Князь проснулся примерно через час по ее уходе. Я услышал через стену
его стон и тотчас побежал к нему; застал же его сидящим на кровати, в
халате, но до того испуганного уединением, светом одинокой лампы и чужой
комнатой, что, когда я вошел, он вздрогнул, привскочил и закричал. Я
бросился к нему, и когда он разглядел, что это я, то со слезами радости
начал меня обнимать.
- А мне сказали, что ты куда-то переехал на другую квартиру, испугался
и убежал.
- Кто вам мог сказать это?
- Кто мог? Видишь, я, может быть, это сам выдумал, а может быть, кто и
сказал. Представь, я сейчас сон видел: входит старик с бородой и с образом,
с расколотым надвое образом, и вдруг говорит: "Так расколется жизнь твоя!"
- Ах, боже мой, вы, наверно, уже слышали от кого-нибудь, что Версилов
разбил вчера образ?
- N'est-ce pas? Слышал, слышал! Я от Настасьи Егоровны еще давеча утром
слышал. Она сюда перевозила мой чемодан и собачку.
- Ну, вот и приснилось.
- Ну, все равно; и представь, этот старик все мне грозил пальцем. Где
же Анна Андреевна?
- Она сейчас воротится.
- Откуда? Она тоже уехала? - болезненно воскликнул он.
- Нет, нет, она сейчас тут будет и просила меня у вас посидеть.
- Oui, прийти. Итак, наш Андрей Петрович с ума спятил; "как невзначай и
как проворно!" Я всегда предрекал ему, что он этим самым кончит. Друг мой,
постой...
Он вдруг схватил меня рукой за сюртук и притянул к себе.
- Хозяин давеча, - зашептал он, - приносит вдруг фотографии, гадкие
женские фотографии, все голых женщин в разных восточных видах, и начинает
вдруг показывать мне в стекло... Я, видишь ли, хвалил скрепя сердце, но так
ведь точно они гадких женщин приводили к тому несчастному, с тем чтоб потом
тем удобнее опоить его...
- Это вы все о фон Зоне, да полноте же, князь! Хозяин - дурак и ничего
больше!
- Дурак и ничего больше! C'est mon opinion! Друг мой, если можешь, то
спаси меня отсюдова! - сложил он вдруг предо мною руки.
- Князь, все, что только могу! Я весь ваш... Милый князь, подождите, и
я, может быть, все улажу!