
Ты плачешь, милая, не плачь,
Хоть и боюсь, что ты меня разлюбишь,
Но, может, время не палач,
Гублю тебя, и ты меня ведь губишь.
Ее по имени окликнуть я боюсь,
Из-за плеча увидят, как я плачу.
Я мокрый весь, как влет подбитый гусь,
Упавший в озеро с дробинками в придачу.
Ой, девушка, опять нам врозь "гудеть",
И плакать, соревнуясь в ржавой хляби,
По одиночке арию не спеть,
И не сыграть фокстрот на баобабе.
И написал три слова я тогда
На той открытке праздничного толка.
И ты поверила? Поверила ты. Да!
Словам кипчакским раненого волка.
И ты заплакала. Заплакала ты. Да.
И кто причина этих слез фатальных?
Хочу с тобой быть рядом я всегда,
Хотя б застежкою на туфлях твоих бальных.
Вчера я плакал, плакал я вчера,
И думал о тебе, припоминая
Твои слова и с грустного пера
Летели рифмы, жалобно рыдая.
Мне тяжело. Тебе же тяжелей.
Ведь я мужчина. Сердце мое крепче.
Кричу тебе: гляди повеселей,
И хочешь, обопрись на мои плечи!
Да, ты страдала, сильно, как всегда
Страдают девушки, такие есть законы,
Редеет облаков какая-то гряда,
И в небесах летают Фаэтоны.
Заставил, кажется, тебя я пострадать,
Что ж, хорошо, страданье очищает,
Не вздумай лишь отмщенье мне воздать,
Уже отмщен, и к горлу подступает:
Забыла или помнишь ты меня -
Вот два глагола. С вечною судьбою
Они идут дорожкой, семеня,
С надутою от важности губою.
Я остановлен вдруг на полпути,
Еще немножко - мы бы были вместе,
Но стрелки замерли на где-то без пяти,
От полужениха к полуневесте.
И неужели будет мне возмездье?
Но ты ведь любишь грешного меня,
И на двоих одно у нас созвездье,
Оно мерцает, стрелами звеня.
Томительно ты смотришь на меня,
Сейчас заплачу, вместе мы заплачем,
Друг друга в прегрешеньях не виня,
Коль если что-нибудь на этом свете значим.
Меня ты любишь или нет, скажи.
О, сколько раз, писал я эти строки,
Моей души сгорают этажи,
Твоих ответов истекают сроки.
И весело тебе глядеть,
Как я с потухшими глазами,
Сумел так быстро присмиреть
Тоски сраженный тормозами.
И ты уехала, в глазах твоих стояла
Такая неизбывная тоска,
Что часто-часто застучала
Сиреневая ласточка виска.
И ты, прищурившись, не хочешь
Порадовать раба степей,
И сердце ему пилкой точишь,
Присыпав пухом тополей.
Смотри, он истечет внезапно,
И некому уж будет в масть
Тузами брызгать. Может, завтра
Он вздумает с тоски пропасть?
Да ты смеешься надо мною!
Зачем же так меня ломать?
Неужто сам тому виною
И самому теперь страдать?
Не ной, дружище! Что ж, не ною,
Мне только плохо, так сказать.
И я страдаю, да, я так страдаю!
А ты смеешься? Нравится тебе,
Как я тут, извиваясь, пропадаю,
И кровь течет по порванной губе?
Нет, я не груб, тоскую просто я,
А ты, ты написать письмо не хочешь,
Ты хочешь, чтоб я ползал, как змея,
И кожу с иероглифами точишь.
Что ж, я змея, точней, усталый змей,
Во мне нет яда, сдал тебе оружье,
Со мною справится ледащий воробей
И хищно вспорет клювиком подбрюшье.
Ты напиши хотя б полстрочки,
Прошу тебя, зачем ты так?
Хотя б поставь четыре точки,
Просыпь на поле черный мак.
Я думал, ты напишешь мне,
Но ты опять не написала,
На валтасаровой стене
Дымятся три инициала:
Тебя люблю, хочу я повторять
Слова простые, древние, как вечность,
И даже рифму стоит ли искать,
Когда стоит за нами бесконечность?