Все камни, которые когда-либо играли роль в моей жизни, встают и обступают меня.
***
Ни один не выдает себя, и в этом единодушии все похожи на озлобленных слепцов, что бредут, держась за грязную веревку - кто обеими руками, ктоодним пальцем, но все с суеверным ужасом перед бездной, в которую каждый должен упасть, как только исчезнет общая поддержка, и люди потеряют друг друга.
***
Веселый женский смех донесся ко мне через стену из соседнего ателье.
Смех. В этих домах веселый смех. Во всем гетто нет ни одного человека, который умел бы весело смеяться.
***
Книга говорила мне, как говорит сновидение, только яснее и значительно отчетливее. Она шевелилась в моем сердце, как вопрос.
Слова струились из невидимых уст, оживали и подходили ко мне. Они кружились и вихрились вокруг меня как пестро одетые рабыни, уходили потом в землю или расплывались клубами дыма в воздухе, давая место следующим. Каждая надеялась, что я изберу ее и не посмотрю на следующую.
***
Каждый звук, который раздается в мире настоящего, порождает много откликов, как каждая вещь бросает одну большую тень и много маленьких; но эти голоса были без всякого эхо - они давным-давно отзвучали и развеялись.
***
Во мне оживает загадочная легенда о призрачном Големе, искусственном человеке, которого однажды здесь в гетто создал из стихий один опытный в каббале раввин, призвал к безразумному автоматическому бытию, засунув ему в зубы магическую тетраграмму.
И думается мне, что, как тот Голем оказался глиняным чурбаном в ту же секунду, как таинственные буквы жизни были вынуты из его рта, так и все эти люди должны мгновенно лишиться души, стоит только потушить в их мозгу - у одного какое-нибудь незначительное стремление, второстепенное желание, может быть, бессмысленную привычку, у другого - просто смутное ожидание чего-то совершенно неопределенного, неуловимого.
***
Все, все в мире, майстер Пернат, игра в шахматы!
***
На земле часто поступок хороший и честный ведет к таким же последствиям, как и самый дурной, потому что мы, люди, не умеем отличать ядовитого семени от здорового.
***
Говорят, что голубой василек может навсегда потерять свои цвет, если на него упадет тускло-желтый, серый отблеск молнии. Вот так навсегда ослепла душа старика в тот день, когда вдребезги разлетелось его счастье.
***
Шеи вытягиваются, и к танцующей паре присоединяется еще одна, еще более странная. Похожий на женщину юноша, в розовом трико, с длинными светлыми волосами до плеч, с губами и щеками, нарумяненными, как у проститутки, опустив в кокетливом смущении глаза,-- прижимается к груди князя Атенштедта.
Арфа струит слащавый вальс.
Дикое отвращение к жизни сжимает мне горло.
***
-Ужасают только призраки - "кишуф". Жизнь язвит и жжет, как власяница, а солнечные лучи духовного мира ласкают и согревают.
***
И серебряное зерцало, если бы оно обладало способностью чувствовать, ощущало бы боль только тогда, когда его полируют. Гладкое и блестящее, оно отражает все образы мира, без боли и возбуждения.
***
- Кто пробудился, тот уже не может умереть. Сон и смерть -- одно и то же.
***
В Талмуде сказано: "прежде, чем Бог сотворил мир, он поставил перед своими созданиями зеркало, чтобы они увидали в нем страдания бытия и следующие за ними блаженства. Одни взяли на себя страдания, другие - отказались, и вычеркнул их Бог из книги бытия". А вот ты идешь своим путем, свободно избранным тобой, пусть даже неведомо для тебя: ты несешь в себе собственное призвание. Не печалься: по мере того, как приходит знание, приходит и воспоминание. Знание и воспоминание -- одно и то же.
***
Весь ряд событий в жизни есть тупик, как бы широко и доступно они не располагались.
***
- Вся жизнь не что иное, как ряд вопросов, принявших форму и несущих в себе зародыши ответов, и ряд ответов, чреватых новыми вопросами. Кто видит в ней нечто другое, тот глуп.
***
-Вы думаете, что наши еврейские книги просто по прихоти написаны только согласными буквами? Каждый должен для самого себя подыскать к ним тайные гласные, которые открывают только ему одному понятный смысл -- иначе живое слово обратилось бы в мертвую догму.
***
Существует предание, что однажды три человека спустились в царство тьмы, один сошел с ума, другой ослеп, и
только третий, Рабби-бен-Акиба, вернулся невредимым и рассказал, что он встретил самого себя. Вы скажете, что многие, например, Гете, встречали самих себя, обычно на мосту или вообще на какой-нибудь перекладине, переброшенной с одного берега на другой, смотрели сами себе в глаза и не помешались. Но это была только игра собственного сознания, а не настоящий двойник: не то, что называют "дыхание костей", "habal garmin", о котором сказано: "как нетленным он сошел в могилу, в костях, так и восстанет он в день последнего суда".
***
Через минуту все стало тихо. Как в гробу.
И во мне тоже.
***
-Ненависть? Ненависть, этого недостаточно. Слово, которое могло бы выразить мое чувство к нему, надо еще придумать. Да и ненавижу я по существу не его. Я ненавижу его кровь.
***
-Человек с чувством стыда должен говорить спокойно, не с пафосом, как проститутка, или - или поэт.
***
-Так глубоко ненавидеть, как я, мы можем только то, что является частью нас самих.
***
Слово "взять", я думаю, он знает только по книгам. А когда он первого числа возвращается из ратуши, его обступают нищие евреи, зная, что он любому из них сунет в руку все свое скудное жалование, чтоб через два дня вместе со своей дочерью начать голодать. Старая талмудическая легенда утверждает, что из двенадцати колен, десять проклятых, а два святых. Если это так, то в нем два святых колена, а в Вассертруме все десять остальных, вместе взятых.
***
Я потушил свет и, не раздеваясь, бросился на постель. Считал удары своего сердца: раз, два, три, четыре - до тысячи, и опять сначала -- часы, дни, недели, как мне казалось, пока мои губы не высохли, и волосы не встали дыбом: ни секунды облегчения.
Ни единой.
Я начал произносить первые попадавшиеся слова: "принц", "дерево", "дитя", "книга". Я судорожно повторял их, пока они не стали раздаваться во мне бессмысленными, страшными звуками из каких-то доисторических времен, и я должен был напрягать все свои умственные способности, чтоб вновь осмыслить их значение: п-р-и-н-ц?... к-н-и-г-а?
Не сошел ли я с ума? Не умер ли я?.. Я ощупывал все вокруг.
Встать!
Сесть на стул!
Я бросился в кресло...
Хоть бы смерть, наконец, пришла!
Только бы не чувствовать этого бескровного страшного напряжения!
"Я-не-хочу... я-не-хочу,-- кричал я.-- Слышите?!"
Бессильно я откинулся назад.
Я не мог ощутить себя живым.
Не будучи в состоянии ни думать, не действовать, я уставился взором вперед.
***
Две чашки весов -- на каждой половина вселенной -- колеблются где-то в царстве первопричины, мерещилось мне,-- на какую я брошу пылинку, та и опустится.
***
Мы, люди, не чисты, и часто требуется долгий пост, пока не станет внятен тихий шепот нашей души.
***
"Трусливая, льстивая, жадная до убийства, больная, загадочно преступная натура",-- я явственно слышал, каково должно быть о нем суждение толпы, подступающей к его душе со своими слепыми фонариками, этой нечистоплотной толпы, которая нигде и никогда не поймет, что ядовитый шиповник в тысячу раз прекрасней и благородней полезного порея.
***
Страшной смертью умер он, господин доктор Харусек. Он сам лишил себя жизни. Его нашли на могиле Аарона Вассертрума мертвым, грудью к земле. Он выкопал в земле две глубокие ямы, перерезал себе артерии и всунул руки в эти ямы. Так и истек он кровью. Он, очевидно, помешался, этот господин...
