Портрет Джованны Торнабуони

                                                              Доменико Гирландайо  

                                                                                                                              1488

Музей Тиссена-Борнемисы, Мадрид

Доменико Гирландайо (1449—1494) — художник Раннего Возрождения, точнее — перехода от Раннего к Высокому, еще точнее — художник упадка кватроченто, как называется итальянский, особенно флорентийский XV век.

«Флоренция была колыбелью кватроченто и его саркофагом»,— писал в «Обрезах Италии» историк искусства Павел Муратов (1911 год). И продолжал: «Кватроченто выражает свое содержание в накопленных им вещественных образах. У этой эпохи нет стремления к глубине, она может показаться бедной идеями и прозрениями. Данте (XIV век.— В. А.) увлекает наше воображение в подземные пропасти или уносит его к небесным сферам... его мысль всегда уходит от поверхности земли. Но кватроченто как раз больше всего любило землю... Содержание кватроченто исчерпывается таким простым понятием, как жизнь в мире. Никогда человечество не было так беззаботно по отношению причины вещей и никогда оно не было так чутко к их явлениям. Мир дан человеку, и так как это — малый мир, то в нем драгоценно все, каждое движение нагого тела, каждый завиток виноградного листа, каждая жемчужина в уборе женщины. Для глаза флорентийского художника не было ничего малого и незначительного в зрелище жизни. Все составляло для него предмет познания.

Но знание вещей, к которому стремился человек кватроченто, нисколько не похоже на то знание, которое составляет гордость нашего века... Там, где мы видим общее и, значит, всегда чужое, там художник кватроченто видел особенное и свое! Это сделало возможным торжество индивидуализма во флорентийском искусстве и флорентийской истории. К этой истории едва ли даже можно подходить с безличным собирательным понятием о народе. Может быть, единственным верным рассказом об истории Флоренции в XV веке был бы рассказ о судьбе каждого из ее обитателей...»

Так вот, Гирландайо и был одним из них — счастливых обитателей счастливой Флоренции, о которой говорил с нескрываемым восторгом: «Прекрасная, гордая своими победами, своими ремеслами, своими зданиями, она наслаждается обилием всего, здоровьем и миром».

Его подлинное имя — Доменико ди Томмазо Бигорди. Считается, что его отец — искусный золотых дел мастер — настолько прославился выделкой ювелирных украшений для флорентийских женщин, что был ими прозван Ghirlandajo, то есть «изготовитель гирлянд», и прозвище это стало фамилией его сыновей и внуков. Подростком Доменико работал вместе с отцом и готовился унаследовать его ремесло, однако, по словам Вазари, «постоянно упражняясь в рисунке», «зарисовывал всякого, кто только ни заходил в мастерские, схватывая сходство на лету», и вскоре ни у кого не осталось сомнений, что его призвание — живопись.

 

Это, как ни странно, почти всё, что мы знаем о жизни Гирландайо. Вазари, не жалеющий слов для похвал его живописи, крайне скуп на детали биографии. Учителем Гирландайо был живописец и мозаичист Алессо Бальдовинетти, чьей главной работой была роспись капеллы кардинала Португальского в Сан Миньято. В его манере еще сохранялось что-то архаичное, какая-то наивность прошлых времен; фресковую живопись он понимал как простое украшение храма. И надо сказать, тот же недостаток структурной связи между настенной росписью и концепцией архитектурного пространства в какой-то мере присущ и работам Гирландайо. Впрочем, Бальдовинетти известен еще и особым вниманием к пейзажу; его даже называли (не без преувеличения) первым пейзажистом во Флоренции. Что ж, мы и у Гирландайо встречаем глубокие дали, реки, холмы, деревья, скалы, средневековые башни с узкими окнами, а также фрагменты античных колоннад, которые он, будучи в Риме, изучал и зарисовывал, а затем во множестве фресок вписывал в тосканский пейзаж, Вообще, соблазны оригинальности не искушали его; ни сильной воли, ни самолюбия у него, наверное, не было. Он был — «как все». Хотя, естественно, талантливее многих. Он покорно следовал художественным тенденциям и даже поветриям своей эпохи. Например,— писал советский искусствовед В. Н. Лазарев,— «когда во Флоренцию (в конце 1470-х годов.— В. А.) был привезен знаменитый алтарный образ Гуго ван дер Гуса, исполненный для богатого флорентийского купца Портинари.. у флорентийских живописцев открылись глаза на красоты нидерландской живописи». Увлекся ею и Гирландайо. Он перенял «сияющие краски» ван дер Гуса, но вовсе не был затронут его пафосом. Он едва ли испытывал потребность наставлять, учить и спасать мир. Ему, подчеркивал Лазарев, «не хватало темперамента и творческой фантазии. На всем его искусстве лежит печать прозаизма». Сказано верно, хотя и не очень доброжелательно.

Можно, пожалуй, согласиться и с Муратовым, назвавшим Гирландайо «посредственностью» (разумеется, если принять во внимание, что для Муратова, влюбленного в кватроченто, и посредственность гениальной эпохи несла на себе отблеск гениальности). Короче, главное в Гирландайо, что определило его творческий облик,— это духовная трезвость и духовная обыкновенность (очень обаятельная черта, если, конечно, не связана с пошлостью и скудоумием). В живописи Гирландайо много тонкости и какая-то особенная печаль, которую трудно определить словами. Он, кажется, понимал (а скорее, чувствовал), что возможности искусства не беспредельны и художник не может ничего, кроме как написать хорошую картину, и поэтому он должен стараться писать хорошо и больше ни на что особенно не рассчитывать.

Вот краткая хронология основных работ Гирландайо: 
1475 год— фрески соборной-церкви в Сан-Джиминиано; 
1480 год — фреска «Призвание к апостольству Петра, и Андрея» в Сикстинской капелле; 
1483— 1485 годы — сцены из жизни святого Франциска Ассизского в церкви Санта-Тринита во Флоренции; 
1486—1490 годы— росписи в церкви Санта-Мария-Новелла (из жизни Иоанна Крестителя и Девы Марии).

Широчайшую известность у флорентийцев доставило Гирландайо его обыкновение помещать в церковно-исторических изображениях портреты современников (в качестве зрителей или свидетелей события) для увековечения памяти о них. Гирландайо обыкновенно облекает фигуры зрителей в тогдашний обычный костюм и окружает их богатой флорентийской архитектурой. На его фресках мы видим его самого, его отца, братьев, Давиде и Бенедетто, много помогавших ему в работе, Бальдовинетти, правителя Флоренции Лоренцо Медичи, мыслителей и поэтов Анджело Полициано и Марсилио Фичино и еще других, бывших гордостью флорентийского Ренессанса.

Джованна Торнабуони, урожденная дельи Альбицци, изображенная на этом грустном портрете, написанном в 1488 году, не сыграла никакой исторической роли, как, скажем, Симонетта Веспуччи. Она была обычной флорентийской матроной: рыжие, по моде того времени, волосы, роскошная одежда, несколько служанок вокруг. И при этом - неземное спокойствие, сдержанность, как будто посреди средневековой Флоренции на мгновение все замерло. Портрет Джованны Гирландайо писал за несколько месяцев до ее кончины, однако ни тени рокового предчувствия мы не замечаем на ее лице, и от этого становится немного не по себе.

"Если бы искусство могло передать ее душевные свойства и добродетель, ни одна картина в мире не была бы более у прекрасной" - вот что написано на стене за ее спиной по-латыни. Разве это не так?)

                                                         http://krugozor.org/