А потом подул ветер. Он проник в мою сгустившуюся кровь и зашумел в голове - так причудливо, бессвязно, неразборчиво бормочет поднесенная к уху морская раковина. И вдруг его смутный шепот превратился в низкий, глухой, но вполне человеческий голос, и я даже смог разобрать слова.

- О чем ветер поет

В пустом сердце моем?

О том поет, что огонь

Сжег все в сердце моем...
По моим щекам текли слезы, они обжигали кожу, а потом застывали, замерзая на ледяном ветру, и я знал, что вместе с соленой влагой из меня утекает жизнь. Тихая песенка, которую принес ветер, стала моим "самурайским мечом" - единственным и неповторимым оружием, которое мне действительно подходило, поскольку оно не требовало ни мужества, ни твердости. Не нужно было делать последний и решающий героический жест - достаточно слушать и плакать, и ждать, просто ждать...

- О чем ветер поет

В пустом сердце моем?

О том, что вечный лед

Сковал сердце мое...

- И это правда, - горячечным шепотом говорил я ветру. - Все правда, все правда, дружище! Так оно и есть...
вдруг песня оборвалась, а я понял, что кто-то трясет меня за плечо. "Ну вот, - устало и обреченно подумал я, - в кои-то веки собрался умереть, и не дают, гады! Сейчас мне придется доказывать, что я не пьян, и меня не нужно арестовывать за нарушение общественного порядка..." Я обернулся и увидел перед собой озабоченное хмурое лицо Шурфа Лонли-Локли. "Макс, - спрашивал он, - где ты взял эту гадость?"