Свет «Во мраке»

Фильм о Холокосте выдвинут на «Оскар»

Слепящий свет. На 10 февраля намечена всеамериканская премьера фильма Агнешки Холланд «Во мраке» («Укрытые»), выдвинутого Гильдией американских кинокритиков на «Оскар» в номинации «Лучший фильм на иностранном языке».

В день, когда был объявлен шорт-лист премии, режиссер получила благодарность от президента Польши. The New Times расспрашивал, как создавался фильм об одном из трагических эпизодов Второй мировой войны.

«Во мраке» («Укрытые») — тридцать третья картина Агнешки Холланд и ее третий фильм о Холокосте. Главный герой, Леопольд Соха, рабочий-водопроводчик из Львова, оккупированного нацистами, обнаружил в тоннеле канализации группу евреев, которые пытались спастись бегством во время ликвидации гетто. Помог им спрятаться в подземном лабиринте, потребовав за это немалые деньги. Согласился помочь им пересидеть погром, пока не улягутся события в городе наверху. И нисколько не скрывал своего циничного расчета: кончатся деньги — тогда можно будет сдать евреев в гестапо.

Но бизнес на крови неожиданно обернулся для него чем-то совершенно непредвиденным: Соха проникся глубоким состраданием к евреям. Боль сжимает сердце, глубоко проникает в неразвитое сознание, расширяя его до такой степени, что Соха едва не утрачивает инстинкт самосохранения. А война не кончается, евреев ищут, украинские полицаи лютуют.

И наступает день, когда у беглецов кончаются деньги и драгоценности, а Соха неожиданно для себя понимает, что не может оставить этих людей на верную гибель. Он начинает покупать еду для них на свои деньги, переводит их с места на место, спасая от украинского гестаповца Бортника, который вот-вот возьмет след. Так проходит год. Осталось чуть-чуть дожить, но весенний ливень заливает канализацию. И Леопольд Соха совершает еще один героический поступок: на глазах у всех открывает люк, чтобы выпустить воду, и прыгает в канализацию, увлекая за собой гестаповца, который видит спрятавшихся людей. Провидение на его стороне: гестаповец тонет, Соха остается жить.

Своими глазами

Дебютант-сценарист Давид Шамун рассказывал, как началась эта история. Почти десять лет назад он прочел несколько слов в газете, выходящей в Торонто, о новой книге «В канализации Львова» писателя Роберта Маршалла. Давид встретился с автором, получил согласие на экранизацию, а потом восемь (!!!) лет работал над сценарием.

История увлекла его и занесла в украинский ныне Львов, где он пытался посмотреть своими глазами на те места, о которых речь в книге, потом в Германию, на студию Бабельсберг, потом к известным голливудским режиссерам и продюсерам.

Имя Агнешки Холланд ему назвали в Британии. Агнешка дважды отвергла сценарий. И оба раза потому, что продюсеры намеревались делать фильм англоязычным. Она, живущая во многих культурах одновременно, настаивала на одном: учитывая особое место и время, о котором повествует фильм, всем героям следует говорить на родном языке. Ей уступили, и у Агнешки зазвучала многоязыкая симфония: польский, немецкий, идиш, украинский. Сегодня видно — это был единственный способ создать достоверную атмосферу. Агнешке удалось восстановить специфический акцент львовского польского языка, который называется смешным словом «балак».

Приношение Мареку

Оператор картины Иоланта Дулевска — человек с уникальным опытом и знаниями в теме Холокоста. Это она в начале 90-х нашла в архивах кинопленку, снятую немецким офицером в Варшавском гетто. Реставрировала ее и села смотреть вместе с одним из руководителей восстания в гетто, великим человеком Мареком Эдельманом. Ее фильм «Восстание в Варшавском гетто глазами Марека Эдельмана» был удостоен многих мировых наград.

И не случайно в первом кадре своей игровой ленты Агнешка Холланд, которая была другом Марека и его семьи, ставит на переднем плане немецкого оператора с маленькой кинокамерой. А Дулевска показывает его — вот он, безымянный фашист, благодаря которому мы можем рассмотреть, как нас убивали. Лица не видно, оно скрыто камерой, но глазок камеры есть, и он смотрит на нас. И снимает, как еврею стригут ножом бороду, а потом выдергивают клок бороды вместе с клоком кожи… Нет преувеличения ни в одном кадре: это все было и есть в кинохронике.

Иоланта Дулевска в обращении к прессе написала: «Я ставила кадр, следуя ряду условий: сделать мрак метафорой, образом бытия еврейского сообщества во времена Холокоста. А главный герой Леопольд Соха — католик, который добровольно решил взять на себя ответственность за жизнь евреев, — должен быть освещен иначе, не так, как остальные герои. Так, чтобы свет был с ним всегда, даже во мраке».

Образ запертого пространства наиболее точно передает состояние ограниченного сознания, в котором мы пребываем, пока не пронзит нас любовь, от которой разрывается сердце, раскалывается череп, чтобы выпустить, выбросить сноп света из себя… Так, как это происходит с главным героем.

Зрителя ждет нелегкий опыт: ему предстоит войти в подземелье и два с половиной часа задыхаться вместе с героями. Там, под землей, жизнь — одна из узниц рожает мальчика. Прямо под костелом, где распевают молитвы во славу другого еврейского мальчика, распятого на кресте…

Соха потрясен. Он приходит домой и рассказывает жене о своих евреях, о младенце, родившемся там, где и жить-то нельзя. И жена раздумывает: «Евреи…»

— «А что евреи? — перебивает Леопольд. — Наша Богородица тоже еврейка!» Жена немеет от этой новости — и решает взять ребенка. Мальчика, сына, о котором мечтал Соха: «Скажу, что сестра родила и уехала, оставила нам…» Когда же Соха спустится в канализацию, окажется, что женщина задушила своего младенца, чтобы он плачем не выдал схрон и не погубил всех…
„
Чего смотрите? — с укором говорит землякам Соха. — Что, людей не видали?.. Да, это мои жиды! — с гордостью добавляет он. — Мои жиды!
”
Пронзительна сцена молитвы — внизу и наверху в одно и то же время люди обращаются к Богу. Чумазые и истощенные в канализации слышат ангельские голоса сквозь тонкую мембрану потолка-пола и так обнаруживают, что скитания в подземном лабиринте привели их на центральную площадь города, под главный костел. А тем временем настает день еврейской Пасхи, и самый изможденный человек подземелья раскладывает крошки еды и читает главную молитву евреев — благодарение Всевышнему за то, что ангел смерти прошел мимо его двери. Невероятная сцена, когда на фоне смрада и мрака возносятся слова, славящие Создателя.

«Мои жиды»

Мы будем с ними до победы, пока не раздастся русская речь: во Львов входит Красная Армия. Усталый, счастливый Леопольд Соха с облегчением открывает тяжеленный чугунный люк в центре города и выводит на белый свет группу грязных, бледных, зажмурившихся, словно кроты, исхудалых людей. Вытаскивает детей.

Взрослых обносит стопариком водки и пирогом, который испекла его жена и вынесла на подносе на улицу, прямо к люку. И жители Львова с нескрываемым изумлением оторопело смотрят на группу спасенных евреев. «Чего смотрите? — с укором говорит землякам Соха. — Что, людей не видали?.. Да, это мои жиды! — с гордостью добавляет он. — Мои жиды!» И повторяет с интонацией счастливого изумления и восторга: «Мои!»

Это его устами говорит режиссер фильма Агнешка Холланд. И неторопливо уводит героя и весь кадр в слепящий свет, который заполняет экран. И по этому белому чистому сиянию пишет черным страшную фразу о том, что через год Леопольда Соху сбил насмерть пьяный шофер и весь город говорил: «Это его Бог покарал за то, что он прятал жидов».