд состоящий из двадцати одного человека, назначаемых Императором обладает высшей компетенцией во всех делах, его решение может отменить только Император и Высокий Совет.

В дальнейшем компетенция разделяется:

Преступлениями и тяжбами занимается Общеимперский суд.

Делами гильдий и цехов занимается Гильдейский суд.

Военными делами занимается Военный суд.

Эти три ветви имеют в столице Высшие представительства, которые обладают высшей компетенцией в подсудных им делам.

Дальнейшая структура идет так – в каждом из регионов есть свои верховные представительства, а затем идут уже более мелкие суды. Дела, подпадающие по компетенцию общеимперских судов, могут разрешать разъездные судьи.

Главный судья Империи – Манфред де Нубэ, суровый и нелюдимый человек, любящий одиночество. Но, в его компетенции, справедливости и порядочности нельзя усомнится. Манфред среднего роста, блондин, карие глаза. У него двое детей. Исповедует экклесию.

Заместитель Верховного Судьи – Морис де Анфра. Один из самых ученых людей этого времени. У него четверо детей, но нелюбимая жена. Разводит лошадей. Сам он – высокий худой блондин с голубыми глазами. Экклесия.

Общеимперский Суд возглавляет Юстас Шоттель – суровый брамерец, любящий точность и строгость в исполнении. Среднего роста, блондин, серые глаза. Есть дети, жена умерла. Экллесиат.

Высший Трибунал при Генеральном Штабе, то есть, Военный Суд возглавляет полковник Пьер де Кламор – как и все судьи, суровый, но справедливый человек. Среднего роста, брюнет, голубые глаза. Множество детей, есть жена. Исповедует экклесию.

Гильдейский суд возглавляет – Бено Аламье, очень высокий и очень полный, голубоглазый брюнет. Отчаянно храбрый человек, обожающий верховую езду и вообще все что связанно с риском. Очень начитан и умен. Исповедует откровение. Нелюбимая жена и один сын.

Остальные члены правительства особой роли в нем не играют, ограничившись совещательными функциями. Армия имеет собственную структуру, как и университет.

МИНИСТЕРСТВО ДОРОГ И ПУТЕЙ

Одно из важнейших учреждений в Империи – Министерство дорог и путей. Еще императоры древности учредили пост смотрителя за имперскими дорогами. Когда легионы завоевывали мир, за ними шли строители дорог – обеспечивая доставку грузов, возможность даже в распутицу добраться из одного пункта в другой. Империя росла, вместе с эпохой открытий новых земель пришла и потребность постоянного морского сообщения – за всем этим и следит новое ведомство – в каком состоянии дороги, сколько новых кораблей заложено, и какими путями доставляются грузы…

«Препятствий в передвижении по Империи быть не должно!» - вот негласный девиз этой службы. Им в течение столетия удалось устранить одну из главных бед в Скифии.

Глава службы – Леонард Фабер, отец многочисленного семейства, в котором множество дочерей и лишь один сын. Дочерей Леонард старательно распихивает по всем уголкам Империи, используя при этом все возможности своей службы – лишь бы подальше. Но удается это плохо, ибо по каким-то необъяснимым причинам мужья дочерей Фабера довольно скоро отправляются в мир иной. Видимо, это родовое проклятие. Девушки возвращаются к отцу, и тому ничего не остается делать, как принять их. Паре девиц их этой фамилии даже удалось стать фаворитками Александра. Сам Леонард низковат, к тому же с возрастом облысел, глаза серые. Исповедует откровение, умерен в еде.

Заместитель министра – гельвиец Макс Клиш, ответственный за связь ведомства с Гильдией Воздухоплавателей, которая ввела в обиход новое понятие – воздушный транспорт. Макс Клиш, как и все гельвийцы, спокоен, уравновешен и точен словно часы. За все годы службы он ни разу не отступил рабочего графика, ни разу не болел, всегда выполнял, что ему поручили, независимо от объема работ. Макс низкого роста, волосы холотисто-русые, довольно упитан, глаза зеленые. Есть любовница, детей нет. Как и все гельвийцы – исповедует откровение.

Секретарь в этом министерстве – Лоренсо Умбро, ибериец. Поскольку иберийцы в этом столетии сделали больше всего географических открытий, то вполне естественно, что пост в министерстве путей и дорог, получил один из их соплеменников. Лоренсо в молодости изучил весь западный океан, он как никто другой знает, сколько времени занимает доставка грузов, и какими путями лучше воспользоваться, чтобы избежать бича западных вод – пиратов. Он высокого роста, худой, брюнет, карие глаза. У него трое детей, жена умерла. Экклесиат.

О календаре.
В свое время Мяукой была предложена на самом деле гениальная идея соотнести название месяцев с названиями печатей. Итак:

Январь - месяц Чаши
Февраль - месяц Фибулы
Март - месяц Полотна
Апрель - месяц Иглы
Май - месяц Узла
Июнь - месяц Перстня
Июль - месяц Стрелы
Август - месяц Ожерелья
Сентябрь - месяц Гребня
Октябрь - месяц Кинжала
Ноябрь - месяц Броши
Декабрь - месяц Медальона.

Если есть иные вариации на последовательность то можно высказываться. Думаю округлим каждый месяц до 30 дней что б не мучаться =)

Ночь с 30 числа месяца Фибулы на 1 число месяца Полотна.
Рунн. Особняк Клиша.

Ей снились кошмары.
Холодная, безжизненная рука, сжимающая стопку карт. Она слабеет, карты медленно падают на пол. И лишь последняя, самая важная для любого гадания, плавно и величественно опускается на груду своих товарок. Это Золотая Чаша Ома - древний символ грядущего испытания, всю горечь которого придется испить до дна.
Смена картинки.
Грань. Тонкая плёнка, отделяющая один мир от другого. Наш мир от их мира. Прозрачная грань, пока ещё невероятно прочная, но при определённых обстоятельствах готовая проломиться под ихнеистовым напором...
Смена картинки.
Ужасающие. Вызывающее отвращение и чувство брезгливости. И страх. О да, страх. Глубинный. Его нельзя побороть силой воли или уверенностью в собственных силах. Такой страх мгновенно лишает способности связно мыслить и превращает человека в беспомощно блеющее стадное животное. Нет, даже хуже - превращает его в жертву.
Смена картини.
Худенькая девушка в сбитой постели. Лоб покрыла испарина, липкая паутина страха и беспомощности обволакивает её тело, мешая двигаться и сопротивляться. Лицо исказила гримаса, раздается стон. Девушка слаба. Они побеждают, захватывают сознание шаг за шагом, ломают её волю, навязывают свою. Нет сил бороться...
Это сон или реальность?

Громкий крик острым ножом разорвал тишину мирно спящего дома. Послышался шум - просыпались его напуганные обитатели. Макс Клиш, слегка побаивающийся двоюродную племянницу, пытался отгородитсья от неё толпами слуг и служанок. Целый выводок горничных и гувернанток жил вместе с Кати в отдельном крыле дома, выделенном специально для неё. А так как педантичный гельванец давно редко кого опасался, количество прислуги превосходило все разумные пределы: три молодые горничные, две гувернантки, лакей и даже персональный повар. И вся эта толпа в едином порыве ввалилась в спальню госпожи:
- Что случилось? С вами всё в порядке? Мадмуазель Катажина! Вам приснился кошмар? Что это было? Кто кричал? Мне показалось, это был крик злобной баньши, клянусь останками Каспиана... Вам нужна помощь? - вопросы сыпались градом.
- Пошли ВОН!! - в бешенстве воскликнула Кати. - Безмозглые курицы! - изящная тщательно наманикюренная ручка метко запустила тапочком в замершую в дверях толпу. - Вон, я сказала!
Она уже успела приобрести репутацию "взбалмошной родственницы" и не вызывала большой симпатии у слуг и домашних. К счастью, большое наследство, обладательницей которого она стала, позволяло не волноваться о таких мелочах. Её никогда не волновало мнение прислуги, и она не трудилась скрывать свой резкий характер и редкие припадки бешенства от челяди. За это её, мягко говоря, не любили.

Когад все вышли, Кати проворно соскочила с кровати и подняла с пола старинную карту. К счастью, она была только одна, и не успела привлечь внимание многочисленных слуг. Карты Лимбо были запрещены специальным эдиктом папы ауралонского ещё 150 лет назад. Гадание на них приравнивалось к занятию колдовством и каралось сожжением на костре, но Катажина не боялась эдиктов. Она любила Лимбо и с удовольствием гадала на своей колоде, которой по праву гордилась. Девушка "случайно" стала обладательницей одной из старейших колод в мире. Неведомый или давно забытый художник со всем тщанием выгравировал на неизвестном материале - тонком и легком, но, одновременно с этим, неверояно плотном - чудесные рисунки. "Его наверняка сожгли потом, этого художника, - часто думала девушка, - сожгли в последней попытке спасти его навеки проклятую душу."

Мрачные образы страшных чудовищ всё ещё тревожили её, заставляя зябко ёжиться в хорошо прогретой комнате. Она уже видела их на старинных гравюрах, которые, как теперь было понятно, изображали чистую правду - за гранью своего часа ждали многорукие серые твари, ненавидевшие всё вокруг. Вспомнив те гравюры и то, что говорил её учитель, Кати подошла к своему страху с позиций разума.
"Мы сможем сделать то, что не удавалось ещё никому. Мы выпустим этих демонов на свободу и сможем управлять ими. Они нас не тронут. А судьба остальных? Кого волнует судьба будущих рабов?"

Катажина встала и прошлась по спальне. Комната напоминала жилище сказочной принцессы. Огромный платяной шкаф, битком набитый роскошными нарядами на все случаи жизни. Гобелен на стене, в пастельных тонах отражающий прелестные сцены из жизни пастухов и пастушек. Тяжелые бархатные портьеры, создающие в комнате уютный полумрак. Изящный туалетный столик, сплошь заставленный бесчисленными скляночками с парфюмом и косметическими средствами.
Рука Катажины сама потянулась к пузатой баночке из зеленого стекла. В ней содержалась мазь, успокаивающая нежную кожу дворянки. Каждый вечер перед сном, Катажина накладывала эту мазь на веки и скулы, чтобы наутро выглядеть великолепно. О побочных эффектах этой мази никто не догадывался. Она усиливала природные способности ведьмы, в частности, спобности к прорицанию. Она должна была увидеть одну из печатей, но что-то пошло не так. Мрачные демоны и проклятья не были предусмотрены программой, и от них надо было спешно избавляться. Рецепт зелья Кати записала со слов одной старой остаррикской колдуньи, к которой Ашзер отправлял девушку "попрактиковаться". "Дряхлая дура небось все напутала, - раздраженно подумала Кати. - Придётся всё исправлять самой."

На это ушёл остаток ночи. Избавившись от следов своего труда, девушка довольно потянулась, и легла в кровать. Она обожала победы. Любые, даже самые маленькие. Справившись с какой-нибудь задачей, онаприходила в состояние почти детской радости. Неудивительно, что служанка, пришедшая будить молодую номенку двумя часами позже, долго умилялась искренней и чистой улыбке, игравшей на устах её госпожи.

А вообще все это вместе, и многое и многое другое, можно найти вот здесь:

http://fantasyclub.ru/forum/index.php?board=28;action=display;threadid=360;start=0

Союз нерушимый владетельных герцогств
Мечом Александр Великий сплотил;
И город родной своего царства сердцем
На веки веков гордо провозгласил.

Славься, Империя, Богом хранимая,
Лучших людей ты ведешь за собой!
Счастием полная, несокрушимая,
Славься, страна, мы гордимся тобой!

От гор на востоке до западных прерий
Живут, уважая Имперский закон.
Здесь каждый в Спасителя нашего верит,
И каждый властитель с наукой знаком.Славься, Империя, Богом хранимая,
Лучших людей ты ведешь за собой!
Счастием полная, несокрушимая,
Славься, страна, мы гордимся тобой!

С нами Фьеры, с нами Нортми;
Изысканное общество я вижу в эти дни.
Здесь правит дипломатия, любимая жена обмана.
Серьезные беседы: торговля и казна,
И сколько до победы, и кому она нужна...
Но тут кто-то сказал: "Пойдем к Лианне!"

Лианна? А кто это - Лианна?

А что это за девочка и где она живет?
Давайте-ка пропустим её на трон вперед,
А после всей компанием возьмем да и придем к Лианне!
Красиво одевается, красиво говорит,
А если заскучает, а если захандрит -
Вот тогда мы всей компанией возьмем да и придем к Лианне!

Вот Диего, вот Эстерад,
И наблюдать друг друга ни один из них не рад.
Пока никто не умер, признаться, это как-то странно...
Уже видны их шпаги и их шансы на успех.
Ссылаясь на бумаги, Император строит всех,
А после говорит всем: "А пойдем к Лианне!"

Лианна? А кто это - Лианна?

А что это за девочка и где она живет?
Давайте-ка пропустим её на трон вперед,
А после всей компанием возьмем да и придем к Лианне!
Красиво одевается, красиво говорит,
А если заскучает, а если захандрит -
Вот тогда мы всей компанией возьмем да и придем к Лианне!

С нами Каэ, Анжи и Рон,
А ее брат Рауль из фляжки тихо цедит ром,
Хоть при его деньгах он мог бы принимать из рома ванны...
Дамы танцуют, Эдвар пьет,
А Дирок де ла Прад что-то приятное поет...
Эй, Дирок! А спой Лианне!

Лианна? А кто это - Лианна?

А что это за девочка и где она живет?
Давайте-ка пропустим её на трон вперед,
А после всей компанием возьмем да и придем к Лианне!
Красиво одевается, красиво говорит,
А если заскучает, а если захандрит -
Вот тогда мы всей компанией возьмем да и придем к Лианне!

И я пошел, но Страд пинками выбросил меня из зданья...

Южное солнце, песка по колено,
Но мы – Имперцы, войско без пленных!
Нами командует сам Ипсиланти.
Что ж вы, язычники? Ну-ка, достаньте!
Пенятся волны под килем драккара.
Будет пиратам суровая кара.
Артур из Фростов шутить не умеет –
Много веревок на многие шеи.
За океаном, в бескрайних пампасах,
Встретил Диего индейские массы,
И уж не первый сановный индеец
Зубы ломает о южных гвардейцев.
…А в кабинете шенбруннском темно.
Девочек портит, хлебая вино,
Наш молодой и спесивый правитель.
Нужен ли войску ТАКОЙ покровитель